Часть вторая. Свидетельство Густава Аниаса Хорна (Книга первая)
Часть вторая. Свидетельство Густава Аниаса Хорна (Книга первая) читать книгу онлайн
Спустя почти тридцать лет после гибели деревянного корабля композитор Густав Аниас Хорн начинает вести дневник, пытаясь разобраться в причинах катастрофы и в обстоятельствах, навсегда связавших его судьбу с убийцей Эллены. Сновидческая Латинская Америка, сновидческая Африка — и рассмотренный во всех деталях, «под лупой времени», норвежский захолустный городок, который стал для Хорна (а прежде для самого Янна) второй родиной… Между воображением и реальностью нет четкой границы — по крайней мере, в этом романе, — поскольку ни память, ни музыка такого разграничения не знают.
Внимание! Книга может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних чтение данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕНО! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту pbn.book@yandex.ru для удаления материала
Я хотел бы сплетать в одну гирлянду непрерывно каплющие часы, образующие тот поток, который схватил меня, и вынес во внешнее пространство, и погрузил в ядовитую влагу, непрерывно погружал в ядовитую влагу непознаваемого бытия, пока мое отвращение к себе не возросло настолько, что инстинкт самосохранения лишь с трудом поддерживал во мне бренное существование. См. описание соответствующей стадии алхимического делания («Погружение в купель») у Юнга (Психология переноса, с. 188, 191–192):
Погружение в «море» означает solutio — «растворение» в физическом смысле и одновременно (согласно Дорну) решение проблемы. Это — возврат к исходному состоянию тьмы, к околоплодным водам в матке беременной женщины. <…> «Эта смрадная вода содержит в себе все, в чем нуждается». <…> Странствие по «ночному» морю представляет собой своего рода descensus ad inferos — сошествие в Ад и скитание по стране призраков, где-то вне этого мира, за пределами сознания, — то есть погружение в бессознательное.
152
<b>Свидетельство I (наст. изд.), комм. к с. 252.</b>
Я не хочу лгать. Как Янн рассказал Мушгу (Gespräche, S. 88–89), в 1913 году, после первого побега из дома и признания родителям в любви к своему другу Готлибу Хармсу, он принял решение никогда больше не лгать:
Свое обещание я держал. Что навлекло на меня ужасное время, единственным достоинством которого было то, что оно продлилось недолго. Я следовал этому принципиальному решению никогда больше не лгать: ни на словах, ни в чувствах, а также — заметьте — избегать умалчивания как лжи. <…> Я продержался около десяти недель. Я говорил всё, что считал правильным, — подумайте, что это значит для подростка, переживающего кризис взросления! Это была катастрофа. <…> Совершенная правдивость равнозначна распаду экзистенции, ее разложению на составные части. Мой отец пришел к выводу, что я ненормален и меня надо поместить в больницу. Он отправился к нашему домашнему врачу и попросил его понаблюдать за мной.
Наступил день, когда я — как нормальный человек, каким оставался все время, — ясно осознал невозможность такого поведения. Я отказался от него, а вместе с ним выбросил за борт и все свое христианство.
В «Перрудье» Зигне бросает — в первую брачную ночь, так и не соединившись с ним, — своего мужа Перрудью именно потому, что он ей солгал (точнее, умолчал о том, что убил соперника). Быть может, и этот рассказ, и рассказ об убийстве Эллены в «Реке без берегов», и история сестры Матье, задушенной его другом Гари, в «Это настигнет каждого» — образные описания одного и того же события: разрыва Янна с христианской (во всяком случае, гармонизированной, отрицающей «низменные» чувственные инстинкты) нравственной традицией на пороге перехода к взрослой жизни. Хайн, брат Зигне, обвиняет свою сестру в излишней гордости (см.: Деревянный корабль, с. 485). Негр Гари, воплощающий «дикую» чувственность, тоже убивает сестру Матье (ее зовут в романе то Момке, «сияющая мысль», то Агнете, «непорочная»), потому что рядом с ней чувствует себя униженным. В написанном Янном синопсисе фильма по мотивам романа об этом говорится так (Это настигнет каждого, с. 118–119; курсив мой. — Т. Б.):
Поскольку к брату она
[Момке. — Т. Б.]
Оттого что Момке не скрывает своей к нему
[матросу Гари. — Т. Б.]
При первой же возможности он, подкараулив сестру друга, остается с ней наедине. Они вступают в словесную перебранку, и дело кончается тем, что Гари убивает девушку.
Отмечу сразу, что это убийство не изображается в фильме непосредственно. <…> Преступление, следовательно, показывается в фильме как череда воображаемых картин.
А вот как рассказывает об убийстве (в романе) сам Гари (там же, с. 358):
Я всего лишь убил твою сестру. Она ради меня разделась, легла на землю. Когда ее чувства, хотя она была готова меня принять, вдруг обратились в полную противоположность, я испугался, почувствовав себя беспомощным, униженным; но я только отвернулся от нее и намеревался уйти. Когда же она начала оскорблять моего отца, человека, которого я никогда не видел, но любил, как никакого другого <…>, — тогда душа моя окаменела; и я стал ничем. <…> Я, как социальное существо, опустился на самое дно… Короче, я натянул кожаные перчатки, обернулся, упал на колени рядом с головой Агнеты… Внезапно, как если бы был внезапно надломившимся деревом. И задушил ее. И, еще делая это, знал, что она не достойна любви, она — только теплый футляр для драгоценности моих чресл. Знал, что ты, брат, станешь теперь моим возлюбленным… потому что только с тобой я действительно могу слиться.
Мне кажется, что одно из подтверждений такой трактовки упомянутых сцен «убийства» (в романах «Река без берегов» и «Это настигнет каждого») — маленький обособленный фрагмент того же романа (Это настигнет каждого, с. 362–363):
<b>Студент</b>
в самом начале разговаривает с мальчиком о бессмысленности закона. «Иудейского». То есть не учитывающего физиологических предпосылок поведения. У мальчиков после окончания полового созревания — величайшая потребность в любви. Ужасно, что подросток, которому не исполнилось и четырнадцати, физически уже вполне развит. Пусть мальчик пообещает, что у студента из-за него не возникнет никаких неприятностей. Противоположность между застенчивыми и кокетничающими подростками. Первые скрывают свои подлинные переживания, лгут. Вторые, сами того не подозревая, проповедуют новую форму язычества, официально давным-давно упраздненного.
Имя мальчика: Емельян Трубецкой (дедушка — связь с русской революцией 1905 года).
153
<b>Свидетельство I (наст. изд.), комм. к с. 253.</b>
Нарастающее отчаяние неизбежно закончилось бы прыжком в Бездонное. Но руки Тутайна подхватили меня. Ср. окончание сновидческой новеллы Янна «Свинцовая ночь» (Это настигнет каждого, с. 114–115):
Потом он упал. Он почувствовал, что опрокидывается назад. Но неотвратимое падение замедлилось: сила гравитации как будто не действовала. Между тем, Матье понимал: вовсе не закон притяжения превратился в свою противоположность: просто его, падающего, кто-то подхватил. Тот, кто отвернулся от него, когда он ступил в этот город, теперь снова был здесь.
154
<b>Свидетельство I (наст. изд.), комм. к с. 253.</b>
Но Тутайна я, хотя вообще-то очень боюсь мертвецов, не боюсь. Я все еще чувствую единство с ним, чувствую, что он — самое сильное во мне, что без него я был бы слабаком. Что именно он из моих ничтожных задатков и внутренних соков выманил наружу человека, который пережил эту авантюру и выстоял в ней, сохранив человеческое достоинство. В пьесе Янна «Томас Чаттертон» ангел Абуриэль, «приставленный» к поэту Чаттертону, говорит ему (Томас Чаттертон, с. 119):
Я лишь рабочий инструмент; а для тебя незнакомец, чей путь пересекся с твоим: довесок к твоему бытию. Хочу я от тебя только одного: чтобы ты выстоял.