Словесное древо

надолго. Есть и сандалии. Одним словом, всё, что можно. Побеспокойтесь! До

гробовой доски не забуду Вашего милосердия. Вся надежда, что в течение декабря что-

нибудь выяснится с деньжатами. Иначе меня выгонят на улицу. За угол нужно платить

20 руб. в месяц.

223

С января можн<о бы было ужо нанять отдельн<ую комнатушку^ но, повторяю,

не<где взять ежеме>сячные 20 руб. <Толечка не мо>жет ничего боль<ше сделать. Он>

живет только на <ученическую сти>пендию, соверше<нно без помощи>, так как

родньке его оставили^ переехали на постоянное <местожительство> в Севастополь. За

семьей-то ему было легче, а теперь вовсе тяжело, желательно бы не сломать резной

спинки у моей скамьи. Скамья разбирается, и спинка снимается, только выбить

клинышки с испода и положить спинку плашмя на скамью, перевязать, и она не

сломается при перевозке. В Томске глубокая зима. Мороз под 40°. Я без валенок, и в ба-

зарные дни мне реже удается выходить за милостыней. Подают картошку, очень редко

хлеб. Деньги от двух до трех рублей - в продолжение почти целого дня — от 6 утра до

4-х дня, когда базар разъезжается. Но это не каждое воскресенье, когда и бывает мой

выход за пропитанием. Из поданного варю иногда похлебку, куда полагаю всё: хлебные

крошки, дикий чеснок, картошку, брюкву, даже немножко клеверного сена, если оно

попадает в крестьянских возах. Пью кипяток с брусникой, но хлеба мало. Сахар

великая редкость. Впереди морозы до 60°, но мне страшно умереть на улице. Ах, если

бы в тепле у печки! Где мое сердце, где мои песни?! Еще раз умоляю о письмах. Про

запас прощайте. Кланяйтесь моим знаменитым друзьям — русским художникам и

поэтам!

229. Н. Ф. ХРИСТОФОРОВОЙ

1 января 1935 г. Томск

Дорогая Надежда Федоровна!

К неземной стране Путь указан мне, И меня влечет Что-то всё вперед!

Не растут цветы На пути моем, Лишь шипов кусты Вижу я кругом!

Соловьи зарей Не ласкают слух. Лишь шакалов вой Слышу я вокруг!

Не сулит покой Мне прохлады тень, Но палящий зной Жжет и ночь и день!

Не в тиши идет Путь кремнистый мой — Ураган ревет, Проносясь над мной!

Не среди лугов. Под шумок ручья, По камням холмов Пробираюсь я!

И встречаю я Всюду крови след: Кто-то шел, скорбя, Средь борьбы и бед!

В черной мгле сокрыт Путь суровый мой. Но вдали блестит Огонек живой!

Огонек горит, И хоть вихрь шумит. Но меня влечет Что-то всё вперед!

Поздравляю Вас со Святками, со звездной елкой счастья и благословения. Я

получил Ваше письмо, наполненное грустью о моих грехах. Я поплакал над ним

тихими очистительными слезами. Оно живое доказательство, что я один из тех темных

грешников, ради которых и пришел во плоти Свет на земле, ибо Он пришел не к

праведникам, а к ужасному сборщику римских податей Закхею, к сирофи-никиянке-

блуднице, львице восточных бань и публичных сатурналий, к бесноватому, живущему

во гробах, к гнойным прокаженным. О, какое счастье встать в ряды тех, про которых

сказано в Евангелии от Луки в главе VI-ой, стих 22-ой: «Блаженны вы, когда возненави-

дят вас люди, и когда отлучат вас, и будут поносить, и пронесут имя ваше как

бесгестное». И еще стих 26-ой того же евангелиста: «Горе вам, когда все люди будут

говорить о вас хорошо».

Дорогое чадо Божие — теплая и родная Надежда Федор<овна>. Да не смущается

сердце Ваше и да не устрашается! Не принимайте мои спокойные встречи с

искушениями за самый грех. Будьте в покое, и раскаленные стрелы сатаны возвратятся

туда, откуда они прилетели! Ибо ведь «Христос есть мир (в английском переводе -

покой) наш» (Ефес. II, 14). Никогда не выходите из этого покоя, если Вы хотите

возрастать в очищении. Тогда исчезнет и смущение Ваше. «Что скажет Он, то и

сделайте» (Иоанн. II, 5). Ожидайте всякий день избавления от греха: «Сие пишу вам,

чтобы вы не согрешили» (Иоанн. И, 1). Я же скажу вместе с апостолом Павлом: «Хотя

я ничего и не знаю за собою, но тем не оправдываюсь: судия же мне Господь».

224

Возьмите человека, который по причине многогранности своей души не может жить

среди официальных праведников, выкиньте его из общественных предприятий,

изгоните из общества, — и Христос скажет: «Вот человек, которого Я ищу! Я пришел

взыскать и спасти погибшее!» Еще раз прошу Вас пребывать в покое, дабы не

затемнить уверенности, что «Возвеселится пустыня и сухая земля, и возрадуется

страна необитаемая, и расцветет, как кипарис» (Ис. XLII, 1).

О Ты, дыханье вечности, Дохни на сушь души моей, И мирта цвет, и кипарис

Поднимутся в песках сухих, И у потоков вод Твоих Пустыня станет, как нарцисс!..

Мой дух к Тебе весь обращен, Я всё забыл, стремлюсь к Тебе, Я чудной мыслью

поглощен, Что ты, Нарцисс, теперь во мне! Дождь благодатный и живой — Не тщетно

ждал Тебя душой!

Простите, прощайте! Прошу о письме и милостыне. Душа моя с Вами.

Н.К.

Переулок Красного Пожарника, изба № 12. 1 января 1935 г.

230. Л. Э. КРАВЧЕНКО

20 января 1935 г. г. Томск

Потрясли Вы мне душу, дорогая Лидия Эдуардовна, Вашей заботой обо мне и

милой посылкой.

Поплакал я всласть над Вашими мешочками, так пахнуло мне на сердце чем-то

родным. Вижу Вашу жизнь до последней солонки, до пуговки. Ах, если бы имел я

возможность припасть к ногам Вашим и выплакать мое страдание. Я на чужой стороне

среди двуногого дикого зверья — без угла, без куска хлеба, больной, изъеденный

вшивыми лишаями, от которых я очень страдаю. Лишай покрывает полголовы, весь

живот и обе голени, но я не всегда могу купить даже свежий бинт. Живу в общей избе с

жестяниками - часто пьянка, смрад, страшные морды...

Только за последние дни слухи обо мне начали доходить до местной

интеллигенции. Пришли ко мне местные писатели - в хорьковых шубах, раздушенные,

но скучно провинциальные — морщили нос на мою долю, по-видимому, моя судьба

потрясла их до крови. Они сидели на треногой лавке у вонючей лохани, как истуканы.

Я говорил им об узком, тернистом, но спасительном пути, на который поставила меня

история и по которому ведет меня Провидение. Один из них, самый юный, вдруг

разрыдался...

Томск — город суровый, ко всему привычный. Появился хлеб без карточек, но вот

уже несколько дней его нет нигде, ни даром, ни за деньги. Я так радовался вольной

хлебной продаже, до нее приходилось хлеб просить на базаре у приезжих крестьян

Христа ради. Я знаю, Вы, как никто, почувствуете мои кровавые слезы, когда я, мокрый

от волнения, со страшно бьющимся сердцем, дожив до седин, в первый раз в жизни,

протянул руку за милостыней... Но слава Богу за всё! До меня доходят слухи из столиц,

что всё самое лучшее и мыслящее не осудило меня. Но никто не верит в мои

преступления. Мои книги, портреты, частые письма — поднялись даже в оценке на со-

временный рубль. Так, например, моя книга «Песнослов» дошла до ста рублей и т. п.

Всё это меня, хотя и мало, но утешает.

Прошлую зиму и всю весну я болел цингой. Выпало восемь зубов, я был так худ,

что обшивка прежних кальсон обвивалась два раза кругом пояса. Теперь на воздухе я

немного окреп. Мою седую бороду треплет сибирский ветер. Время и вера понемногу

умягчают раны. Я безумно, с неиспытанной никогда жаждой, - люблю жизнь, небо,

солнце, человеческое сердце!.. От всего своего существа желаю Вам благополучия на

новом месте. От Толи четвертый месяц не получаю никакой весточки. Его любовница

слишком опытна, чтобы выпустить добычу из своих когтей. Но я надеюсь на

225

природный ум нашего горячего художника. В его годы человек меняет не только кожу,

но и душу.

❖❖❖

Посылка пришла в целости. Яблочки, конечно, поморозило, но я сварил их, остудил