Гера

– Не надо. Это давнее дело. Гром уехал уже.

– Уехал? Об этом я ничего не слышала, – она покачала головой.

21. ГРОМ И МОЛНИИ

– Ты можешь оставить меня одного? – Сашка упирается взглядом в Леку, и она невольно пятиться к двери.

– Я должен подумать, – добавляет он хмуро.

         Что тут думать? Вспоминается растерянный взгляд Грома после того покушения, его скользящие жесты, его неуверенность.

         Всю жизнь Гром пытался нажить денег. Это была его единственная цель. На пути к этой цели он сметал все преграды без особых раздумий.

         Лучше не делить на двоих то, что можно не делить. Гром не знал о диске, но на всякий случай решил докопаться до самого-самого дна: а вдруг там лежит золотая монетка. Потом отступил. Только и всего – отступил на время, похлопал Сашку по плечу и сделал вид, что прощается. Гром? Зная о том, что ставки возрастают с каждым днем? Гром выбыл бы из игры? Никогда!

         И всем об этом известно. Даже Витковскому. И из Москвы Сашку отпустили скорее всего потому, что знали: слишком много свидетелей, и кто-то лишний.

         А кем был всегда Гром? Посредником между посредниками? Удачливым сутенером? Не больше.

         И вдруг Сашка споткнулся в своих мыслях об это «был». Был? Был. Гром сам себе вычеркнул. Гром допустил ошибку – пошел против Сашки, пошел против команды. И напрасно.

Сашка сжимает кулаки. Гром – единственный человек, на кого он мог положиться. Но Гром – пусть даже наугад – копал глубже, никому никогда не доверял, никого не брал в расчет. Тем более – ни во что не ставил их дружбу. Самая продажная шкура из всех продажных шкур в мире.

Сашка набрал его номер машинально. И Гром ответил тоже как-то машинально.

– Ну, че там у тебя?

         А потом словно осекся, вспомнил.

– Я завтра лечу. Из Борисполя.

– Я провожу тебя.

– Да ну…

         Не летит, – решил Сашка. – Врет. Как обычно, держит его, своего бизнес-партнера, за полудурка.

– Хочу тебя проводить…

– В десять утра рейс. Давай!

         И Гром отключается. А Сашка остается с мобилой, зажатой в кулак. Ну, допустим, завтра будет какой-то рейс… под какой фамилией летит Гром, неизвестно. По паспорту не пробить… Но завтра… завтра… Сашка все равно проводит его – в последний путь. Он его из-под земли достанет. С самого его денежного дна. Найдет, на какую бы глубину Гром ни нырнул. Этого требуют законы его перевернутой жизни.

         А Аня… Аня далеко от всего этого. Пусть… живет себе – ничего о нем не зная. Или – пусть земля будет ей пухом.

         Утро Сашка встречает  в аэропорту «Борисполь». Об обмане Грома знали все – все, кроме Сашки. Значит, и о финале этой истории должны узнать все. А потом – пусть все пойдет прахом…

         Гром, к Сашкиному удивлению, ровно в половине десятого входит в здание аэропорта. Сашка видит, как он оглядывается беспокойно, а потом набирает чей-то номер. И у Сашки звонит мобильный. Совсем за лоха его держит – решил, действительно, попрощаться.

         Сашка отделяется от толпы и подходит.

– Гром… Улетаешь?

         Гром выглядит растерянно, и похоже на то, что ему не хочется улетать и горько.

– Я просто… я думаю, что вернусь потом, – говорит он тихо. – Когда все уляжется.

– Когда я найду концы?

– Ну, и это тоже…

Регистрация на рейс «Киев-Париж» уже объявлена, Гром с тоской поглядывает в сторону табло.

– Я уже нашел. Позже прокуратуры, правда, – говорит Сашка спокойно.

– И что?

         Гром отводит взгляд от пассажиров, проходящих мимо него с багажом. 

– Неужели ты думал, что я позволю вот так… со мной обойтись, как с последней шлюхой?

– То есть?

– Проверять меня, подсылать тупых ментов, искать в моих карманах, не завалялось ли чего?

         Теперь Гром оказывается в явном замешательстве. Ничего подобного от Сашки он не ожидал.

– Просто я считал тебя другом. Несмотря ни на что, – роняет Сашка.

– Уже не считаешь? – спрашивает Гром тоже спокойно и кивает. – Не знаю, кому это нужно, Гера… но тебе… Но ты… Херня этот наезд! Жизнью своей клянусь – не я. Зря ты так подкинулся.

– Жизнью уже не клянись…

         Гром успевает еще раз оглянуться на табло с номером рейса.

         Выстрел из пистолета не производит особого шума. Гром просто оседает на пол. А Сашка отступает и теряется в толпе.

         Спустя три секунды начинается паника. В это время Сашка уже выходит. Берет такси. И видит бегущих ментов…

         Навстречу по трассе несутся машины с мигалками. Мимо. Дороги еще не перекрыты.

         Но все эти дороги никуда не ведут. Это кольцевые дороги между местной милицией, прокуратурой, СБУ и ФСБ России. Сашка уезжает на другую квартиру и ждет. Ждет, ждет…

         Потом звонит Лека…

– Гера, как ты? 

         Лека – полезная девочка. Еще пригодится. Но это тоже – просто остановка на его кольцевой.

– Нормалек.

– Ты слышал, что Громова убили?

– Слышал.

– В аэропорту.

– Слышал.

         Она почему-то умолкает.

– Ты хорошо себя чувствуешь? – спрашивает через секунду.

– Что-то в висках стучит.

– Мне приехать?

– Завтра.

– Ну, бывай!

         Он больше не звонит в далекий госпиталь. Ее там нет. Ее никогда не было. Это его мираж. Он идет к нему много лет и удаляется от него все дальше. Это призрак, а не женщина. Просто призрак его несбыточной мечты о несуществующей любви, о другой жизни, о теплом лете снежной зимой.

         Зато есть другие женщины, есть его обычная жизнь, есть его кольцевые дороги. Дело сделано. Что толку теперь переживать?

         Но в висках, действительно, стучит. Словно мыслям тесно в голове и не очень уютно. Сашка распахивает все окна, входит снежная зима и метет прямо на ковер, наводя в Сашкиной квартире свои порядки. И голова остывает.

         Он просыпается от озноба. Закрывается, наконец, от ледяной ночи, цепляясь за остатки тепла остывших батарей. Включает камин.

         Господи! Он убил своего друга! Друга, которого спасал не один раз, и который не раз сам спасал его жизнь. Не для того, чтобы оправдаться перед ФСБ, не для того, чтобы отомстить, а для того, чтобы доказать самому себе свою силу. И от этого кольцевые дороги затянулись петлей на шее и душат.

         Не осталось тепла в этом городе. Не осталось для него тепла во всем белом свете.

22. ШУБИН

         Он стучит прямо в дверь. Для Шубина нет дверей, которые бы не открывались. Он стучит в дверь квартиры, о которой знает только Сашка и Господь Бог, и стучит так уверенно, словно пришел домой после работы.

         Сашка машинально нащупывает пистолет, машинально распахивает дверь и машинально смотрит на Шубина. Он один.

– Ну-ну, без спецэффектов, – предупреждает спокойно тот, встретив его взгляд. – Знаю, как  ты умеешь шуметь там, где не надо. Уверен, что занулил?

         Шубин проходит в квартиру мимо Сашки и оглядывает обстановку.

– Уверен, – отвечает тупо Сашка.

– Ну, я в дебри не лезу. Уверен – хорошо, будем работать дальше.

         Гость садится в кресло и закуривает.

– То есть?

– Есть условия? – прищуривается Шубин на свет лампы. – А холодно у тебя, однако. Почему ты так паскудно живешь? Словно конца света ждешь…

– Жду, – кивает Сашка и садится на ковер, на котором еще недавно лежал самый настоящий снег,  а потом таял лужами.

– Конца света? – усмехается Шубин, достает пистолет и направляет прямо на него. – Такого?

         Теперь Сашка не реагирует. Только губы отвечают за него:

– Я жду свою девушку. Не знаю, погибла она или жива.

– Простых вещей не знаешь! – делает вывод Шубин и чешет дулом прилизанную макушку. – Сделать для тебя это? Узнать?

– Не надо. Наши жизни все равно идут параллельно.