Яна и Ян

За спиной у меня зашлепали босые ножки, и теплые ручонки обвились вокруг моей шеи.

— Я не хочу спать. Пожалей меня, бедненького.

— Ничего себе «бедненький»! — засмеялась я. — Ты — отъявленный драчун! — Не удержавшись, я все-таки поцеловала его в лоб.

Маленький притворщик скорчил при этом страдальческую гримаску. Боже, как я избаловала малыша! С тех пор как его выписали из больницы, я не противилась, когда он ложился в мою постель, обнимал за шею и засыпал, прижавшись ко мне. Наверное, в больнице ему было очень скучно, ведь раньше он отвергал всякие нежности. Доктор и сестры хвалили его за выдержку и хорошее воспитание. Однако теперь это хваленое воспитание трещало по всем швам.

— Ты у меня настоящий здоровяк! — сказала я. — А теперь иди спать и смотри у меня!..

— Там… — показал он рукой в сторону нашей спальни.

— Нет, у тебя есть своя постелька, а маме надо учиться.

— Маме не надо учиться, она уже большая. Мама должна спать. Пойдем, пожалуйста!.. — В постельке он прижался к стене, давая мне место. — Ложись, я тебя очень прошу.

Ну разве тут устоишь? Нос у него распух, под глазом всеми цветами радуги переливался синяк. Вот если бы Ян его увидел! Ну и что? Я бы сказала, что Гонзик весь в него. Разве Ян в свое время не пытался подраться из-за меня с Орешком? А ему ведь шел тогда двадцать первый год.

Гонзик мгновенно уснул, да и я задремала вместе с ним. Но меня ждали квадратные уравнения. Проклятая математика! Как было бы хорошо, если бы Ян оказался сейчас рядом со мной!

Неожиданно в прихожей раздался звонок. Я быстро вскочила. Это наверняка не Вера — она уехала на какие-то курсы в Советский Союз. Может, пани Фиалова? Она всегда звонит так, будто в доме пожар. Кто же все-таки пришел?

За дверью стояла жена капитана Минаржа, который тоже учился в Брно, но уже на четвертом курсе. Эта семья переехала в наш дом месяц назад, когда освободилась квартира прапорщика Губки. Я знала только, что жену Минаржа зовут Магдой и работает она на вещевом складе. Утром, отдергивая занавески, я видела, как она выходила из дома, держа за одну руку четырехгодовалую Наташку, за другую — шестилетнего Петршика. Они торопились в детский сад, расположенный на другом конце города. Возвращались же обычно около пяти вечера. Петршик помогал матери нести сумку, и всегда все трое о чем-то разговаривали.

— Вы не присмотрите за моими детьми? — попросила жена Минаржа. — Они уже в постели, а мне надо срочно сбегать на работу. Мы готовимся к учету…

— Я могу взять их к себе, чтобы они не боялись, — предложила я.

— Да они ничего не боятся, они у меня совсем самостоятельные! — засмеялась она.

Смех ей очень шел, он стирал следы усталости с ее довольно красивого лица. А вообще Магда была смуглая, высокая, со стройной фигурой и густыми, коротко постриженными волосами.

— И все-таки оставлять их одних нельзя, — продолжала она. — Если бы вы были так добры…

— Конечно, конечно, я с удовольствием помогу вам…

По правде говоря, мне очень не хватало друга: Вера далеко, Анна Кутилкова слишком занята… И вот мне пришло в голову, что было бы очень здорово подружиться с этой приятной молодой женщиной.

Квартира у Минаржей оказалась точно такой же, как наша, только расположена она этажом ниже. Девочка уже спала в обнимку с медвежонком, но Петршик бодрствовал — он вытирал посуду на кухне.

— Сюрприз для мамы, — объяснил он мне, заговорщицки подмигнув. — Вернется она усталая, начнет вздыхать, что надо еще мыть посуду, а посуда чистая.

— Молодец! — похвалила я мальчугана.

Он встряхнул мокрое кухонное полотенце и аккуратно повесил его на вешалку. Возле шкафа с посудой стояла скамеечка, видимо, для того, чтобы дети могли дотянуться до верхней полки. Мальчик убрал ее, и теперь в кухне царил полный порядок.

— Ты всегда помогаешь маме? — поинтересовалась я.

— Нет… Иногда не получается из-за телевизора. Но наши с Наташкой обязанности мы выполняем добросовестно. Только она часто устает. Летом она сломала ручку, и, когда ей выпадает очередь вытирать посуду, она иногда хнычет и жалуется, что у нее болит ручка. На маму это не действует, а вот папа… Папа Наташку ужасно балует, и маме с ней одно мучение.

Потом мальчик предложил мне стул и спросил, не сварить ли мне кофе. Будет ли когда-нибудь таким мой Гонзик? Пока он берется за все, но ни на что у него не хватает терпения. Вытрет три чашки, отложит полотенце — и вот уже строит из этих чашек паровозик. Начнет убирать игрушки — и вдруг примется раскладывать их на серванте, на кресле, на подоконнике…

В тот вечер я заходила к Минаржам еще два раза, но дети спокойно спали.

Потом в дверь позвонила запыхавшаяся Магда:

— Бежала, как спринтер на стометровке. До сих пор не могу отдышаться. Вот что бывает, когда давно не тренируешься, раньше я бегала хорошо… Дети спят?

— Да, я только что заходила к ним. Не хотите выпить кофе?

— А вы не желаете надеть тренировочный костюм и пробежаться со мной вокруг нашего квартала?

От удивления я даже рот открыла, однако быстро надела вельветовую куртку и брюки. Обежав один раз вокруг квартала, мы перешли на «ты».

В конце мая приехали наши. Мама так и сияла: она на «отлично» сдала экзамены и получила специальность машиниста электропоезда метро. Кондукторы были упразднены, и папа тоже учился на курсах при каком-то транспортном училище. В общем, все у нас учились.

Раньше мне казалось, что мои родители уже прожили свою жизнь, все у них позади, но сейчас я с удивлением обнаружила, как глубоко ошибалась. Мои родители словно помолодели и решительно не походили на дедушку и бабушку. Однако размышления подобного рода меня занимали недолго. Михал договорился о досрочной сдаче экзаменов, и на подготовку у меня оставалась только неделя.

Я перебралась в спальню и углубилась в учебники и конспекты. Мама, которая всегда считала, что замужней женщине учеба ни к чему, пересмотрела свою точку зрения и теперь опекала меня, как могла. Чудеса да и только!

А Гонзик подружился с дедушкой. Я вижу, как крепнет любовь между ними, и это напоминает мне о том времени, когда я испытывала к папе безграничное доверие и бесконечно восхищалась им. И сейчас я не перестаю удивляться умению папы быстро найти общий язык с Гонзиком.

С первой прогулки они принесли большую корзину рассады и кусты роз. Мальчик уже знал, как называются эти цветы, и немного погодя пообещал:

— Вот завтла увидишь!

Потом Гонзик с дедушкой вскопали землю перед домом, сделали клумбы и высадили рассаду. И Гонзик не отлынивал от работы, а, наоборот, трудился в поте лица.

— Я для тебя посадил лозочку, — сообщил он вечером, когда я укладывала его спать. — Класивую-класивую лозу… Как ты… Утлом ласцветет…

На следующий день роза, разумеется, не расцвела, но зато цветоводством заразились в нашем квартале все. Папа выступал в роли консультанта, а Гонзик гордо сопровождал его.

— Это мой дедушка, — объяснял он всем, отталкивая от деда Мирека Лендлу. — А у моей бабушки метло. Ведь плавда, деда, вы будете на метло ездить?

И Мирек, сгорая от зависти, предлагал теперь Гонзику на выбор грабельки, лопатку или ведерко.

Мне очень хочется, чтобы Ян приехал именно сейчас, и в то же время я молю бога, чтобы этого не случилось, потому что тогда два дня можно считать потерянными. А что такое два дня, если экзамены уже на носу?

В четверг я получила письмо, в котором Ян сообщал, что не приедет. А далее он писал: «Яна, приезжай теперь ты ко мне. Гонзика оставь с родителями. Я купил билеты в театр, заказал номер в гостинице, и вообще, все будет чудесно. С нетерпением жду, жду…»

При обычных обстоятельствах я бы сразу бросилась укладывать чемодан, но сейчас! Если бы я даже рискнула поехать в Брно, то мыслями оставалась бы здесь и страшно нервничала, Ян принялся бы выяснять, в чем дело, и мы наверняка бы поссорились. Нет-нет, сейчас я не могу себе этого позволить.