Песок из калифорнии (СИ)

-Да ты че разорался, Дуремарка? - кто-то обнимает его и вырывает из цепких лап тени, спасает и прижимает к своей теплой груди, к своим маленьким грудям, чуть прикрытыми какой-то распашонкой-футболкой...

-Успокойся, успокойся, милый, я с тобою... ...Знакомый голос, кажется это олененок, Дуремар, нащупывает в темноте губами пухлые нежные губы, следует ответный поцелуй и:

-Спи, спи, больше страшного не будет...

А он снова проваливается в сон, но на этот раз полный цветов мака и высокой травы...

Утром Светка смеялась, но глаза были полны сочувствия и»..но Дуремар побоялся ошибиться, уж так не хотелось ему ошибиться, так не хотелось.

-Ты чего орал ночью, и меня перепугал, и хозяев... Они даже стали в стенку стучать и спросонья по-литовски кричали, я ни чего не поняла, совсем ни слова...

Дуремар слегка обнял Светку, она легко подалась к нему, уткнув лицо в пышные волосы и вдыхая ее такой нежно-чистый запах, чувствуя каждой клеткой своего тела ее доверчивость и нежность, пробормотал:

-Да ерунда всякая приснилась... Будто меня в дурки обхайрали...

-Скоро не будет ни дурок, ни стрижек. Они останутся там, далеко-далеко, а мы будем где-нибудь совершенно в другом месте. В Христиании например...

Испокон веков, со дня подписания В.И.Лениным, который Ульянов, декрета об охране границ первого в мире государства рабочих и крестьян (остальных намеревались уничтожить и довольно таки успешно этим занимались в течении семидесяти с лишним лет), советская граница была на замке. Огромном, ржавом... Карацупы совместно с Джульбарсами охраняли покой западных стран. Но пришла перестройка, откуда пришла - неведомо, занавес который железный не то что рухнул, но слегка проели его диссиденты, рок-музыканты и прочая нечисть, тут еще временно освобожденные республики Прибалтики решили идти своим путем... В общем, вся эта кутерьма и катавасия совершенно порушила-поломала стройную систему запретов-заборов-секретов и люди ломанулись... На страх западным странам. Русские идут!.. Мафия, челноки-спекулянты-скупщики китайско-вьетнамско-турецкого барахла, воришки, бандиты, туристы, бегущие коммунисты и едущие на симпозиумы диссиденты... А впереди всех сам Михаил Сергеевич, Миша с пятном, как говорят в Одессе. Ну а хипарям сам бог хиповый велел, ведь они рождены сказку сделать былью, сколько раз рассказывали друг другу сказки про Голландию с легализированной марихуаной, Данию с Христианией, Париж с Хвостом и его сквотом, Нью-Йорк, Калифорнию и Индию... Пришло время посетить, пожить, собственными глазами посмотреть, собственными губами покурить! Но вместо Карацупы с Джульбарсом встал на пути хипов бюрократ с ОВИРа, держа к перевес шлагбаум-закон...

Всюду деньги, деньги, деньги,

Всюду деньги господа,

А без денег жизнь плохая,

Ни годится ни куда...

Вот и пришлось Дуремару вместо ОВИРа обращаться к друзьям. К Карлу с Кларой, играющих на кларнете в старом городе Вильнюсе на улицах... С ними он еще в застойные время познакомился, когда их всех в Крыму, в преддверии приезда Л.И.Брежнева, повинтили. Тогда винтили всех - хипарей, бомжей и даже диких неорганизованных туристов. Только туристов после проверки - где работаешь, в отпуске или нет, где прописан - отпустили, а волосатых совместно с бомжами в спецприемник, на один месяц. И конечно, бесплатное парикмахерское обслуживание... Правда выбор причесок скудновата...

-Значит так, Дуремар. Я уже договорился с друзьями, вас отвезут в село, там вы поживете два дня. Два-три дня. Затем вас переведут в Польщу. Я думаю - все будет хорошо. Сейчас границу охранять не кому.

-Я тоже думаю, -

вступила в свою очередь, вслед за Карлом, Клара.

-Все будет хорошо. Большой удачи вам, друзья. Счастливой дороги!

Традиционное целование, на этот раз приправленное мыслью - больше не увидимся, у герлушек тоже традиционные слезы. Дуремар вскинул бег на плечо, помог Светке с ее, деревянная лестница, за неделю ставшая почти родной, но знакомой точно красный старенький москвич, за рулем усато-хайрасто-хиповая рожа, молчаливый знак приветственный рукой, бэги уложены, последний обнимания-поцелуи, с богом!.

Дорога была недолгой, через час уже приехали на место, прощание с молчаливой хиповой мордой, даже из машины не вылез, в дом не зашел, настоящая «Дорога жизни»... Пять-шесть аккуратных деревянных домов в окружении садов и хозяйственных построек, в одном доме хозяин художник, остальные пустые, весь дом пропах красками и сушеными цветами, кругом керамика, картины, казюки местные и прочая атрибутика, хозяин молчалив, но гостеприимен. Но гостеприимен и радушен на прибалтийский, молчаливо-тихий манер. А вокруг густой темный лес, полный загадок и чудес... А главное чудо - отсутствие пограничников.

-Слышь, Юстас, куда подевались пограничники?

-Ваши, извини, советские ушли и забрали все, даже столбы выкопали. А наши, литовские, знают, что там друзья, поляки, и охраняют только дороги, от контрабанды. Которую нам везут друзья... Поляки.

-Почему сразу не перейти, а? Раз такое дело...

-Нельзя. Мой приятель поедет в Польшу и посмотрит с той стороны - что, как, где. Что бы было точно. Наверняка. Иначе вас поймают.

Что же оставалось делать Дуремару и Светке, оставшимся практически вдвоем в пустом доме, хозяин не в счет, он целыми днями на чердаке, в мастерской?.. Что ж еще оставалось делать двум, молоденькой и трепетной, как олененок с тонкими ногами и волосато-заросшему, но не растерявшего трепет душевный... Чем же оставалось заполнить часы и дни, тянувшиеся так долго и монотонно, прерываемые лишь двух разовым питанием и да молчаливо-немногословными разговорами с хозяином?.. Да учтите, кроме дневных часов были и ночные, а хозяин, не минуты не сомневаясь, и Клара с Карлом, постелил им одну постель... И если у Клары с Карлом он еще боялся спугнуть-напугать, а она просто привыкала, то здесь... И если в первую ночь у Юстаса они еще целовались только, но до радужных кругов в глазах, до боли в губах, до истомы, до... Стираться на следующий день пришлось обоим, днем пошли купаться на лесное озеро, бултыхались голышом, приглядываясь друг к другу, так сказать привыкали к разности сложения... Дуремар-то не привыкал, больше любовался тонкими ровными ногами, золотистым пушком выше, впалым животом и маленькой грудью, тонкими руками, обвивавшие его шею и тормошащие его волосы... Но конечно и зелеными глазами, пухлыми губами, желто-летними волосами... Вода была студеная, прик у Дуремара скукожился и не пугал своими размерами и наглым своим присутствием Светку, все было прилично и прекрасно, даже когда он подхватил ее на руки и понес на травку, на берег, на одеяло, и улегшись рядом, такой весь как орангутанг бережно начал целовать ее... Даже тогда она его не оттолкнула, не напряглась д. и сам Дуремар смог понять - не торопись, не спугни, не напугай... Ведь она же уже тебя любит...

А над ними висело низкое небо, облачное небо, цеплялось за макушки хмурых елей, откуда-то пробивались солнечные лучи, золотя головки одуванчиков, кто-то монотонно, как самолет, жужжал в траве...

День закончился великолепным закатом на возжеланном западе, они любовались и сидя на теплых досках крыльца, вокруг махали макушками темные ели, красное пробивалось сквозь темно-синее, Дуремар сидел на верхней ступеньке, Светка ниже, прижавшись спиною к любимому... Впереди была вся жизнь, все дороги были открыты...

Еще день, от силы два, и они будут свободны... А счастливы они уже сейчас...

-Поцелуй меня Дуремарка...

Слились в одно, вечер притих, боясь спугнуть, ели затаились и даже солнце на цыпочках, бесшумно, убежало в Польщу. Ни кто ни хотел им мешать...

А затем пришла ночь. Со слезами и нет-да-нет-да-нет-да-нет-да, все это твердила она, он же лишь целовал все ее тонкое тело и шептал, шептал, шептал, от шепота его у нее кружилась голова, хотелось плакать и смеяться, было немного больно и прекрасно, а затем волна, огромная волна счастья захлестнула ее, ее и его, утопила их, тела бились в унисон, как сердца, ни каких мыслей не было, мыслили лишь тела, позже, утром, Светка сама удивлялась - откуда все бралось, откуда! Видимо спало в ней и разбуженное любовью, выплеснулось!.. У Дуремара чуть не сорвало крышу, по его словам...И если до этой ночи кто-то не сильно любил кого-то, а просто тянулся, то после этой ночи осталась лишь одна, единственная, огромная любовь, одна на двоих, трепетная, чуть с горчинкой от травы, на которой была постелена им постель, мокро-ласковая, с истомой и усталостью, чуть саднящая, самую малость...