Их было трое (сборник)

батько! Понял?

— Какой «мамаши»?—Знаур взглянул на писаря с

недоумением.

— Ты ничего не знаешь? Ксюша!

Снабдив жену ключами, Микитенко послал ее в Совет

за какой то синей папкой. Ребята непонимающе перегля-

дывались. Писарь выпил еще и молча тарабанил трясу-

щимися крючковатыми пальцами по столу. На стене

неровно тикали старые ходики.

— Бежать надо, клянусь,— шепнул Ахметка Косте.

— Подожди,— отмахнулся тот.

Знаур молчал, красный от смущения.

Наконец синяя папка была доставлена и положена

на стол перед Онуфрием. Он полистал бумаги и начал

торжественно, с тяжелой одышкой читать протокол за-

седания Совета.

—«Слушали: жалобу беднячки Саламовой Хадзигуа

Ирбековны, проживающей в доме лесника первого

участка лесничества...»

88

Дальше — постановление Совета об официальном

признании прав материнства жалобщицы на сына Знау-

ра, «силой отобранного в младенческом возрасте баделя-

тами Кубатиевыми, врагами пролетариата и мировой ре-

волюции»...

Писарь налил полный стакан первача и уставился

на Знаура.

— Теперь ты — законный сын своей родительницы!

Кончилась власть Кубатиевых. Иди к своей мамаше и

скажи: «Принимай в дом молодого хозяина — наслед-

ника!..»

— Вот это да! — подхватил Костя. — Мы хорошо

знаем тетю Хадзи, но она раньше ничего не говорила о

том, что Знаурка — ее сын...

— Боялась Кубатиевых, — объяснил писарь. — По-

том, после переворота, приходила, спрашивала. Я сам пи-

сал ей прошение —задаром; потому что это есть акт че-

ловеколюбия.

Писарь еще выпил. Отдавая ребятам справки, про-

должал:

— Ибо товарищ Микитенко есть душевный и сердеч-

ный человек. А хотят его выгнать, говорят, пьяница. Нет,

брат. Я пью, но ума не пропиваю и у других не занимаю...

Тяжелая голова писаря клонилась к столу. Некоторое

время он дремал. Открыв глаза, увидел, что в комнате

никого нет. Рявкнул:

— Кто растоптал души моей цветущий сад?.. Кто?!

В это время Знаур, Костя и Ахметка быстро шагали

к окраине села.

— Придем к ней и скажем, — взволнованно говорил

Костя,— вот тебе, Хадзи, твой сын, а мы его друзья.

Угощай!

— Зачем — «друзья»? — возразил Ахметка. — Ска-

жем — братья. Раз на войну едем, значит, братья. Так

говорил дядя Абдулла, красный командир. Клянусь.

Знаур шел, глядя куда-то в сторону. Он всеми силами

старался скрыть слезы.

Экспедиция

Бывают в Северной Осетии дни среди лета, когда

подует внезапно с севера ветерок, закурится Столовая

гора над Владикавказом и прозрачно-синее небо сме-

89

нится водянистой мутью. Ни дождя, ми солнца —

парит.

В один из таких дней член иностранной благотвори-

тельной миссии мистер Стрэнкл выехал в первую экспе-

дицию для сбора лекарственных трав и раздачи посылок

голодающим детям горцев.

Экспедиция на подводах и верховых лошадях двига-

лась в сторону селения Ардон. Мистер Стрэнкл сидел в

коляске рядом с хозяином дома, в котором гостила мис-

сия, Ираклием Спиридоновичем Керакозовым. Хозяин

правил парой лоснящихся на солнце кабардинских ры-

саков. Сзади на почтительном расстоянии ехали два во-

оруженных всадника из "охраны миссии, любезно предо-

ставленной почетным гостям ревкомом Терской области.

За всадниками двигались две подводы, груженные по-

дарками— мешочками спресованной муки,— и одна по-

возка с продовольствием и кухней экспедиции. Старшим

в обозе был вольнонаемный служащий миссии Богдан

Богданович Злыдень, бывший чиновник интендантского

ведомства канцелярии атамана Войска Терского. С ним

на бричке сидел переводчик и проводник, сухой старик

с козлиной бородкой. Звали его Габо. Он вполголоса

тянул старинную осетинскую песню.

Мистер Стреикл за неделю коротко сошелся с Ирак-

лием Спиридоновичем и часто вел с ним разговор на из-

любленную тему — о жестокости русской революции.

Стрэнкл был откровенен, того же требовал и от собесед-

ника. Керакозов находил большое удовольствие в том,

что иногда выводил из равновесия обычно невозмутимого

гостя беспощадной "логикой своих суждений. Случалось,

что при этом Стренкл вынимал изо рта неизменную сига-

ру, громыхал своим жестким басом: «Ставлю сто фунтов

против десяти, что вы — большевик, мистер Керакез!»

От этих слов Ираклий Спиридонович закатывался смехом

и говорил сквозь слезы: «Ох, ох... Рад бы в советский

рай, да грехи не пускают...»

С экспедицией повстречался вооруженный винтовка-

ми отряд молодых бойцов. Передние несли плакат: «На

Врангеля!» Некоторые бойцы были в черкесках и с кин-

жалами на поясах.

— Горцы, — заметил Керакозов. — Пожалуй, все осе-

тины, хотя нет, ингуши тоже — вот тот, в старой плисо-

вой черкеске и высокой шапке...

90

Недобрым взглядом проводил колонну мистер

Стрэнкл, Керакозов затаил лукавую усмешку.

— Добровольцы, — сказал он.

— Я намерен собирать большой документальный ма-

териал о расправах большевиков над беззащитными

пленными. Будет книга — капитальный труд...

— О! Я не сомневаюсь, вы напишете такой труд. Но

коммунисты тоже напишут о вас, мистер Стрэнкл, може-

те не сомневаться! — с ухмылкой заметил Керакозов.

— О нас! — Прежде равнодушное бронзово-красное

лицо его выразило крайнее удивление.

— А кто же казнил за Красноводском членов бакин-

ского советского правительства? Не думаете ли вы,

мистер Стрэнкл, что большевики забыли про эту воль-

ность британских гостей?

— Вы говорите их языком, мистер Керакез!

— Я просто откровенен с вами, — спокойно улыбаясь,

отвечал Керакозов.

— Благодарю,— с раздражением продолжал мистер

Стрэнкл. — Но ликвидация бакинских красных комисса-

ров продиктована соображениями высшей гуманности.

— А-а, это — милость!

— Мы считали долгом цивилизованных людей и

джентльменов помочь тем, на кого напали узурпаторы.

— Я понимаю вас, мистер Стрэнкл. Но рабочие Баку

считают не вас, а себя хозяевами нефти и всех богатств,

нажитых на ней.

— Где ваши роскошные магазины, мистер Керакез? Где

ваши миллионы, если не считать того, что сохранилось

в нашем и французском банках? Вам оставили один

особняк да вот этих рысаков и то потому, что у вас ос-

тановилась миссия великих держав.

— Дома и магазины я добровольно отдал Советской

власти, потому что она и так взяла бы их. Миллионы про-

пали. Осталось кое-какое золотишко. Надеюсь, вы сдер-

жите слово джентльмена и поможете перевезти ценности

за границу, а я уж переберусь с божьей помощью.

Встретимся в Тегеране...

— Вижу, мистер Керакез, вы не верите в счастливую

звезду барона и в успех его армий. У вас паршивое наст-

роение. Только мое весьма высокое мнение о вашей оча-

ровательной сестре мисс Веронике удерживает меня,

чтобы не послать вас ко всем чертям. Ваши прогнозы...

91

— Эх, прогнозы, прогнозы...— перебил Керакозов.—

Полетит ваш барон Врангель вверх тормашками. Вот те

крест, полетит! — Керакозов перекрестился.

— Вы полагаете? Великие державы...

— Не пойдут за ним, вот что, — еще раз неучтиво

перебил Ираклий Спиридонович. — Россия не пойдет.

—Какой же вы коммерсант, мистер Керакез! Вы

обыкновенный красный проповедник, о котором плачет

виселица.

Керакозов снова затрясся от смеха.

— Виселица.... А толкуете о жестокости красных.

— Вот к чему привели они Россию!— Стрэнкл пока-