Яна и Ян

— Вы не сердитесь, что я оторвала вас от занятий?

— Наоборот, я очень рад, что вы меня вытащили. Мне необходимо было развеяться.

— Я бы не тревожила вас, если бы речь шла только о нашей программе. Конечно, хорошо, что вы ее послушали, но не это главное… Я хотела попросить, чтобы вы поговорили с этим… вашим Ньютоном… — Она улыбнулась и добавила смущенно: — Ведь вы друзья, не так ли? Понимаете, не хочется, чтобы кто-то страдал из-за меня.

Я едва не рассмеялся, потому что никак не мог представить Йозефа страдающим, однако взял себя в руки и сказал:

— Нашему Ньютону это пойдет только на пользу. Пусть узнает, что не каждую девушку можно завоевать с ходу.

— Он уже знает… И потом, если бы он вел себя как покоритель сердец, я бы справилась с ним сама. А тут другое… Он ходит на каждый мой спектакль, ждет около театра, провожает домой. Берет книги, о которых мы говорим, и возвращает чуть ли не через день. Таким образом ему удалось «прочитать» уже половину моей библиотеки. — Она засмеялась, но через мгновение вновь стала серьезной: — Боюсь, на все это у него уходит уйма времени, я хорошо знаю, что такое учеба в академии… — Она прикусила губу.

А у меня вдруг отчего-то заныло сердце.

— Не бойтесь, Ирена, — попытался я все-таки ее утешить. — Строгий опекун Йозефа, майор Зика, уже вышел из госпиталя, и в скором времени вы увидите, как интерес Ньютона к культуре заметно поубавится. А мне бы не хотелось вмешиваться, ведь Йозеф наверняка скажет, чтобы я не совал свой нос в чужие дела…

— Тогда не будем говорить об этом, — прервала она меня и потянулась к фужеру. — Ну как, понравились себе на экране? У моих коллег по факультету вы вызвали большой интерес.

Я почувствовал, как краснею. Конечно, не из-за интереса коллег Ирены. Мне оказалось достаточно бросить на экран мимолетный взгляд, чтобы составить мнение о передаче и о собственной роли в ней.

— А ваша жена вас видела? — продолжала допытываться Ирена. — Ее мнение самое важное…

— Моя жена… ко всему подходит критически, — выдавил я с трудом. — Знаете, я ведь все время писал ей, как усердно мы занимаемся, как зубрим ночи напролет, и это соответствовало действительности. Но вот ее отец включил телевизор, и я предстал их взорам в качестве зрителя, беседующего с двумя очаровательными женщинами.

— Но ведь ваша жена умная женщина! — недоуменно воскликнула Ирена.

— Так-то оно так, однако она не выносит Моники. Я когда-то ухаживал за ней, пока не познакомился с Яной. Старая история. Я уже забыл об этом, а Яна, очевидно, помнит. Ее задело, что я ничего не сказал о встрече с Моникой…

— Да, надо было сказать…

— Ну, сейчас об этом говорить поздно… да и наши отношения в последнее время наладились…

Потом я провожал Ирену домой. Мы шли пешком и всю дорогу разговаривали о хорошем и плохом, о собственных удачах и промахах, о настоящем и будущем, которое зависит от нас… Ни с одной женщиной, кроме Яны, конечно, я никогда не был так откровенен.

В разгаре веселья в «Северке» майор Зика вдруг вспомнил Йозефа, который в последние дни ходил какой-то замкнутый, печальный.

Зденек в ответ захохотал и сообщил с таинственным видом:

— Он даже стал сочинять стихи для одной прекрасной блондинки…

— Для брюнетки, — поправил я.

— Это все равно, — бросил он. — Главное, что все это делается ради женщин.

— Ох уж эти женщины! — добродушно вздохнул майор. — А знаете, ребята, моя жена права подучила. Якобы для того, чтобы я не уставал, когда мы поедем на автомобиле по Словакии. Но заранее могу сказать, чем все кончится. Всю дорогу буду слышать: «Как ты переключаешь скорость?.. Хочешь сорвать тормоза?.. Здесь обгон запрещен. Разве ты не видишь знака?..»

— Лучше всего путешествовать на своих двоих. Забросишь за спину рюкзак, на плечо — гитару и идешь себе, не обращая внимания ни на какие знаки…

Мы вновь рассуждали о привычном, обыденном, как все нормальные люди. Экзамены позади, и скоро мы поедем к своим девушкам, невестам, женам, поедем домой. Как много значит для нас это слово! Даже моя разгневанная Яна это хорошо понимает. В последнем письме из Славьетина она написала, что будет ждать меня дома.

Я наклонился к майору и спросил:

— А вы ссорились когда-нибудь со своей женой? — и тут же пожалел о том, что задал этот вопрос.

В нашей академической газете совсем недавно о майоре была помещена большая статья под заголовком «Не только примерный слушатель». В ней говорилось, что он отличный офицер, опытный партийный работник, постоянно проявляет заботу о повышении политической подготовки молодых слушателей, всегда оказывает нуждающимся необходимую помощь и дает советы и так далее. А я спрашиваю его о каких-то ссорах!

Майор в свою очередь посмотрел на меня так, будто я с неба свалился, а потом добродушно рассмеялся:

— Милый мой, я начал спорить со своей женой, когда еще не был с ней знаком. Однажды я ехал на машине и ломал себе голову, что же мне делать. Командир полка вручил мне ордер на квартиру и полушутя приказал жениться в течение двух недель. Еду я, стало быть, а квартира и женитьба из головы не выходят… Вдруг впереди откуда-то выскочил велосипедист. В последний момент я отвернул руль и влетел в канаву, велосипедист, а это была женщина, как вы догадываетесь, угодил в канаву по другую сторону дороги. Прежде чем я к ней подбежал, она уже поднялась на ноги. Колени ее кровоточили, но я не обратил на это никакого внимания. Можешь себе представить, как я рассвирепел. Она тоже разозлилась, ведь у ее велосипеда погнулись колеса, начала ругаться, хотя сама же и нарушила правила движения. Вот так мы и познакомились… Ссоримся часто. Сколько раз я говорил ей, что напрасно вышел тогда из машины! — Он отхлебнул пива и неожиданно добавил: — Это необыкновенная женщина! У нас трое детей, но она до сих пор гоняет на велосипеде как сумасшедшая.

— Она сидит дома? Я хотел сказать, занимается домашним хозяйством?

— Моя жена? Да разве она выдержала бы? Она зоотехник, уже будучи замужем, закончила институт и теперь объезжает фермы на своем легендарном велосипеде. Вот приеду домой, и мы сразу же наверняка поссоримся, потому что ей непременно понадобится куда-нибудь ехать.

Через стол к нам наклонился Лудек, уже изрядно подвыпивший: мы ведь отметили и рождение его дочери.

— Извините, что прерываю ваш разговор… Я так и не понял, что означала цифра пятьдесят в той телеграмме. Что вы об этом думаете? Вы же отцы со стажем…

— Это означает, что твоя дочь весит пятьдесят килограммов, — сказал Зденек, не моргнув глазом, и повернулся к двери: — А, сэр Исаак Ньютон к нам пожаловал. Ну, как дела на поэтическом фронте?

Йозеф лишь сокрушенно махнул рукой и мрачно потребовал:

— Кружку пива! Или лучше две…

Я сочувственно обнял его за плечи. Дела мои складывались хорошо — на каникулы я отправлялся без учебников и моя любимая писала, что ждет меня.

7

В субботу вечером на новеньком «трабанте» примчались Лацо и Вера. Они привезли проектор и проявленные цветные пленки о нашем совместном отдыхе на Балтике. За окном уже падали листья с деревьев, по утрам леса окутывали холодные туманы, а мы погасили свет и окунулись в лето.

Гонзик пробрался в темноте к Вере и устроился у нее на коленях — они очень дружат.

— Видишь, — показала Вера на полотно. — Это море.

— Я знаю, — кивнул Гонзик и со знанием дела объяснил: — Очень много воды, и притом соленой.

Я стала рассказывать ему о море, но ведь никакие слова, картины, пленки не могут заменить подлинных впечатлений. До этого я тоже была знакома с морем лишь по картинам да фильмам.

…Мы ехали из Ростока в Варнемюнде, когда внезапно услышали угрожающий грохот. Создавалось впечатление, будто мы приближаемся к фронту. Мы остановились, взобрались на высокий склон над шоссе, который закрывал горизонт, и у меня перехватило дыхание. Море поразило своими огромными просторами. Как раз штормило, и мощные волны с грохотом накатывались на берег и разбивались о камни внизу под нами. Море! Описывать его словами — это все равно что пытаться определить, что такое вечность…