Гера

– Так, без философии! – отрезает гость. – Ты смени обстановку хотя бы. Переедь что ли. А то мрачно тут. Мы пока тебя сильно грузить не будем, подготовка тебе особая не нужна. У нас задача минимум – выйти на всех возможных поставщиков оружия в России, которые работают через ваше посредничество или через Минск. Сечешь?         

– Вроде.

– Вот такие пироги, Гера. А девушка твоя найдется – не хнычь. Не думал я просто, что ты романтик. А оно вон как. Когда в Грома стрелял, небось вспоминал все годы вашей дружбы? – иронично интересуется Шубин.

– Нет, не вспоминал. Думал, заглушит шум самолета выстрел или нет…

– Заглушил?

– Заглушил…

         Шубин поднимается.

– Потом получишь четкие указания – с кем входить в контакт и как… выходить из контакта. Репутейшн у тебя знатная – на тебя клюнут. И разборка эта с Громом – на пользу делу, как ни крути. Так вышло.

         И снова медлит и не торопится распрощаться.

– А где она могла погибнуть?

         Сашка подходит к холодной зиме за окнами.

– Если тебе кажется, что мне после Грома дружбы не хватает или компании, то – нет. Я в норме.

– Я уверен, что ты в норме. Если бы я не был уверен в этом, я бы не сам пришел, а психиатра к тебе прислал, – усмехается Шубин. – Просто ты очень странный парень, Гера…

– Не влюбись, смотри. А то страдать будешь.   

– Очень остроумно.

         Гость проходит зачем-то на кухню и тоже осматривается. Потом открывает дверцу холодильника и достает банку пива.

– Ты разве не на службе? 

         Вспоминается почему-то тот удар Шубина, который бросил Сашку в чернющую ночь без единой вспышки сознания и чувствительности.

         Гость садится на кухонный табурет и начинает раскачиваться, потягивая пиво.

– Ты так за мной наблюдаешь, словно я часовая бомба. Четыре, три, два, один – бах! Возьми себе пиво и расслабься.

– Угощаешь моим пивом?

– Просто я сейчас не тороплюсь. Я к тебе приехал. Хотел слегка отвлечься от дел, потому и никого не послал вместо себя. А ты… не ценишь. 

– Ты в каком звании, Шубин? Майор?

– Подполковник уже. После истории с Северцевым.

– Поздравляю…

         Сашка берет пиво и садится на табурет напротив.

– Ну?

– Ну, так значит. Можешь звать меня Игорь. И можешь мне верить.

– Тебе?

– А выбор у тебя есть? – прищуривается тот.

– Не верить никому.

– Да, это вариант.

         Теперь оба молчат. Сашка выразительно косится на часы. Интеллектуал Шубин его раздражает. Раздражает его облегченная манера общения, его гладкие темные волосы, его большие насмешливые черные глаза. Его тонкие запястья. И его крепкие кулаки.

– Ты и ночевать у меня собираешься?

– Ты же не приглашаешь.  

         Сашка снимает очки и кладет на стол. Пьет пиво и молчит.

– Да, это хорошая идея, – решает Шубин. – А то я за рулем. Переночую у тебя, а утром поеду.

– Нет.

– Почему?

– Бесишь меня.

         Шубин смеется.

– Вот так вот? Ну, ты прикол ходячий. Еще когда ты у «Сатурна» уперся, я подумал – вот прикол какой! Этот хохол – просто фишка.

         И вдруг резко меняет тон:

– Послушай меня, фишка, ты попал. Ты в игре. Ты не выбираешь, на какой цвет я тебя поставлю. Хоть на голубой. Так что – впредь такие страсти не разыгрывай. Если я скажу – мажь жопу вазелином. И без вопросов.

         Шубин отпихивает пиво и поднимается.

– Тебе внушения хорошего, я вижу, никто толком не делал. Я так могу сделать – мало не покажется. Так что – в мою сторону не напрягайся. Одно слово поперек – я тебя в порошок сотру.

         Сашка кивает.

– Пусть лучше так. Но в друзья ты мне не нужен.

         И снова Шубин улыбается.

– Не понимаю, зачем ты так ерзаешь, что задницу трет. Пока все гут. Еще отдохнешь немного. А потом я тебя выдерну. Ты уже на службе. Ты на ставке. Ты у меня  в подчинении. Ты агент. И мое слово для тебя – закон, Коран и Библия. Другой реальности нет. Есть работа. Есть команда. Есть я. Это ясно?

– Ясно.

– На счет остального я пошутил. Спать я здесь не собираюсь, к мужикам не пристаю, и девушка у меня тоже есть. И она меня любит. И работа мне не мешает жить нормальной жизнью и чувствовать себя полноценным человеком, потому что я служу Отечеству.

         Сашкина очередь расхохотаться.

– В чьем лице на этот раз?

         И заметил, как кулаки у Шубина сжались.

– В следующий раз за такое в морду получишь.

– А в этот раз?

– Прощаю.

         Пошел к двери. И исчез. Как и не было. Но вместе с ним и Сашкин покой исчез совершенно.

23. ВИНОВАТА

         В половине десятого вечера звонит Лека. И Сашка называет адрес. Адрес – уже не тайна. Те, кому надо, уже его нашли.

         Она приезжает. И он замечает, что ее лицо бледнее обычного и жесты лишены привычной уверенности. Она уже не порывиста. Она испугана и старается это скрыть.

         Проходит в квартиру и сбрасывает меховое манто на кресло. Садится, потом поднимается и подходит к окну.

– Мне кажется, это я виновата.

         Сашка молчит. Наблюдает за тем, как вздрагивают ее плечи, и продолжает молчать.

– Когда я услышала, чем закончилось… Это ведь я тебе сказала. Это я. Я виновата.

– В чем?

– Ну…

         Нелегко сказать – в смерти, в убийстве, в преступлении. Она умолкает.

– Я знал, – говорит Сашка в тишине. – Я это знал… раньше. Ничего… Ты не виновата. Ты вообще ни при чем. Ты не виновата, нет.

– Не виновата? – переспрашивает она, как нашкодивший ребенок.

         Сашка подходит к ней и обнимает. Лека, действительно, осень его жизни – даже холодной и прозрачной зимой.

– Я хочу, чтобы мы поженились, чтобы были дети, – шепчет она.

         Потом еще молчит несколько секунд и добавляет:

– Чтобы мы были вместе. Всегда. Семья.

         Она отшатывается:

– Кажется, ты просто мне сочувствуешь. Жалеешь за то, что я тебя так люблю. Я очень люблю тебя, Гера. Я никогда так никого не любила.

– Я тоже. Почему нет? Давай поженимся.

– Ты хочешь?

         Она словно натыкается на какую-то преграду, несмотря на его желание. Садится в кресло и говорит, не глядя ему в глаза:

– Мы никогда не разговаривали друг с другом – вот так, о себе. Все банально, все понятно. Но этого не хватает – простых разговоров. Я не понимаю, почему ты хочешь жениться. Я чувствую, что мы не близки, что ты не доверяешь мне – это больно, – она всплескивает ладошками. – Это не может не болеть. Я понимаю, что твоя жизнь – это твоя жизнь, но есть такие вещи, которые… принято рассказывать. О прошлом. О том, что ты ценишь. О том, что тебе нравится. А я ничего не знаю о тебе.

         Женщины, на самом деле, напрочь лишены логики. Если бы она знала его лучше, разве хотела бы за него замуж? Разве смирилась бы с каждодневной опасностью и непрочностью его жизни? Разве простила бы его любовь к другой женщине? Зачем ей знать об этом?

– Мне тоже хочется рассказать о себе – все и обо всем. Но то, что было, не очень интересно. Поэтому я и хочу чего-то нового. Свежего. Совершенно другого. Я готов принять любые перемены…

– Но мне кажется. ты не любишь меня…

– Я люблю. И очень тебе благодарен. За твое чувство. За то, что ты есть. За то, что я не должен сомневаться, есть ты или тебя нет. Ты есть.

         Лека обхватывает его руками и прижимается к груди.

– Гера… Все будет хорошо. Я знаю.

         Сашка тоже обнимает ее, чувствуя, как осенняя липкая влага охватывает его тело. Он попадает в плен осени – холодной зимой. Он ныряет в тяжелую влагу с головой. И, может, это последний рискованный прыжок – в самую бездну.

         Увлекает Леку к кровати, спеша потеряться в ее ласках и нежности. Как Лека старается для него – для него одного! Наверняка, она так и для своего мужа-теннисиста не старалась.