Словесное древо
Словесное древо читать книгу онлайн
Тонкий лирик, подлинно религиозный поэт Серебряного века, воспевший Святую Русь и Русский Север, Николай Клюев создал и проникновенную прозу, насыщенную сочным образным языком, уходящую корнями в потаенные пласты русской и мировой культуры. Это — автобиографии-«жития», оценки классиков и современников, раздумья о своей творческой судьбе как художника, статьи, рецензии, провидческие сны, исповедальные письма, деловые бумаги.В настоящем издании впервые с возможной полнотой представлены прозаические произведения Клюева, написанные им с 1907 по 1937 г.Для широкого круга читателей
Внимание! Книга может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних чтение данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕНО! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту [email protected] для удаления материала
может тянуть передачу годами, как тянул мои заявления о пенсии, пока я сам не
добился личного свидания с Калининым. Мне пишут из Москвы, что дама, к которой я
просил Вас позвонить — была очень больна, вероятно, она еще медленно
поправляется. Но весьма бы было любопытно, а быть может, и полезно под каким-либо
интересным предлогом, который бы был не похож на просьбу о деньгах — получить от
нее разрешение свидеться — и передать ей мой документ лично. Быть может, она что и
221
сделает, если захочет. Я послал Вам доверенность (и список вещей). Когда будете ее
предъявлять, нельзя ли узнать, почему на предъявленную Зинаидой Павловной
Кравченко доверенность не последовало разрешения получить вещи? Это мне очень
важно знать. О результате Вашего предъявления доверенности известите меня
письмецом. Как вещи? По возможности их нужно проверить по списку. В первую
очередь нужно попытаться продать ковер и складень красный, обложенный медной
оковкой, Неопалимой Купины. Этот складень принадлежал Андрею Денисову - автору
книги «Поморские ответы». Писан же он тонким письмом в память Палеостровского
самосожжения иже на езере Онего, при царе Алексии. Сплошной красный цвет
выражает стихию огня. Этому складню всего бы больше приличествовало быть у меня
— связу<я> меня, сгоревшего на своей «Погорельщине», с далекими и близкими
отцами и дядичами, но что же делать? Они простят меня, слабого и уже одной ногой
стоящего во гробе. За складень раньше мне давали полторы тысячи. Теперь сколько
дадут. Предложите его Николаю Семеновичу Голованову, изв<естному> дирижеру из
Большого театра. Его адрес: Средний Кисловский, дом № 4. Но цены не назначайте -
сколько даст сам. Он видел эту вещь у меня на Гранатном, если даст 750 руб., т. е.
половину прежнего - то отдайте, а так попытайтесь продать где-либо иначе. Складень
Феодоровской Б<ожией> М<атери> может пойти от 500 руб. Ангел Хранитель
большой - от 200 руб. Остальные иконы от ста до 50 руб. штука. Ковер, если он не
очень разрушился от сырости, стоит от 300 до 750 руб. Как можете вырядить — Вам
виднее. Смотря по покупателю. Древние книги предложите Демьяну Бедному - он
любитель. Свиток пергаментный на древнееврейском языке — стоил тысячу рублей,
теперь хотя бы дали сто рублей. Это повесть о Руфи, Х-го века. В ларце узорном
теремном статуэтка Геракла в юности бронзовая <нрзбр> времен и царя Андрияна. Там
же серьги из Микенских раскопок - можно предложить музею Изящных искусств. Но
умоляю что-нибудь продать вскорости в течение декабря месяца. Чтобы меня не
выгнали на 40-градусный мороз в лохмотьях, без валенок, голодным. Прошу Вас -
нельзя ли валенки получить Вам в распределителе — размер отнюдь не больше галош
№ 10-ый. В моем комоде осталось белого материала 9-10 метров, желательно его
получить — прикрыть мою наготу. Если наторгуете денег, — то нельзя ли купить мне
хотя бы пару кальсон готовых и бумазеи черной и темно-синей четыре метра на
верхнюю рубаху, если бумазеи нет, то какого-либо хотя бумажного материала!
И еще к Вам особенное моление: прямо снаходу получите книгу немецкую Библию
- она пуд весу с медными углами и срединой на кожаном переплете. Библия на
готическом немецком языке — а в
ней, приблизительно в первой половине толщины - заложено в листах мое
инвалидное свиде<те>льство, бережно переложите его особо в крепкое место, снимите
с него копию в горсовете у нотариуса, копию пришлите мне «ценным письмом», а
оригинал берегите пуще денег. Дело в том, что этот документ дает мне право если не
полного освобождения, то перевода в лучшие климатические условия, чем Сибирь. Я
могу очутиться в Воронеже или в Казани, а это было бы для меня истинным счастьем!
Потрудитесь для спасения меня несчастного, перелистайте не торопясь Библию — оно
там, мое спасение! И я пойду на комиссию. Многие по такому свиде<те>льству осво-
бождаются по чистой. Ах, если бы мне в руки мое инвалидное свидетельство!
Помогите! И еще прошу Вас принять во внимание, что если иконы покрыты плесенью,
то отнюдь их не тереть тряпкой, а расставить вдоль стенки, хотя бы на пол, но не к
горягей паровой трубе, и маленько просушить, пока плесень сама не начнет осыпаться
— тогда уже протереть аккуратно ватой. Но, Бога ради, не трите никаким маслом,
особенно лампадно-гарным, это вечная гибель для иконной живописи!
222
Пенсионную книжку я получал в Хрустальном переулке. Книжки у меня две —
большая, что потерялась, и на место ее получена поменьше, уже вновь действительная
(первая неожиданно нашлась). Хотя бы мне получить пенсию со дня моего ареста 2-го
февраля по 2-ой май, и то бы было облегчение. В книжке есть листы для доверенности
получения, кому я пожелаю.
Если получение за прошлое возможно, то я вышлю Вам доверенность или Вы
пришлите самую книжку - я напишу и вновь возвращу ее Вам почтой — с
доверенностью.
До отчаяния нужно мало-мало денег. У моих хозяев в январе освобождается
комната 20 руб. в месяц — два окна, ход ртдельный, пол крашеный, печка на себя, - то-
то была бы радость моему бедному сердцу, если бы явилась возможность занять ее,
отдохнуть от чужих глаз и вечных потычин! Господи, неужели это сбудется?!
Мучительней нет ничего на свете, когда в тебя спотыкаются чужие люди. Крик, драка,
пьянство. Так ли я думал дожить свой век...
Прошу Вас поговорить с Пришвиным, он ведь близок к Алексею Максимовичу, и
сам многие годы относится ко мне хорошо, и злополучную «Погорельщину» мою
слушал в моем чтении - и может ясно представить мои преступления. Как принимать
мой перевод в Томск? К хорошему это или к худому? Как живет и чувствует себя
Сережа? Близок ли он к Павлу и Рюрику? Если они Вас не посещают, то я весьма рад
этому. Еще раз прошу не забывать меня весточкой. Я ведь живу от письма до письма. В
опись я забыл внести фонарь железный, что висел над столом. И икону Николы с
Григорием Богословом в рост, Никола в ризе черными крестами. Размер 6 вер<шков>
на 4 вершка, 15-й век. От Толи не получаю уже три месяца никаких известий. Нельзя
ли ему написать под каким-либо предлогом, не упоминая меня, чтобы он ответил Вам,
и я узнал, что он жив и благополучен? Низко кланяюсь всем милым сердцу. Прощайте.
Простите! Адрес: Томск, пер. Красного Пожарника, изба № 12. Мне.
26 ноября 1934 г.
227. И. Э. ГРАБАРЮ
7 декабря 1934 г. Томск
Игорю Грабарю от поэта Николая Клюева. Я погибаю в жестокой ссылке, помогите
мне, чем можете. Милосердие и русская поэзия будут Вам благодарны. Адрес:
Север<о>-Западная Сибирь, г. Томск, переулок Красного Пожарника, изба № 12.
7 декабря 1934 г.
228. В. Н. ГОРБАЧЕВОЙ
Наголо — первая половина декабря 1934 г. Томск
<Пишу Вам чотвертое письмо, <дорогая Варва>рия Николаевна. <В них я говор>ил,
что удастся, <быть может>, кое-что из моего <имущества прода>ть и выслать <мне
деньги на> хлеб. Свыше человеческих сил мое страдание. Быть может, уцелело что-
либо из продуктов: в чайном поставце осталась четверть хорошего чаю не раску-
поренной, и в стеклянной чайнице высыпана другая четверть фунта. Кофе в глиняной
зеленовато-черной большой сахарнице с крышкой, жареный, два фунта, цикория в
пачках. В кухонном столе двадцать фунтов гречи. Ах, если бы чудом всё это уцелело!
Много и другого: макароны, рис, пшено, всего не помню. Быть может, удалось бы со-
орудить посылочку. Какое бы было счастье! Жадно жду письма от Вас. Нельзя ли
вспомнить мужских черных ботинок? Они совершенно хорошие, и мне хватило бы их