Дыхание Голгофы

- Доча! Ты как здесь?! - бросаюсь я к ней.

- Папочка, тебе больно, да? Больно? - спрашивает меня Маришка. — Ножка болит? Вот и вся в крови.

- Ничего не болит. Пустяки, - отвечаю я и чувствую необыкновенную легкость во всем теле, кажется, так легко мне не было никогда на этой чужой земле. - Ты как здесь оказалась?

- А вот так, - игриво стреляет глазками дочурка, как давным-давно на моих проводах в аэропорту.

Я подхватываю ее на руки.

- Отпусти, папка, уронишь. Я уже выросла.

Вдруг сзади раздается взрыв, потом другой. Я опускаю Маришку на землю, оборачиваюсь и вижу, как из моего УАЗа вываливается рядовой Мохов, а майор все еще рядом с водителем и лицо его искажено страшной гримасой. Он пытается открыть дверку. Тут ударяет еще один снаряд и у меня мелькает в мозгу: «Из ЭРЭСов шмаляют». «Таблетку» охватывает пламя, но Чудову наконец удается выскочить на землю. Он подхватывает валяющийся у дороги чемодан, в котором Пикуль, и вприпрыжку, мимо лежащего Мохова, несется к «Уралу». Труповоз стоит. И из под его колес стреляют. Маришка тянет меня за руку, кричит:

- Папка, не смотри туда, не надо!

Но я не могу оторвать взгляда от бойцов, стреляющих по «духам». «Это же мой водитель Степа и раненый ефрейтор Савушкин», - догадываюсь я. Следующий взрыв снаряда уже на броне БТРа. Тут подходит ко мне старик и говорит, почти приказывает:

- Ну посмотрел, и хватит. Пошли.

- Да, папочка, пошли с нами, - живо поддерживает этого «Рериха» дочь.

- Куда? - нервно спрашиваю я.

- Пока на бревнышке посидим. Устал, поди. Переждем. Скоро все утихнет, - отвечает старец и чему-то улыбается.

Мне хочется возразить и не могу. Я послушно двигаюсь за ними. Усаживаюсь на это самое бревнышко и меня терзает совесть: «Как же так, я здесь в безопасности с дочерью и мне легко, а они там тонут в кровище». А старец кладет мне руку на плечо и заглядывает в глаза:

- Хочешь к ним? Очень хочешь? - спрашивает. - Не пожалеешь?

- О чем вы? Там же раненые. Это мой долг. Им же больно.

- Дак жизнь — это боль, - роняет вдруг слезу человек с лицом Рериха. - Иди, если решил.

- Правда можно? - поднимаюсь я.

- Да, папочка, иди, а мы тебя подождем. Ты же вернешься? - подталкивает меня Маришка.

И тут вдруг резко и очень близко передо мной возникает лицо майора Чудова.

- Живой, боярин? - нагловато улыбается он.

- Еще не знаю, - едва ворочаю я языком.

- Живой, боярин, попугали нас духи. Вот и «таблетку» твою спалили.

- Кажется у меня с ногой проблемы, - тяну я руку к колену.

- Кажется. Лежи спокойно, - отчего-то весело соглашается майор. - Главное, голова цела.

И только тут я вижу над собой очень синее небо, какое только и бывает в этих краях, когда разгорится утро.

- Погибшие есть? - пытаюсь я оторвать себя от земли и не могу.

- Не дергайся, капитан, - останавливает мои усилия Чудов, а стоящий за ним водитель Степа Калюжный отвечает:

- Кроме вас раненых нет. А убитых двое.

- Мохов?! - так и вырывается у меня.

- Да, - соглашается Калюжный и переводит тему. - Я вам жгут наложил выше колена. Тут у ребят взял ИПП с бинтами и ватой. Упаковал вашу ножку. А сумка с лекарствами сгорела в УАЗе. Вот товарищ майор помог ногу бинтовать, пока вы в отключке были...

- Да все путем, боярин, - бодренько подхватывает Чудов. - Вот и подмога нам подоспела из сто восьмого полка ВДВ.

Вместо майора появляется человек в камуфляже.

- Потерпи, капитан, мы перенесем тебя в наш транспорт. Ты для кузова не годишься. - Он поворачивается к майору. - А вы грузитесь, грузитесь в «Урал».

- Да уже утрамбовались, - мрачно роняет Чудов. Он достает из бокового кармана кителя плоскую фляжку, открывает и подносит к моим губам. - Хлебни на дорожку — это коньяк.

- Сколько звезд? - бодрюсь я.

- Ожил, шутник. Я меньше пяти не пью.

Перенесли меня легко. Боль была тупой, неопределенной. А по ходу движения, только нога и мешала. Какой-то чужой, мокрый от крови чурбак лежал рядом. И еще подташнивало. «Так всегда бывает от потери крови», - подумал я.

<p align="center">

<p align="center">

2