Лысая (СИ)

Поэтому она решила, что не стоит выслушивать полностью весь сюжет из «Кровеносных пришельцев», а просто самой посмотреть в Интернете, и уже потом обсудить с Димой. Хотя научную фантастику Полька не очень любила, но считала, что хороший фильм — хороший вне зависимости от жанра.

— Ты куда, домой сейчас? — спросил её Дима, когда они дошли до шумного перекрёстка. На улице царила благодать — самое то, чтобы беспечно топтать привычные улицы после окончания нудных уроков. Но у Польки на сегодня было одно непременное дело, которое она сегодня намеревалась исполнить.

— Слушай, Дим, наверное, нет, — призналась она. — Я думала заскочить в одно место, и сейчас туда пойду. К одной моей знакомой.

Дима понимающе кивнул.

— Ну, раз такие дела… Тогда до завтра?

— Ага, — кивнула Полька, робко улыбнувшись. — До завтра, Дима.

На прощание он уже привычно чмокнул её в щёку, от чего Полькин день стал немножко лучше.

В приподнятом настроении она отправилась к дому Ксении, решив не тратиться лишний раз на проезд. Раз уж погода располагала к прогулкам, Полька включила в наушниках музыку с телефона, сунула его в карман и неспешно отправилась туда, где, по её памяти, располагалась Профессорская.

У неба есть небо

У моря есть море,

У ней — потолок…

Песни Земфиры Польке очень нравились, только она никому про это не говорила. Считала, что музыкальный вкус — дело каждого, и никто не обязан о нём всем отчитываться. Пусть хоть церковные хоры в наушниках играют…

С Ксенией она за последние несколько месяцев виделась всего трижды (хотя упорно старалась делать это чаще). Занявшись фрилансингом, Ксения заперлась в четырёх стенах своей квартиры и работала через Интернет. Польке это не очень нравилось, но она справедливо рассудила, что подобное сможет ей простить. В конце концов, если человек домосед — это не так убийственно, как если он, например, алкоголик.

Или самоубийца.

Ксению Полька застала возле квартиры: та возвращалась из магазина с пакетами в руках. Подскочив к ней, она помогла ей открыть дверь, попутно выдёргивая из ушей наушники.

— Решила закупиться, — объяснила Ксения полные пакеты еды.

В квартире её больше не было того пьяного бардака, и это Польку немного успокоило. Был бардак другой: хаотичный и в какой-то степени даже «творческий», и как разгрести его (а самое главное — нужно ли?) — было неясно.

— Ну, рассказывай, — сказала Ксения, ставя чайник. — Как сама? Как там Паша? Она уж давно ко мне не заходит…

— Так она вашего адреса не знает, — сказала Полька неуверенно. — Она хорошо… С того раза больше не пьёт, и, вроде бы, пришла в норму.

— А ты?

От такого вопроса Полька даже удивилась.

— Ну… Экзамены скоро, — она тяжело вздохнула, сказав первое, что придёт в голову. — У нас подготовка полным ходом идёт.

— А как с тем мальчиком?

Всего два человека знали про Полькины чувства, и если с Пашкой она поделилась просто потому что они друзья, то с Ксенией — в ожидании каких-нибудь советов, как ей поступить. Таких, к сожалению, не было: пожав плечами, Ксения сказала, что никогда не переживала ничего подобного, и во времена своей юности (хотя, по Полькиным меркам, она совсем не была старой) с головой ушла в книги, забыв про противоположный пол.

— А, ну… Всё по-прежнему.

— Ты уверена, что это не пройдёт со временем?

— Не знаю, — сказала Полька со вздохом. — Только из головы он до сих пор не выходит. И в щёку на прощание целует… — она изо всех сил постаралась и сдержала смущённую улыбку.

— А вот это что-то да значит, — уверенно сказала Ксения, ставя перед ней чашку дымящегося чёрного чая.

Полька, перемешав сахар, немного отхлебнула горячий напиток, слушая девушку.

— Просто выжди время, и если всё будет по-прежнему — скажи ему, что чувствуешь. Нельзя всё держать в себе. К тому же, вдруг ты ему тоже нравишься. Не узнаешь, пока не проверишь.

— Вряд ли, — Полька надула щёки. — Я страшная, а ещё карлик, а ещё лохматая и плоская совсем, где не надо…

В ответ ей прилетел несильный щелбан.

— Ну ты и глупая, Полина! Вовсе ты не страшная, и больше не придумывай. Ты очень милая девушка, просто красота у тебя не такая, как у других.

Та издала смущённый, полный благодарности, вздох.

— И всё равно… Ну вот как я ему скажу об этом. Вы же знаете, что я трусиха.

— Я знаю как раз обратное, и говорю серьёзно: ты одна из самых отважных девушек, которых я знала. Так что думаю, признаться парню для тебя — пара пустяков.

Полька окончательно смутилась, заёрзав на стуле. Отхлебнув ещё чая, Ксения предложила:

— Сыграем в шахматы?

Длинный провод между двумя столбами облюбовали три голубя. Сидели, ворочали головами, что-то себе курлыкали. Какое-то время понаблюдав за ними, Пашка медленно вытащила телефон из кармана, открыла большим пальцем и включила камеру.

Щёлк!

От звука затвора — который она так и не отключила — птицы разлетелись в стороны, так что фотография получилась чуть-чуть смазанной. Поглядев на неё какое-то время, Пашка перелистнула на следующий снимок. Через несколько фотографий в телефоне обнаружилась Марья, сидящая на спинке дивана и читающая книгу.

Пашка тоже пыталась её читать, но у неё не вышло прочесть дальше третьей страницы.

Она неспешно шагала по дороге, топая кроссовками по асфальту. Впереди располагался парк, в глубине него по-прежнему таилась заброшка, которую всё намеревались снести, но всё никак не сносили, а только разбирали потихоньку на металлолом.

Bring me out

Come and find me in the dark now

Everyday by myself I’m breaking down,

I don’t wanna fight alone anymore, — привычно играла музыка.

Пашка шагала в такт, накручивая на палец огненно-рыжие кудри. Всё ещё непривычно было чувствовать, как они щекочут щёки, иногда спадают на лицо, но всё же сбривать их и снова становиться Лысой Пашка пока что не собиралась.

Та Лысая, что гнала от себя людей, чтобы ей не было больно, себя изжила, и Пашка Романова в ней больше не нуждалась. Другое дело, что стоило разобраться с наследством Лысой — со всем, что она после себя оставила.

«А как же птицы в голове?» — спросил внутренний голос. И Пашка не знала, что ему ответить. Проходя мимо высоких деревьев, она мельком взглянула на стены заброшки, расположенной вдалеке, но идти туда не захотела: больше там нечем было заняться.

«Птицы в голове… Придумаешь тоже. Моими птицами были постоянные проблемы, страдания и заёбы. Так что, может быть, лучше вообще было не держать их под черепом, а отпустить…».

На душе наконец-то было спокойно.

Спокойствие это пытались нарушить не только родители и учителя (не сдашь экзамены, везде провалишься, бу-бу-бу): сама Пашка порой была наилучшим нарушителем собственного спокойствия. Она более-менее свыклась с тем, что Истомина больше нет, и от этого ей до сих пор было больно — но она знала, что продолжит жить, несмотря на то, что он умер. Потому что он бы точно этого хотел.

«Встретимся на том свете — ещё начнёт ворчать и заёбывать, вот мол, чё ты меня преследуешь… Оно мне надо? Нет уж, поживу лучше, чтобы подольше с этим придурком не видеться…»

Мимо прошёл кто-то знакомый. Пашка не сразу это поняла, обернулась, поглядев вслед невысокому пареньку, и машинально его окликнула:

— Паша!

…Тот обернулся, посмотрев на неё внимательным взглядом. Это действительно был он: мальчик Паша, на которого когда-то давно наехали Кир с Сумчиком, из-за чего пострадал в итоге его старший брат, боксёр.

— О, это ты, — сказал он удивлённо. — Привет. Не узнал тебя даже сразу.

Больше им сказать и нечего было, кроме как поздороваться: всё же друг о друге они ничего не знали. Но Пашка почему-то спросила:

— Домой идёшь?

— Ага, с тренировки. А ты?

— Гуляю тут. Что, Овощ не наезжает больше?

— Больше нет, спасибо. Кажется, он тебя очень испугался, — Пашу почему-то это развеселило. — А ещё я на бокс хожу, так что, если что — задам ему!