Гера

– Прости, Весна... Я не могу сейчас думать об этом, – говорит Аня, пытаясь сменить тему.

– Нужно думать. Мужчины – это самое главное, – высказывает та свое убеждение.

         Аня пожимает плечами.

– Может...

         Сейчас самое главное – солнце, которое просвечивает зелень. Главное ее жизнь. Ее новая жизнь. Ее будущее. Как никогда хочется верить в лучшее и надеяться на счастье.

         Когда Весна выходит, оставив ее одну, Аня тянется к сумочке и ищет блокнот с номерами телефонов. Но в нем нет номера Герасимова. Она думала, что потом, как-то в другой раз запишет. Но другого раза не получилось.

         Она не знает его номера. Не знает, где он и жив ли. Знает только, что сама жива, что хочет его увидеть, и знает, что это невозможно.

         Снова ловит взглядом солнечные лучи. Она вернется на Родину, в Киев... Они обязательно встретятся. Она найдет его.

         Сейчас ей хочется этого больше всего на свете.

2. ИЗМИТ

         Когда Аня и Дарко вышли в город, солнца уже не было. Вдруг потянулась череда хмурых дней, задождило, потом подсохло, но солнце, уснувшее в тучах, не торопилось раздаривать свои золотые лучи.

         Ане, уже начавшей подниматься с постели, не терпелось пройтись по турецким улочкам – оставить на память городу свои следы, прежде чем навсегда исчезнуть отсюда.

         Весна купила одежду. Не очень угадала с размерами, но Аня, примерив брюки и джемпера, почувствовала себя тонкой, стройной, гибкой и очень живой. Живой более, чем она была в Багдаде. Дарко тоже обрадовался перемене.

– Ты совсем красивая, – сказал ей по-русски.

         Между собой брат и сестра говорят по-сербски, но Аня понимает плохо, потому что не особо прислушивается: ее мир уже начал отделяться от мира сербской подруги Весны.

         Дарко подает ей руку, чтобы она увереннее чувствовала себя, ступая по тротуару.

– Я жил в этом городе три года. И еще проживу неделю. И больше не буду никогда, – говорит, оглядывая улицы.

– Жаль...

         Уезжать всегда жаль. Потому что – как бы там ни было – человек возлагает на город какие-то надежды, и даже если уезжает к чему-то лучшему, это значит, что здесь его мечты не осуществились. Дарко просто работал в отеле, потому что неплохо знал английский, немного русский и довольствовался не самой высокой зарплатой. Но ведь он мог встретить в этом городе свою судьбу. Мог, но не встретил. И в погоне за своим счастьем вынужден лететь в далекую Австралию – в надежде, что его судьба ждет его там. А если не ждет?

– Жаль, – повторяет Аня.

– А ты... решила уже, куда поедешь?

         Дарко останавливается на аллее парка и садится на скамью, выпуская ее руку.

– Решила. В Киев.

– В Киев? Значит, домой...

         Он с минуту думает о чем-то.

– Там очень низкий уровень жизни, радиация в воздухе и преступность. Ты это знаешь? Каждый третий человек умирает от рака. Там Чернобыль. Украинцы грубые и тупые. Я встречал много украинцев в Чехии. Они работали, как скот, за копейки. И воровали.

– Я тоже украинка, – говорит Аня без обиды. 

– Зачем тебе туда ехать?

– Там мой дом.

– Дом не всегда бывает хорош.

         Если дом не хорош... тогда, может быть, хорош этот город, который совсем недалеко от Стамбула? А может, хорош Стамбул? А между тем откуда-то несет смрадом целлюлозной фабрики. И Стамбул помнится Ане не как древняя столица мировых империй, а как город торгашей и лавочников. И в этом парке с высокими кипарисами тоже нет ничего удивительного... Удивительно только то, что она выжила и оказалась в этом парке. А Киев – дом, который она никогда не теряла, как улитка не в силах потерять свою ракушку. Дом, который всегда с ней, который не надо искать, из которого она никогда не уезжала.

         Из вежливости Аня соглашается:

– Да, я знаю. Дом не всегда бывает хорош. Я уехала в двухтысячном году, когда было совсем нехорошо. Говорят, сейчас многое изменилось. Сейчас лучше. Я уверена, что сейчас лучше.

         Солнце все-таки начинает проглядывать из-за серых облаков.

– Мне хочется тебе пообещать, что все будет чудесно. Но я беженец. Я нищий. Я ничего не могу тебе дать. Я даже не могу остаться с тобой.

         Аня смотрит пораженно.

– Остаться?!

– Но если только ты захочешь – я останусь.

– Здесь? В Турции?

– Где угодно. Я могу поехать с тобой в Киев.

– И умереть от рака?

– Не шути так. Пока ты болела, я молил Бога, чтобы ты выжила и у меня был шанс сказать тебе это. День, когда ты пришла в себя, – самый счастливый день в моей жизни. Я понимаю, что беден...

– Дело не в этом!

         Разговор тяготит. Может, в ней, сейчас, здесь Дарко видит свою судьбу. И если она отведет глаза – он ее потеряет, и никогда не будет счастлив.

– Мне не нужна Австралия! Я хочу остаться с тобой.

         Аня вдруг начинает улыбаться. Берет его за руку...

– Останься со мной, пожалуйста. На одну ночь... Это моя просьба. Я очень давно не была с мужчиной. Я все забыла. Я хочу вспомнить... 

         Теперь и его мысли переключаются, и взгляд становится растерянным.

– Разве тебе можно?

– Я жива. Почему нет? Я хочу вспомнить, Дарко...

– Это может повредить тебе...

         Она мотает головой.

– Я хочу, Дарко. Пойдем прямо сейчас в какой-нибудь отель!

– Но я люблю тебя! Я не хочу, чтобы так...

– Я хочу!

         Она зажимает ему рот ладошкой. Он удерживает ее руку и целует. А потом приникает к ее губам.

         Она чувствует его чужим. Это очень странно – чувствовать чужого человека так близко, чувствовать его ритм внутри себя... Его тело кажется ей хрупким и ненадежным. После трех холодных лет в пустыне секс с Дарко – это даже не намек на настоящую близость.

         Тогда, встретив Герасмова в Багдаде, она побоялась быть с ним, потому что хотела застраховаться от разочарования. А теперь разочарование захлестывает с головой. Аня закрывает глаза, чтобы не видеть желтый потолок дешевого номера.

         Ничего хорошего. Но и ничего плохого. Аня даже не может решить, приятен ей Дарко или неприятен. Эксперимент над собой не дает никакого результата.

– Мне жаль, что тебе не было хорошо, – говорит Дарко, обнимая ее в вечерних сумерках.

– Мне было очень хорошо. Очень. Я запомню этот вечер в Измите на всю жизнь. У меня очень хорошая память. И мы не прощаемся: есть Интернет, почта, самолеты...

– Мы прощаемся, – понимает Дарко.

         И тогда Аня целует его в остывшие губы и говорит:

– Спасибо.

3. ДОМ

         Киев – не очень шумная столица. Аня бродит по незнакомым улицам. Непохоже ни на Турцию, ни на Ирак. И на ее родной городишко – тоже мало похоже.

         Киев полон маршруток, супермаркетов, бутиков и закусочных. Европа? Пластилиновая Европа, слепленная наспех из обломков старого и фрагментов нового города. И ее жизнь кажется здесь пластилиновой – плавной, без резких линий разрывов.

         Она здесь уже второй месяц. Живет почти в центре и встречается с разными людьми. Тратит деньги, но не получает особого удовольствия.

         И только прожив два месяца в Киеве, уже в зимнем декабре, решается приехать в родной дом. Тот же снег, что и в детстве. Словно и не уезжала никогда, никуда.

         Просто ей уже не семнадцать. А она продолжает приглядываться к мальчишкам на улицах, словно к своим ровесникам, пытаясь узнать среди них Герасимова.

         Стучится в покосившуюся калитку, не зная, жива ли бабушка. Никто не выходит. И Аня думает, что здесь уже могут жить посторонние, чужие люди.

         Не лает собака, не слышно ничьих шагов. Аня стучит громче. Потом открывает калитку и проходит во двор. Идет по скрипящему снегу к дому... Дом прежний, немного обветшалый, но прежний – ее родной дом. Она барабанит пальцами по стеклу и видит, как чья-то рука отодвигает занавеску.