Яна и Ян

В коридоре я встретил нарядного Йозефа, благоухающего одеколоном «Табак оригинал», который мне подарила Яна.

— Иду в театр, — сообщил он. — У майора внезапно приключилось воспаление троичного нерва. Бедняга! — притворно посочувствовал он.

Все здесь было как прежде. Ярко освещенный холл, посередине в кресле-коляске Пушинка, верный доберман-пинчер у его ног, проигрыватель, запах ванильных рогаликов, бар с фруктовыми соками… Неужели мне опять семнадцать?

— Изменница! — воскликнул Пушинка при встрече. — Если бы верные слуги не донесли мне о том, что ты здесь, и если бы я не приказал доставить тебя, мы бы вовек не увиделись!

Верные слуги — Ирка и Орешек разом ухмыльнулись. Они в буквальном смысле выманили меня с торжественного ужина, устроенного Иваном. Правда, там мой уход никого не огорчил, даже Яна…

— А где же твой Адмирал? — спохватившись, поинтересовался Пушинка.

Я пожала плечами. Да и что, собственно, я могла ему объяснить? Что в эту самую минуту мой муж пьет на пару со своим другом Иваном и ему нет до меня дела?

— Вот что такое современная семья! — весело захохотал Пушинка. — Впрочем, это тема моей будущей пьесы, — поспешил он добавить, видимо, побоявшись задеть мое самолюбие.

Однако меня это нисколько не трогало. Правда, утром, когда Ян прямо с поезда пришел в зал, где должно было происходить вручение дипломов, сердце мое учащенно забилось. «Успокойся, ну успокойся же, — убеждала я самое себя. — Твой муж здесь, с тобой, так зачем же волноваться?!» Я крепко держала Гонзика. Ян подошел, взял сына на руки, а меня лишь спросил:

— Ты поправилась?

— Поправилась? — растерянно повторила я и вдруг почувствовала, как краснею, и ужаснулась: «Боже, когда же я научусь лгать!»

— Яна стала такая элегантная, что я не сразу узнал ее, — обратился к Яну отец Моники.

— Да… — как-то неопределенно произнес мой муж, даже не посмотрев в мою сторону.

Прическа, сделанная в салоне «Власта», импортная косметика, красный кримпленовый костюм — все, что с первого взгляда по достоинству оценили Моника и Эва, сразу утратило всякий смысл. Конечно, собираясь на ужин, я имела в виду поразить их воображение, но прежде всего меня волновало мнение Яна. А он… он даже не взглянул на меня, не улыбнулся, не сказал ни словечка, кроме одной холодной фразы: «Ты поправилась?» И потом, в течение всего вечера, к которому я так готовилась, я то и дело глотала комок, подступавший к горлу, хотя присутствовавшие любовались нами, называли отличной парой…

— Пушинка, ты познакомишь нас сегодня с какой-нибудь новой психологической драмой?

— Если тебя это интересует…

— Пожалуй, нет.

Я была уже по горло сыта теми драмами, которые разыгрывались в жизни.

Из тех людей, что заполнили дом Пушинки, я мало кого знала. Вернее, знала многих из них, но только по телевизионным передачам или кинофильмам. Ведь Пушинка стал известным, преуспевающим драматургом и режиссером. К счастью, он от этого нисколько не изменился. Как и прежде, он с интересом смотрел по сторонам, оживленно беседовал со всеми, весело смеялся и из всей массы друзей по-прежнему больше всех любил Ирку и Орешка.

В детстве он был таким робким, что нам не раз приходилось его защищать. И потом, когда стали взрослыми, мы продолжали считать его слабым человеком, а он на поверку оказался необыкновенно мужественным. Несмотря на постигшее его несчастье, он не сломался, а упорно шел к поставленной цели и добился почти невозможного. Вероятно, это я слабая натура, если всякий раз впадаю в панику, когда наталкиваюсь на какие-либо трудности.

— У меня для тебя небольшой сюрприз, Яна, — сообщил мне шепотом Пушинка после того, как представил своим друзьям. — Только ты узнаешь об этом немного позже, потому что я еще не все до конца продумал.

«Думаю, что это не так… — усомнилась я в его словах, — но если необходимо, можно и подождать…»

Я взяла из бара апельсиновый сок и вышла на террасу. Дождь не прекращался, и на террасе никого не было. Я стояла там одна, как в ту далекую весеннюю ночь, когда неожиданно встретила Яна. Я видела его во второй раз и знала только, что его зовут Ян. Но я уже любила его. И люблю по сей день. Ах, Ян!

— …Позвольте мне сначала выпить за мою мать, за мою жену и за ее мать, за всех женщин, которые поддерживают нас, мужчин, своей любовью, самоотверженностью и бесконечным терпением. Разве мы добились бы чего-нибудь без них? — говорил на торжественном ужине Иван, новоиспеченный инженер-строитель.

Я взглянула украдкой на Яна. Поднимет ли он бокал за меня? Но он смотрел только на своего друга. А впрочем, разве в благодарности дело? Главное — побыстрее преодолеть возникшую в наших отношениях напряженность. В тот момент я стремилась добиться этого во что бы то ни стало, и шампанское, очевидно, прибавило мне сил и решимости…

Из сада тянуло холодом, и я почувствовала себя совсем неуютно. И это называется лето!

В холле кто-то начал декламировать стихи прекрасно поставленным голосом. Да ведь это Орешек! С гладко причесанной огненной шевелюрой, в безукоризненно сидящем пиджаке, он совершенно не походил на прежнего Орешка, ведущего актера в Пушинкиных психологических драмах. В настоящее время он студент Академии музыкального и театрального искусства, но по-прежнему исполняет главные роли в Пушинкиных пьесах… Все мои друзья детских лет чего-то добились. А я?

Вот Орешек, продолжая декламировать, повернулся ко мне. Я улыбнулась ему, но отвела глаза…

На торжественном ужине, когда мне уже смертельно надоели разговоры о моде, детях и домашнем хозяйстве, я поднялась и подошла к Яну, который беседовал с Иваном.

Иван как раз начинал новую фразу:

— Проблема гармоничного сочетания с природой…

И тут я прервала его:

— Ян, не пора ли нам?.. — Мне действительно очень хотелось поехать домой, побыть с ним наедине.

— С чего это вдруг? — поразился человек, наедине с которым я мечтала остаться.

— Куда вы собираетесь? — изумился и Иван.

— Мы приглашены к Пушинке, и я обещала прийти, — не отступала я.

Ян бросил на меня короткий взгляд и повернулся к Ивану:

— Моей жене недостаточно иметь поклонников в областном центре, она хочет иметь их и в Праге…

Иван продолжал свои рассуждения, а я стояла как громом пораженная: «Что такое говорит Ян?! И что означает этот вроде бы шутливый тон?..»

— Не огорчайся, Яна, они же всегда были немного не в себе, — рассмеялась Моника, подсаживаясь к мужчинам…

Орешек кончил декламировать. Теперь до меня доносились лишь обрывки глубокомысленных рассуждений о том, что «поэзия является основой мира», о «психологической границе» и «чувствах человека нашей эпохи». От всех этих мудрствований мне стало не по себе: поэзию я любила, но разглагольствовать о ней столь витиевато не умела. А в последние годы домашние дела, сын и бесконечные мысли об одиночестве отнимали так много времени, что ничего из новой поэзии я не читала. Сейчас Ян наверняка бы шутливо улыбнулся, если бы увидел меня…

— Так я пойду одна, если ты не против?

— Почему же я должен быть против? Ты ведь любишь общаться со своими друзьями наедине…

«На что он намекает? И вообще, что с ним происходит?» — задавала я мысленно себе вопросы, в то время как Гонзик увлеченно играл с Иванкой, дочкой Ивана. Потом, сославшись на то, что ему уже пора спать, не то он начнет капризничать, я распрощалась со всеми, а отец Моники, который тоже куда-то спешил, предложил подвезти нас…

Пушинка помахал мне рукой. Рядом с ним стояла черноволосая девушка. И вдруг она бросилась мне навстречу. Эвка! Вот это сюрприз! Вмиг на меня нахлынули воспоминания. О тоскливых днях, проведенных в больнице, о черноволосой девушке, заботившейся о своих пациентах, о волнении, охватившем меня, когда я узнала, что она сестра Лацо, лучшего товарища Яна по службе, о том, как она приезжала к нам в часть, как вспыхнула ее любовь к Гонзе Жальскому…

— Эва, скажем ей по секрету? — обратился к девушке Пушинка.