Кукук

Отделение 9.0

Сестра показывает мне девятое отделение. Спускаемся в подвал. Здесь комната для курения плюс бильярд. Ванная-душевая. Комната с теннисным столом. В углу боксёрская груша и перчатки. Комната для художников. В ней пахнет сыростью. Помещение со стиральной машиной. Поднимаемся на первый этаж. Комната медперсонала. Перед ней позже будет стоять столик с медикаментами. Туалет. Огромная комната отдыха с выходом на террасу. Комната для групповой терапии. В предбанничке книжный шкаф с парой сотен книг. Есть в клинике и большая библиотека, в ней интернет. Это я уже знаю. Сегодня подходит к концу последний день второго месяца моего пребывания здесь. Столовая. Маленькая. Нужно будет подлаживаться, все пациенты в неё не помещаются. Кухня и того меньше. Вдвоём не разойтись. Слава богу, что чайник другой!..

Поднимаемся на второй этаж. Заходим в моё новое пристанище. Комната мне чем-то не нравится, но я не сразу понимаю чем. К тому же она очень тёмная и тесная. Одна стена скошена крышей. Под ней стоят две кровати и две тумбочки. В ногах моей кровати стоит шкаф соседа, мой — в дальнем углу ближе к входной двери. Ключ в моём шкафу не проворачивается. Замок сломан. В середине комнаты стоит стол и аж четыре стула. На каждом из них по горке одежды и полотенец. Стол усыпан табачной крошкой. Банка табака и принадлежности для набивки сигарет. Пустая бутылка минералки. Большая кружка с чаем до краёв. Внутри плавает чайный пакетик с мятой. Два геля для мытья. Комикс «Астерикс». Рядом со входом висит раковина. Полка над ним уставлена косметикой. Куча всего. Не стану здесь перечислять. Надоело. Кровать у соседа не прибрана. На ней лежит средних размеров медвежонок. На полу три пустые бутылки: одна из-под минералки и две из-под колы. На тумбочке радио и ещё один комикс. Над моей кроватью висит картинка. Океан, пасмурная погода, на берегу стоят две фигуры. Пол их мне не ясен. Обе в красном. У одной белая юбка. В руках по копью. Рисунок средней паршивости. Окна выходят на улочку. Отчётливо слышны голоса проходящих. Цоканье дамских каблучков.

Распаковываюсь и традиционно сажусь на кровать. И тут удар ножа в сердце. Комната абсолютно такая же, как наша с Таней в первой квартире в Германии. Сходу начинаю плакать. Смотрю на эту фата-моргану и реву.

Понимаю, для чего на кровати лежало одеяло, которое я тут же бросил на свой шкаф,— в комнате очень холодно. Я начинаю дрожать. Но я люблю прохладу, поэтому не особо страдаю.

Приходит сестра. Просит спуститься с ней вниз — заполнить пару анкет. Расписываюсь в том, что на время лечения не буду садиться за руль. У меня нет даже прав, не понимаю смысла в своей подписи. Заполняем мои кулинарные пристрастия для кухни. Впервые вижу такие подробности. Здесь можно распланировать как обед, так и завтрак с ужином. Выбираю везде сыр вместо колбасы, ну, и т.д. — что мне там больше по вкусу.

Одна из женщин кричит мне, когда я выхожу из столовой, чтобы отдать сестре заполненную анкету: Эй, ты! Слышишь! Я к тебе обращаюсь!.. Халлё!!!

Я не люблю такие обращения, поэтому делаю вид, что не слышу и ухожу прочь. Она, однако, через пару минут вылавливает меня в коридоре: Привет, мистер Икс! У нас принято представляться. Меня зовут Так-То.

Я: Я Алексей.

Она: Алексей.

Я: Да.

Ухожу прочь.

Соседа нет. Он не появится в этот день. Вечером я сажусь записать сегодняшние новости. Заходит приветливая толстая женщина.

Она: Добрый вечер! Пришла вас проведать. У вас всё в порядке?

Я лежу в кровати с ноутбуком, уже раздевшись и под одеялом. Сажусь, протягиваю ей руку для пожатия: Да, всё в порядке, спасибо.

Не знаю, как быстро я привыкну к этой комнате. Она ужасна. Я только и делаю, что вспоминаю нас с Таней в ней. В той комнате на Berliner StraЯe. Она словно замена чайника в 3.1.

В комнате отдыха двое пациентов собирают огромные картинки из пуцлей. Очередной привет мне от Кена Кизи и Милоша Формана. У них этим делом были заняты мистер Сефелт и Брюс, которому первый отдавал свои лекарства.

Гуляя по пешеходке, замечаю Самоубивцу, парня-немца, устроившего побег с цыганом. Он живой. Развозит на велосипеде с прицепом рекламные газетёнки. Как же всё банально обернулось. Цыган, если это тот Рамадани, лежит опять-таки на своём месте. Этот хмырь на свободе. Нет у него, видать, больше причин для самоубийства. А что же остаётся мне? Почему я не ухожу и не убиваю себя? Клиника эта — сплошной обман. Что я здесь делаю?..

Опять начались дни изучения моей фамилии.

Сестра: Как произносится ваша фамилия?

Я (пытаюсь произнести по слогам): Йев…

Она: Йев?!

Я: Нет, Ев-се-ев.

Она: Как?! Боже, как сложно. Ещё раз?!

Я: Йев, как английское Yes. Итак, ЙЕВ два раза, а между ними СЕ. Йев-се-йев.

Она: Евсеев.

Я: Абсолютно верно.

Она: О! Как просто!..

Всю субботу просидел в отделении один. Всё психи поразъехались. Забавно спускаться к еде, брать свой единственный поднос и тащиться с ним в столовую. Над клиникой опять кружит самолёт. Такое впечатление, что с каждым днём он спускается всё ниже и ниже. От него в здании трясутся окна. Я подумываю о том, что если бы этот самолёт свалился бы таки на клинику, на девятое отделение, в то время когда в нём находился бы я один, то это было бы гениальным завершением моего жизнеопесания. Вместо него издатели вставили бы заметку из местной газеты:

«Такого-то числа, там-то, при невыясненных обстоятельствах, произошло крушение воздушного судна, пилоты успели выпрыгнуть с парашютами, в результате падения был полностью разрушен один из корпусов клиники, жертвой катастрофы стал лишь один из пациентов, прочие были в отпуске, сестра вышла в этот момент за тюльпанами…»

Сосед Маркус вернулся домой за полночь. Я уже спал. На утро я увидел его спящим.

Чуть позже мы с ним познакомимся. Он очень приятный молодой парень. Рассказал мне, что вчера вечером очень испугался, увидев меня. В результате долгое время сам не мог уснуть. Он уже целую неделю здесь и всё время был один. Маркус тут же сдвинул в кучу свою косметику, освободив мне тем самым место. Я положил туда свою щётку и пасту. Бритву оставил в шкафу. А большего у меня и нет.

Гляжу на его медведя. Я тоже спал со своим Стёпой до восемнадцати лет… У меня тогда не было девушки. У Маркуса есть и медведь, и куча девушек.

Перечитываю сборник выражений, фраз и диалогов с Севой. Совершенно гениальная речь. Читаю с бешеным удовольствием. При этом плачу, не переставая.

Севе 3 года, мы пишем письмо моей маме. Сева говорит, что писать, я стенографирую:

Я: Что ещё бабушке написать?

Сева: Шоколадку напиши. Бабушка какао купит, и молочко купит и зальёт какао молочком. И вкусно — какао с молочком. Ещё есть молочко у нас?

Я: Не знаю.

Значит, было дело с молоком и какао. Не помню такого.

Ну, и из чёрного юмора по теме романа:

Сева чихнул и пукнул одновременно. Комментирует:

— Я чихаю со всех сторон, и сопельки идут.

Сева пукнул.

Я: Ой, Севина попа чихнула. Будь здорова, попа!

Сева: Нет, попа не чихнула.

Я: А что она сделала?

Сева: Попа пукнула. И не будь здоров!

Сева пукнул.

Я: Что это?

Сева: Попа.

Я: Что попа?

Сева: Попа кашльнула…

Сева пукнул.

Я: И что попа хотела этим сказать?

Сева: А-пчи! Она сказала: «А-пчи!»…

Сева готовится пописать. Застыл над унитазом. Вдруг пукнул.

— Попа помогает. Попа пИсать помогает.

Смех сквозь слёзы.

Сева и Настя сидят на кровати и смотрят книжку. Настя задаёт свой типичный вопрос уже в сотый раз: