Победителю достанется все

— Вряд ли это можно так назвать. Мы же не одни. Весь клан тут.

— И все же, — возразила она, — у нас будет много времени, чтобы побыть вдвоем. А кроме того, можно ведь и отделиться.

— Ты считаешь?

И она ответила:

— Ну конечно. Все в наших руках.

Видимо, она с самого начала хотела дать ему это почувствовать. Ведь, когда он приехал, встречала его она одна. Остальные отправились на пляж, вероятно, она их выпроводила, приговаривая: «Поезжайте, поезжайте, а я тут побуду».

Вся семья звала, что Элизабет любит побыть одна. И он тут же представил себе, как она подметает полы в доме, вытирает пыль, а потом застилает в спальне вторую кровать. Потом она, наверное, вышла на воздух, устроилась с книгой или вязаньем на небольшой террасе, сложенной из серых бетонных плит, и стала его ждать. И когда поздним утром, сверяясь с рисунком, который она ему прислала, он вырулил из ближайшего перелеска, он сразу увидел ее возле первого из двух деревянных домиков, словно она сама, тотчас вскочившая с кресла и радостно замахавшая ему рукой, — тоже знак на ее рисунке. В этой незнакомой местности, которую он знал только по фотографии, Элизабет тоже показалась какой-то необычной, будто он видит ее впервые. Да, это она, его жена, она попросила его сюда приехать. Всю дорогу, пока ехал по Ютландии, он избегал думать о ней. Загнал свои страхи глубоко внутрь и старался отвлечься от неприятных мыслей. Они прекрасно проведут эти две недели, внушал он себе. И сейчас, увидев ее на фоне этого пейзажа, вдруг ощутил прилив нежданной уверенности: все будет хорошо.

Место было тихое, в стороне от дороги, вдали от туристов и курортников; до моря отсюда больше часа ходьбы. Ютта и Андреас обнаружили эти два домика с замшелыми, поросшими травой крышами в прошлом году и сразу сняли их и на следующее лето. На сей раз сюда съехался весь семейный клан. На первой открытке, в которой Элизабет извещала его о благополучном прибытии, расписались все. Но сейчас не видно было ни Ютты и Андреаса с их дочурками, ни Кристофа, ни старого Патберга. Одна Элизабет, стоя у порога, широкими взмахами руки показывала ему, чтобы подъезжал прямо к дому, где уже стоит ее машина.

— Вот и ты. — Она обняла его. — Как доехал?

— Благополучно. Да и погода хоть куда.

— Скандинавский антициклон, — объяснила она. — У нас тут все время солнце с утра до вечера. Видишь, как сухо?

— И как ты загорела...

Она улыбнулась, осчастливленная его взглядом, и только тут он заметил, что на ней новое летнее платье. Крупный, броский узор придавал ему очень датский вид, наверняка платье было куплено в одной из курортных палаток, на которых снаружи вывешены соломенные шляпы и пестрые мячи в сетках. Около последней бензоколонки, где он остановился справиться о дороге, он видел в киоске такие платья.

— Да, — сказал он, — вид у тебя отдохнувший. Ты очень помолодела.

— Погоди, — ответила она. — Через пару дней и ты загоришь не хуже.

Голос ее звенел ликованием и счастьем, которых он в себе совсем не чувствовал и не мог вызвать. Больше всего ему хотелось сейчас сказать ей: «Не спеши, дай мне сперва прийти в себя. Не требуй слишком многого. Я еще не приехал».

Вместе они внесли багаж в дом и сложили на кровать в спальне.

— Вот здесь спишь ты, а здесь я, — сказала она.

— А остальные?

Кристоф и старый Патберг спали в соседней комнате.

В узком проходе между кроватями они стояли почти вплотную, и он подумал: если бы все у нас было как надо, мы бы не разговаривали попусту, если бы все было как надо, мы бы уже легли...

Наверное, она думала о том же. Ведь она все устроила, чтобы встретить его наедине. Быть может, надеялась, что здесь у них все начнется сначала. Но почему она всего ждет только от него и ничем, кроме радостной болтовни, своей надежды не выказала?

А раз так — они снова вернулись в гостиную. Она сварила кофе, и они уселись друг против друга в креслах перед домом.

Что-то было упущено, что-то неуловимо осталось по-старому. Ему сейчас это было безразлично. Яркое солнце уже начинало припекать, но легкий бриз приятно смягчал жару. Кофе получился отменный и сразу его взбодрил.

Он сказал, что ему здесь нравится, что здесь сразу чувствуешь себя другим человеком, что завтра он тоже поедет на пляж и еще что-то в том же духе.

Вот тогда-то она и заметила, что они впервые за много лет отдыхают вместе и что теперь, если им захочется, у них будет много времени друг для друга.

Пока что они пользовались этим временем не слишком удачно. Отдых не сблизил их, только все больше погружал в неизменно ровную дружескую привязанность, в которой было что-то искусственное и натужное, — не потому, что у них были поводы к ссоре, а потому, что, оставаясь наедине, они не могли вести себя иначе.

Ему, видимо, вовсе не стоило приезжать. Это была ошибка. Он чувствовал, как день ото дня в нем накапливается раздражение. Вот он сидит в шезлонге, просматривает спортивные заметки и светскую хронику, потому что ни на чем более серьезном просто не способен сосредоточиться, изучает гороскопы и брачные объявления, а тем временем на фабрике, где у него занято шестьдесят рабочих — на треть больше, чем в прошлом году, — кипит работа. Минувший год был крайне напряженным, и завершить его удалось с наилучшим балансом, таких показателей у него еще ни разу не было. Наконец-то он сумел переломить тенденцию к спаду, наметившуюся в предыдущие годы. Кроме того, он выкупил доли Рудольфа и Ютты, брата и сестры Элизабет. Это было совсем непросто, ведь одновременно потребовались крупные дополнительные вложения, чтобы выполнить мюнхенский заказ. Ему пришлось приобрести новый автофургон с прицепом, новый наполнительный автомат, расширить котельную и склады. Но его банк, как только он ознакомил руководство с условиями заказа, охотно и щедро пошел ему навстречу, благодаря чему он смог рассчитаться по всем платежам. Размах требует риска, а рисковать легче в одиночку, без трусливых всезнаек на борту. Теперь невыкупленной осталась только доля его тестя, и еще два-три года Фогтман, видимо, вынужден будет терпеть советы и воркотню Патберга, пресекая робкие попытки старика встревать в дела фирмы.

Да, приезжать не стоило, особенно сейчас. Тревожный сигнал из Мюнхена не слишком, впрочем, серьезный, теперь не давал ему покоя. Дней десять назад позвонил прокурист новой торговой фирмы и попросил о пролонгации третьего векселя. Объяснения его звучали вполне убедительно. Фирма начала расширение сети супермаркетов, при таком масштабе работ временные финансовые затруднения — дело обычное, и вполне естественно, что от него, будущего главного поставщика, ждали понимания в этом вопросе.

Собственно, ничего особенного в самой просьбе не было, разве что он ничего подобного не ожидал. Это было неожиданно, но в порядке вещей. Теперь, задним числом, он даже удивлялся, насколько его все это встревожило. Ибо в первый момент он даже решил написать Элизабет в Данию, что не сможет приехать. Но когда уселся за стол и принялся писать письмо, причины, на которые он хотел сослаться, ему самому показались смехотворными, все это в любом случае не стоило того, чтобы лишний раз выслушивать назидательные тирады Патберга. Он скомкал начатое письмо, твердо решив ехать и ничего не говорить ни Патбергу, ни Элизабет. Всегдашний довод, с помощью которого он из года в год уклонялся от таких поездок — у него, мол, летом самая работа, — на сей раз послужит доказательством от противного: он едет, значит, в делах полный порядок. «Все идет хорошо, — написал он Элизабет. — Я приеду, как обещал, и очень этому рад».

Тут он, конечно, немного покривил душой. Ничуть он не был рад, просто решил на сей раз устроить себе отпуск, но твердость этого намерения подтачивалась страхом, который по мере приближения отъезда давал о себе знать все чаще. Правда, на него в это время со всех сторон навалилось множество самых разных дел. В службе сбыта нужно было пересмотреть калькуляцию ассортимента. Цены на лимонад и молочные продукты они оставили без изменений. Зато конъюнктура позволяла поднять цену на некоторые овощные консервы. В промежутках между деловыми визитами в суд и в банк нужно было обзвонить задолжавших клиентов. А тут еще инженер, руководивший строительством новой котельной, просил о встрече, потому что возникли осложнения с прокладкой труб. Из котельной его вызвали на склад, куда поступила слишком большая партия грузов. В тот же день ему пришлось уволить одного рабочего, уличенного в краже, а назавтра нанять двух новых. Он посещал и принимал клиентов, кое-как управлялся с текущей корреспонденцией, но вот до папки новых рекламных проспектов, разработанных его агентством, руки не доходили. Он взял эти проспекты домой, в досаде все исчеркал: много слов и мало выдумки. На следующий вечер надо было обязательно поужинать в коммерческом клубе, где он давно не показывался. В другие вечера, когда бывал слишком измотан, он оставался дома у телевизора. И все эти дни, стоило ему на секунду отвлечься от дел, особенно перед сном, когда он один ложился в огромную кровать, в глубине души вдруг шевелилось смутное, подспудное беспокойство: у них с Элизабет не все ладно. Уже несколько месяцев — подумать только, месяцев! — они не спали друг с другом.