Часть вторая. Свидетельство Густава Аниаса Хорна (Книга первая)
Часть вторая. Свидетельство Густава Аниаса Хорна (Книга первая) читать книгу онлайн
Спустя почти тридцать лет после гибели деревянного корабля композитор Густав Аниас Хорн начинает вести дневник, пытаясь разобраться в причинах катастрофы и в обстоятельствах, навсегда связавших его судьбу с убийцей Эллены. Сновидческая Латинская Америка, сновидческая Африка — и рассмотренный во всех деталях, «под лупой времени», норвежский захолустный городок, который стал для Хорна (а прежде для самого Янна) второй родиной… Между воображением и реальностью нет четкой границы — по крайней мере, в этом романе, — поскольку ни память, ни музыка такого разграничения не знают.
Внимание! Книга может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних чтение данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕНО! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту [email protected] для удаления материала
…Змию, которого каждый из нас прячет в своем чреве… Здесь в качестве кишечника представлен змей-искуситель, соблазнивший Еву.
207
<b>Свидетельство I (наст. изд.), комм. к с. 317.</b>
И ложь, я готов признать, — нечто в такой же степени демоническое, что и ее оборотная сторона. См. комментарий на с. 775 («Я нашел, что представленная матросам оборотная сторона событий…»).
208
<b>Свидетельство I (наст. изд.), комм. к с. 319.</b>
…ни капли марка… Марк — французский бренди; изготавливается главным образом из выжимок, получаемых от производства красных вин.
209
<b>Свидетельство I (наст. изд.), комм. к с. 319.</b>
…брачный покой умерших… Совместное захоронение Аугустуса и дочери Старика соответствует алхимическим стадиям «Соединение» и «Смерть». Юнг цитирует такой алхимический текст (Психология переноса, с. 195):
(Если белая жена сочетается браком с красным мужем,
Заключают они друг друга в объятия, а обнявшись, совокупляются,
Друг в друге растворяются, друг другом совершенствуются,
Так что они, которые были двумя, становятся как бы одним телом.)
«Красновато-черная» кожа была у Аугустуса (см. выше, с. 284).
Рисунок с изображением стадии «Смерти» Юнг комментирует следующим образом (Психология переноса, с. 208, 213):
Мертвое тело, оставшееся после празднества, является уже новым телом, hermaphroditus (смесь Гермеса-Меркурия и Афродиты-Венеры). По этой причине половина тела, изображенного на алхимических иллюстрациях, — мужская, вторая половина — женская… <…> Смерть означает полное уничтожение сознания и стагнацию психической жизни — в той мере, в какой последняя способна к сознательности. Столь катастрофическое завершение, служившее предметом ежегодного оплакивания в настолько многих местах (ср., например, плач по Лину, Фаммузу и Адонису), несомненно должно соответствовать некоему важному архетипу… <…>
Алхимики утверждают, что смерть есть в то же время и зачатие filius philosophorum [сына философов]… <…>
На язык психологии данная мифологема переводится следующим образом: соединение сознания или эго-личности с бессознательным, персонифицируемым анимой, порождает новую личность, состоящую из них обоих… <…> Новая личность — не нечто третье, стоящее посередине между сознанием и бессознательным: она — и то и другое, вместе взятые. Будучи трансцендентной по отношению к сознанию, она уже не может называться «эго», но должна получить наименование «самости». <…> Она — тот «символ единения», которым вкратце выражается тотальное объединение противоположностей.
В другом месте Юнг отмечает (Психология и алхимия, с. 335–336), что царский сын (regius filius) есть «омоложенная форма Короля-отца»; «мужской, духовный принцип света и Логоса, который, подобно Нусу гностиков, погружается в объятия физической природы (Физис). Следовательно, [его] смерть представляет нисхождение духа в материю».
210
<b>Свидетельство I (наст. изд.), комм. к с. 321.</b>
…Малаха Га-Мовета. См. комментарий в кн.: Деревянный корабль, с. 239.
211
<b>Свидетельство I (наст. изд.), комм. к с. 321.</b>
Потом разошлись на четыре стороны света и принялись молча молиться, как если бы были свечами, которые сгорают медленным огнем для умерших. «Монахини», возможно, соответствуют четырем древнеегипетским богиням, защищавшим канопы (сосуды с внутренностями умершего): Исиде, Нефтиде, Мут и Нейт.
212
<b>Свидетельство I (наст. изд.), комм. к с. 322.</b>
Отроги своей бороды этот человек с помощью раскаленных щипцов превратил в шесть завитых прядей, по три с правой и с левой стороны. Юнг так описывает рисунок «Фонтан Меркурия», открывающий алхимическую книгу «Rosarium» (Психология переноса, с. 148):
На внешней стороне резервуара имеются шесть звезд, вместе с Меркурием представляющих семь планет или металлов. Все они как бы содержатся в Меркурии, поскольку он — pater metallorum [отец металлов]. Когда он персонифицируется, то оказывается единством семи планет, Антропосом, чье тело и есть мир, — подобно Гайомарту, из чьего тела перетекают в землю семь металлов. Меркурий выступает матерью семи, а не только шести, также из-за своей женственной природы, ибо он сам — собственный отец и мать, (как-то неубедительно здесь, ведь комменитуется шесть…)
213
<b>Свидетельство I (наст. изд.), комм. к с. 322.</b>
Тело <…> куталось в плащ из тонкой черной материи… <…> Голову доктора прикрывала такого же цвета шляпа в виде тележного колеса. Чудовищные поля шляпы — вместо спиц и колесного обода; выпяченная часть, облегающая череп, — вместо неподвижной печальной ступицы. Под «черной материей» имеется в виду, может быть, первоматерия, то есть, согласно Юнгу (Психология переноса, с. 124–125), содержание подсознания. Согласно алхимическим описаниям (Юнг, Психология и алхимия, с. 332), это «черная, магически плодородная земля, которую Адам принес из Рая; ее называют также антимониум и описывают как „черное, чернее чем черное“ (nigrum nigrius nigro)». В той же книге Юнг пишет (с. 330): «Приведенные цитаты ясно показывают, что алхимики пришли к весьма ценной идее: Бог — в материи». Янн будто хочет представить эту идею в буквальной наглядности…
Что касается колеса (шляпы-колеса), то это важнейший сквозной символ трилогии. О «колесе судьбы» рассуждает, например, отец Густава ( с. 235): «Он только видел, что преступнику постоянно грозит опасность, и знал по опыту, что, как правило, преступник в конце концов попадает под колесо судьбы». В городе Баия-Бланка Густав и Тутайн живут в гостинице дуэньи Уракки де Чивилкой (которая, как вдова, тоже ассоциируется с первоматерией, см. выше, с. 793). Музыкальный автомат в гостинице украшен движущимися изображениями тележного колеса (телеги) и мельницы, и с этим автоматом Густав как бы вступает в борьбу. Сама хозяйка гостиницы носит, подобно доктору, «большую, как колесо, шляпу из тончайшей соломки, украшенную пышным страусиным пером» ( с. 175), а дальше эта шляпа так и названа «шляпой-колесом» ( с. 175). Наконец, сам Аугустус погибает под лопастями пароходного винта, а в следующей главе ( с. 438), мы столкнемся с рулем — «тяжелым латунным колесом гребного винта». О (двойном) круге, пересеченном крестом, как мандоле, то есть модели мироздания, см.: Деревянный корабль, с. 468–469. «Ступицей колеса» можно считать, наконец, сказку о Кебаде Кении и описание рисунков на хрустальных стаканах кока — оба рассказа содержатся в срединной, пятой, главе «Деревянного корабля».
Колесо — еще и характерный атрибут галльского Юпитера. Как пишет Широкова (Мифы кельтских народов), «Большинство ученых [интерпретирующих кельтскую мифологию. — Т. Б.] считают колесо и колесницу астральными символами, в частности символами солнца. Некоторые же рассматривают колесницу как повозку, на которой разъезжает бог грома, а колесо — как символ молнии». Гальский Юпитер, Таранис, — громовержец (вспомним, что эпизоду с доктором предшествует описание страшной бури, с. 272–274). Ему, по сообщению Лукана, жертвовали человеческие головы (там же). Впрочем, отождествления кельтских богов с римскими неустойчивы. Тараниса средневековые комментаторы иногда называют не Юпитером, а Диспатером, римским богом подземного мира (там же). Широкова говорит о «смешивании образов и функций кельтских богов», о «впечатлении, что за всеми ними стоит единый бог» (там же).