Их было трое (сборник)

— Брапгела?

— Врангеля. Этот генерал сидит, как барсук, в Кры-

му, а на Кубани поднялась казачья армия не то Холсти-

кова, не то Хвостикова, тоже генерала. Понял?

— Понял, дада*. Значит, Кудзиго поехал к генералу?

— Ничего ты не понял, баделеиок! "Не к генералу, а

против генерала. Наша красная бригада идет на выручку

казачьим станицам возле Ессентуков. Повстанцы зах-

ватили станицы при отступлении всей своей армии в Гру-

зию. Вчера на нихасе докладчик из города говорил о

мобилизации. Я заявил, что иду волонтером**, а они что

* Л а д а /осет./ — дедушка.

** Волонтер — доброволец.

80

ответили: «Сиди дома, никому ты теперь не нужен, ста-

рый пес...»

— Обидно... — поддержал Знаур.

— Еще бы!.. Да заходи в дом. Я тебе все по порядку

растолкую. Ты на какой платформе стоишь?

— Чего?

— За кого, говорю, стоишь: за большевиков, «еди-

ную—неделимую»* или за анархию— мать порядка»?

Знаур смутился, уши его покраснели.

— Дядя Саладдин говорил, что самые плохие —

красные абреки. Они отобрали землю...

— Правильно. Отобрали у шакалов-баделят и отдали

неимущим. Вчера я и говорю красному агитатору: «Хочу

ехать защищать Россию»

— От кого, дада?

— Какой ты несмышленый! Ведь барон-то Врангель

продает ее англичанину и американцу. А мы хотим отсто-

ять ее, Россию...

— Но ты же не русский, дада, ты осетин...

— Я был русским солдатом и помру им, — отрубил

дед Умар. — Мои сыны верой и правдой служат в Крас-

ной Армии, и все селение гордится ими.

— А почему, — не унимался Знаур, — почему, дада,

офицеры говорили, что они тоже спасают русскую землю?

Дед Умар положил свои длинные узловатые руки на

чисто выскобленный стол. Над седой головой старика

виднелись потемневшие лики святых, в лампадке дрожал

огонек. И сам дедушка чем-то напоминал одного из тех,

что тихо смотрели из потускневших серебряных окладов

на божнице.

— Россию, говоришь, спасали? Ворюги! Полсела

выжгли, загубили стариков и женщин — за то, что наши

сыны ушли в горы к Данелу Тогоеву и Амурхаиу Бото-

еву**. Князь Вадбольский наложил контрибуцию—тыся-

чу лошадей, тысячу полушубков, тысячу бурок и тысячу

пудов овса! «Спаситель!»...

Старик был одинок и обрадовался неожиданному

гостю-. Он угостил Знаура «чем бог послал» и долго еще

* «За единую и неделимую Россию»— лозунг белой армии

Деникина. Но на самом деле белогвардейцы ради восстановления мо-

нархии продавали Россию иностранцам за деньги и оружие.

**Д. Тогоев и А Ботоев — руководители партизанского

движения в Северной Осетии.

6 Их было трос

81

говорил юному собеседнику о том, какие дела творятся

на белом свете.

— Ты тоже большевик, дада? — осторожно спросил

Знаур.

— Нет. Православный. Ни на какой платформе не

стою, но к новой власти сочувствие имею, потому что с

ней правда. И дай ей бог царствовать века:—Дед перек-

рестился.

Знаур многое еще не понимал, но детское воображе-

ние рисовало яркие картины, как в легендах лекарки

Хадзигуа: из дальнего края лезут страшные чудовища

на русскую землю, скачут черные всадники со змеиными

головами. Им навстречу несутся огненные силуеты сме-

лых джигитов.Гудит и стонет земля под копытами их ло-

шадей. Видит юноша и себя на резвом скакуне, с кривой

саблей над головой. Там, в этой лавине воинов — его

школьные друзья Кудзиго и Кудзи и Костя Коняхин.

Они воюют за берекет* для бедных. А кто такой Знаур?

«Рожденный в хлеву»... Да, конечно, он с ними, с красны-

мы конниками, и он себя покажет...

Мальчик остался ночевать у деда Умара. До глубо-

кой ночи думал о своей судьбе — что будет завтра, най-

дет ли он Костю и поедет ли тот в город, чтобы посту-

пить в школу? Примут ли их в школу? Как и чем они

будут жить? А может быть, их тоже возьмут в Красную

Армию, как братьев Кудзиго и Кудзи? Вот было

бы —да!

У здания Дигорскогс окрисполкома, бывшего особня-

ка богача Абаева, Знаур внимательно перечитал все

лозунги и плакаты, приклеенные к стенам. Самый боль-

шой плакат: «Трепещи, барон Врангель! Наша ячейка

РКСМ уходит на борьбу с твоими верными лакеями —

повстанцами на Кубани и Тереке!» Рядом — объявление:

«С сего числа все добровольцы будут направляться во

Владикавказ для прививок от брюшняка». Выделялся

своей красочностью литографский плакат, на котором

была изображена огромная, в аршин длиной, вошь.

Подпись: «Вот наш враг».

— Что такое «ячейка»?.. — спросил он по-русски у

* Берекет /осет,/ — изобилие, доаольство» достаток,

82

стоящего возле парадного подъезда дневального в поли-

нявшей от времени бараньей папахе с красной лентой.

Дневальный зло покосился на мешок за плечами

Зиаура.

— Что у тебя там, в мешке? Боеприпасы?..

— Пироги, дяденька.

— Пироги? Хорошее дело.

Знаур поспешно развязал мешок и извлек полкруга

олибаха*.

— Вот, кушайте, дяденька.

— Спасибо, сынок. Мы, понимаешь ли, приехали на-

дысь из Николаевской — местная команда, а у начпрода

зубы заболели, и не выписал, гад, хлеб. Умираю, говорит,

не могу писать. Гидра, интендантская личность...

Проглотив кусок, дневальный спросил:

— Куда ты собрался, хлопец?

— В город. Учиться хочу.

— Учиться? Хорошее дело. Откедова у тебя пиро-

ги-то?

— От похорон остались.

— Знатно угощают осетины на похоронах. А на что

тебе ячейка?

— Просто так.

— Бывает ячейка партейная. Бывает для подростков,

как ты. Рекесеме называется.

— Рекесе... Они там учатся?

— И учатся, и воюют — всему свой час. Бедовые го-

ловы! Мировую буржуазию хотят порешить. Да ты, хло-

пец, заходи к ним, не сумлевайся.

Знаур неуверенно побрел в окружком РКСМ. В длин-

ном полутемном коридоре услышал голоса.

— Я уже вам разъяснил, товарищ, — говорил кто-то

резким металлическим тенором,—в Ленинский Комсоюз

молодежи принимаются выходцы из пролетарской среды.

Секретарь окружкома уехал в Ессентуки, на фронт. Все

уехали. Я, как руководитель общего отдела, самостоя-

тельно не могу произвести оформление. Не имею полно-

мочий. Пишите заявления в первую инстанцию. Там

разберутся.

— На какую еще «станцию»?

Знаур остановился. «Ведь это же голос Кости Коня-

* О л и б а х /осет./ — осетинский пресный пирог с сыром.

83

хина! О, аллах! Неужели ты покровительствуешь мне!

Вот повезло!..»

— В ячейку пишите. Она там, где прежде был сель-

ский ревком.

— Никакой там ячейки нет, — возразил Костин го-

лос.

— Нет? Значит, ушла на фронт. Ничем помочь не

могу.

— Как же быть нам? В добровольцы не принимают,

если не записался в молодежный союз...

Знаур подошел ближе и уже ясно различал говорив-

ших. В одном из них узнал своего друга. Костя обра-

щался к бледнолицему человеку в бронзовых очках, го-

ворил запальчиво, каждое слово подкрепляя жестами.

Загнутый вверх усыпанный красными веснушками нос

от натуги покрылся испариной. Над озабоченно смор-

щенным лбом торчал рыжий чубчик.

Рядом с Костей стоял какой-то черномазый маль-

чуган в залатанном коричневом чекмене.

— Позвольте. — сказал очкастый. — А сколько вам,

собственно, лет?

— Шестнадцать с половиной, и Ахметке шестнадца-

тый, хотя он ростом маленький.

— Вот видите! — развел руками завдел. — Какой чу-

дак примет вас в Красную Армию в таком нежном воз-

расте! Не понимаю, зачем вы только отрываете людей

от работы! — и он направился к своему кабинету.