Лысая (СИ)

Пашка ухмыльнулась.

— Ну молодец. Больше не давай себя в обиду. Бывай! — она вскинула на прощание руку.

Перед тем, как лечь спать, Пашка написала на листе бумаги пример с логарифмами, который ей снился. Какое-то время постукивала пальцем в такт играющей в наушниках песне, а затем взяла ручку и принялась его решать. Он не был таким уж сложным, но на решение нужно было потратить достаточное количество времени — а у неё всё не доходили руки. Но теперь Пашка решила, что должна с ним покончить. И не писать вместо ответа похабщину. Ведь тогда, в десятом классе, она же почти его решила! Просто не была уверена в правильности ответа. В чём она была уверена — так это в том, что Бобых задала им пример, решение которого они ещё не проходили. И решить который никто не мог.

Суммируя в голове всё, что они прошли с Истоминым, с Вагисовной и то, что она выучила сама, Пашка вскоре получила ответ, и постаралась хорошенько вбить его в память:

2+log₃2

Она не была уверена, правильно ли его решила: с алгеброй у неё всегда были напряжённые отношения. Кроме того, Пашка твёрдо была убеждена, что ни в одном решении ни одного примера нельзя быть уверенным на сто процентов.

Телефон пиликнул: пришло сообщение от Марьи.

«Писала на почту длиннющее письмо, а Интернет вырубился! Так что спокойной ночи… У вас ведь уже одиннадцать?»

4.

Пашка отказалась ехать отмечать выпускной с одноклассниками. Поэтому, когда все радостно начали планировать, сколько выпивки накупят в заказанный родителями коттедж и какой кутеж там устроят, она под шумок смылась из класса, пока её никто не позвал. Из солидарности с ней не поехал и Дима Рубенцов, объясняя это тем, что не имеет желания напиваться, и лучше сходит куда-нибудь с Полькой. Что у них там происходило — Пашка не ведала, но старалась не совать нос в их дела без причины.

В день последнего звонка, когда, наконец, были сданы все мелкие долги и контрольные, а впереди в обозримом будущем маячили ненавистные экзамены и абитура, Пашка пришла в школу в брюках и рубашке. Сколько её ни уговаривала мама примерить платье с белыми бантами и ленточкой, всё было тщетно: Пашка твёрдо решила, что никогда не наденет что-то настолько похабное и отвратительное, и даже не прикоснётся к этому.

Свежий майский денёк обещал быть ясным, хотя с утра было немного прохладно. Скрепя сердце, Пашка всё-таки купила букет цветов для Вагисовны, после Истомина занявшей пост их классрука. Она понимала, что вряд ли хоть кому-нибудь будет приятно получить от бывшей Лысой букет хризантем, но решила, что напоследок можно и порадовать старуху.

— Паша, ты такая красивая! — восхищалась Полька, надевшая, в отличие от неё, приличное выпускное платье — с бантами, рюшками, завитушками и прочей красотой. На её слова Пашка только поморщилась.

— Вот ещё, красоту нашла… Эй, Рубен! Ты куда?

Дима был одет в строгий костюм, с длинной красной лентой «ВПУСКНИК». На ней по каким-то причинам была пропущена буква «Ы», но тот всё равно сиял довольным лицом, сжимая в руках фотоаппарат.

— Я тут фоткаю понемногу! Хотите, вас щёлкну?

— По лбу себе щёлкни, дурень… А ещё лучше к нам иди, втроём сфоткаемся!

— Это ж тебе не селфи мутить, с фотиком сложно…

Согнув немного колени, Дима вытянул руки с фотоаппаратом, повернув на себя объектив. Пашка с Полькой встали рядом, склонив головы так, чтобы попасть в кадр.

— Сы-ы-ыр!

Услышав избитое слово, Пашка инстинктивно скривила губы — и в этот момент фотоаппарат щёлкнул яркой вспышкой.

В наушниках громыхал отсчёт. Раз-два-три, раз-два-три-раз-два-три, раз-два-три… В такт любимой песне Наташа постукивала пальцем по рулю, готовясь сорваться с места. В глазах всё плыло, кровь была немыслимо горяча и почти что кипела в венах: перед полётом вперёд она заправилась порцией героина, который в секунду прогнал из сознания последние остатки страха. Полностью лысая Наташа, включив наушники на полную громкость, готова была сорваться с места.

И сорвалась.

First things first

I’m a say all the words inside my head

I’m fired up and tired of the way that things have been…

Мотор иномарки взревел, а она понеслась вперёд, не разбирая дороги. Она не умела толком водить — права ей купил отец — но сейчас чувствовала, что ей это и не нужно. В момент, когда вся реальность вокруг неё слилась в единый смертоносный поток, несущийся вникуда, она чувствовала, что ей больше ничего не важно, и ничего не нужно. Это была её настоящая свобода.

Second thing second

Don’t you tell me what you think that I can be

I’m the one at the sail, I’m the master of my sea,

The master of my sea…

На глаза от напряжения навернулись слёзы, но Харли смахнула их, чтобы лучше видеть дорогу. Чуть не сшибла переходящую через зебру женщину — но та вовремя успела остановиться у обочины, и машина пронеслась мимо.

«Жаль.»

Pain!

You made me a, you made me a believer, believer!

Pain!

You break me down, you build me up, believer, believer!

Пальцы, вцепившиеся в колесо руля, казалось, вросли в него, въелись настолько крепко, что опьяневшая Наташа уже их не чувствовала. Ей казалось, что её уже не существует — а потому смерти она нисколько не боялась, чувствуя её бесспорную необратимость.

Почему-то в памяти всплыло улыбающееся лицо Игоря, но Наташа прогнала его, подумав, что если вдруг он появится на дороге — она без сожаления собъёт его.

Third things third

Send a prayer to the ones up above

All the hate that you’ve heard has turned your spirit to a dove…

Your spirit up above…

Она чуть не вмазалась в какой-то грузовик, но лишь царапнула его бампер, даже не затормозив. Последние остатки разума твердили ей: нельзя разбиваться, не достигнув цели. Только тогда можно будет умереть, когда станет ясно, что умрёт Лысая.

Pain!

You made me a, you made me a believer, believer

Pain!

You break me down, you build me up, believer, believer…

Сердце оглушительно сильно билось в такт песне. Оно почти что его перекрикивало, пыталось что-то сказать — но Наташа не слышала.

I was choking in the crowd

Building my rain up in the cloud

Falling like ashes to the ground

Hoping my feelings, they would drown…

Наташа помнила, в какой школе училась Лысая. Сейчас там, должно быть, последний звонок. Единственный выход из школы расположен прямо перед проезжей частью, в двух шагах. А на стадион есть секретный въезд — если ворота открыты, она без проблем попадёт на территорию школы. Внутри Наташи будто бы очнулся ото сна хищник. Глаза заболели от невероятного напряжения, но этой боли она не чувствовала, несясь вперёд на неимоверной скорости. За ней, кажется, уже кто-то гнался с мигалками — вот только Наташа знала, что не остановится ни перед чем.

Last things last

By the grace of the fire and the flames

You’re the face of the future, the blood in my veins, oh-ooh

The blood in my veins, oh-ooh

But they never did, ever lived, ebbing and flowing

Inhibited, limited

‘Til it broke open and rained down

It rained down, like…

— На экзамены приходите за пятнадцать минут! С чёрными гелиевыми ручками! — давала наставления Вагисовна, уже после того, как объявила конец последнего классного часа. Девчонки стояли, окружив её, кто-то плакал, кто-то дарил цветы, а большинство парней уже смылись на улицу: в разгорающийся майский день сидеть в духоте совершенно не хотелось. За окнами дышала долгожданная свобода, и каждому хотелось взять её за руку.

Пашка ждала долго, пока все уйдут из класса. И, когда наконец осталась одна, отыскала мел и написала на доске тот самый пример с логарифмами:

log3(18)/2+log3(2)= 2+log₃2

Дописав, она медленно положила мел на стол, усеянный букетами цветов для учителей. За окнами раздавались голоса и музыка: вовсю гремела торжественная линейка, на которую Пашке нисколько не хотелось. Задумчиво почесав место на виске, где до сих пор была скрыта под рыжими волосами татуировка, она вздохнула, ещё раз взглянув на решённое ей уравнение.