Каналья или похождения авантюриста Квачи Квачантирадзе

День шел за днем, и потери следовали за потерями. Квачи все боль­ше запутывался в невидимой и прочной паутине, грозившей в конце концов превратиться в скандальное разорение.

В последнее время он все чаще слышал требовательное:

— Восполните разницу!.. Внесите!.. Уплатите!..

И Квачи бессмысленно и бесцельно бился в силках банкротства, твердил точно попугай:

— Продайте!.. Заложите!.. Отдайте!.. Внесите!..

Наконец он раскрыл глаза, все увидел, все понял. И завопил:

— Спасите!!! Гибну!!! На помощь!!!

Но поздно.

Бросился к Елене, от нее к Тане, однако после грандиозного скан­дала в "Аркадии" и отъезда святого Григория обе тайно отбыли за гра­ницу, оставив для него письмецо:

"Милый друг! После случившегося в "Аркадии" мы не можем здесь оставаться. Временно уезжаем в Европу. Советуем тебе последовать нашему прймеру. Прощай! Желаем удачи!..

Твои Таня и Елена".

Гинц и Ганус окатили его ледяной водой. Квачи еще несколько раз дернулся, трепыхнулся и тихо скончался для биржи. Квачи — дело­вой человек, Квачи — финансист был раздет донага и одежды его по­делили Гинц и Ганус.

В тот же день явились дружки.

— Седрак, выручай!

— Аме, Квачи-джан? Разорился? Сто рублей тебе хватит?

— К черту! Проваливай!

— Миллионы на ветер пустил, а теперь — Седрак, выручай!

— Положение осложняется,— солидно заметил Бесо и развернул перед Квачи газету.— Во, читай...

"Московское дело" метало громы и молнии по поводу того, что "строительство величайшего для православных храма поручено ка­кому-то кавказцу К., передавшему подряд жидам". Другая газета ут­верждала, будто бы К. К-дзе пролез в царский дворец с фальшивым паспортом, якобы дворянство оного весьма сомнительно, что же до кня­жеского титула, таковой К. К-дзе и "небезызвестный святой старец" выцыганили у государя фиглярством.

Третья газета объявила Квачи банкротом, довольно подробно рас­сказала его биографию, к тому же пригрозила в ближайших номерах поведать пикатные подробности его стремительного взлета.

Квачи вспыхнул, возмутился. Затем рухнул в кресло и простонал:

— Кончено!.. Все... Я погиб!..

Все долго молчали. Квачи лежал в полуобмороке и безвольно тер побледневший лоб.

Но вдруг он вскочил, расправил плечи; в голосе зазвучала сталь:

— A-а, дудки! Квачантирадзе так легко не сдается! Седрак!

— Аме!

— Ступай и изготовь с десяток заграничных паспортов. Один на имя князя Багратиона-Мухранского. Другой — афганского принца. Ос­тальные для свиты. Фамилии придумаешь сам. Утром чтоб все было готово. Понял?

— Аме? Понял, а как же!

— Бесо! Живо найди человека с тугой мошной и быстренько все распродай!.. Что? Ах, это все Танино?! Вот новость! Не до Тани мне теперь, брат, сам видишь — горю! Да — и мебель, и лошадей, и авто­мобили. Все, все! Приготовься к дальней дороге... Об отъезде никому ни слова. Ну, действуй!

Сказ о встрече эмира и безъязыкости Квачи

Вождь был в роскошном азиатском халате, с чалмой на голове и расшитых кошах. Свита помещалась в соседних купе.

В кармане у Квачи лежал паспорт на имя афганского принца Рабибуллы Абдул Рахман Шейх-Али, в запасе еще с полдюжины пас­портов князей, баронов и принцев разных национальностей.

Кондуктор, узнав от сопровождающих лиц, что в его вагоне едет наследник афганскою эмира, сообщил об этом дежурному жандарму. Жандарм отправил соответствующую телеграмму в Варшаву. Там же о путешествующем принце доложили генерал-губернатору.

Как только поезд подошел к варшавскому вокзалу, в вагон под­нялся блестящий офицер и почтительнр сказал:

— Прошу прощения, я имею честь говорить с секретарем его вы­сокопревосходительства афганского принца? Передайте, пожалуйста, его высокопревосходительству, что адъютант генерал-губернатора хо­тел бы навестить его и выразить свое почтение.

Перепуганный Чипи влетел в купе:

— Пропали!.. Попались!.. Нас раскрыли!

Квачи не испугался. Он только собрал складки на лбу, задумался, а затем приказал:

— Спокойно! Выше голову и смотрите орлами! И запомните: я по-русски ни бум-бум. Седрак, ты мой секретарь и переводчик. Ты, Бесо, мой врач. Держитесь молодцами! Ну, зови...— а сам прилег на диван и задымил янтарной трубкой.

Адъютант ловко щелкнул каблуками.

— Честь имею сообщить, что его превосходительство генерал-губернатор Варшавы приветствует вас и просит оказать ему честь — пожаловать на обед!

У всех отлегло от сердца. Седрак "перевел" просьбу адъютанта.

— Говорил же я — здесь что-то не так! — улыбнулся Квачи.— По­благодари и скажи, что мой врач запретил мне выходить из вагона, поскольку мне нездоровится.

Седрак перевел, Бесо степенным кивком подтвердил его слова.

Адъютант выразил сожаление по поводу болезни принца и сооб­щил, что на перроне появления его сиятельства дожидаются важные местные чиновники.

— Просите....

И гуськом, вереницей потянулись друг за другом губернатор, по­лицмейстер и множество других соискателей наград.

Квачи благосклонно принял всех без исключения, всех одарил при­ветливой улыбкой; своему секретарю велел записать фамилии чиновников и их ордена, видимо, давая понять, что по завершении путеше­ствия внесенные в список чиновники пополнят свои награды афгански­ми орденами. Затем все, кланяясь и улыбаясь, гуськом удалились из вагона.

— Как они пронюхали о моем путешествии? — спросил Квачи.

— Аме? Это Чипи шепнул обер-кондуктору, чтобы тот с большим почтением к нам отнесся. А тот, наверно, кому-то сообщил!

— Эге!.. На всякий случай не мешает со следа сбить, дорожку за­путать...

Они незаметно пересели в краковский поезд и свернули на Австрию.

В Катовицах жандармы забрали у пассажиров паспорта для про­верки и выдачи виз.

На пограничной станции в вагон поднялись двое жандармов. Квачи видел, что жандармы спрашивали у пассажиров имя и фамилию, за­тем извлекали из стопки визированный паспорт и вручали.

Подошли жандармы и к его купе.

— Ваше имя и фамилия?

Квачи стоял, как громом пораженный; он вдруг вспомнил, что час назад Бесо наугад вытащил один из шести его паспортов и, не глядя, сдал жандарму.

"Моя фамилия! — лихорадочно думал он.— Откуда я знаю, какой из шести паспортов сдал этот придурок! Заговорить по-татарски — вдруг там паспорт барона Тизенгаузена! Заговорить по-грузински — вдруг у него в руках паспорт князя Трубецкого?"

— Ваше имя и фамилия? — снова спросил жандарм.

Квачи обливался потом и таращил глаза на дверь, где надеялся увидеть Бесо. Жандарм уже поглядывал с подозрением.

— Я спрашиваю, как ваша фамилия? Что с вами? Уж не онемели ли вы?

Что? Онемел? Да, конечно же онемел! Этот жандарм удивительно точно определил: Квачи немой, немой от рождения.

У него отлегло от сердца, он улыбнулся и замычал:

— Ммм... мммаа... мммммыы...— мычал и подвывал Квачи, при этом улыбался и прижимал руку ко рту — немой, дескать, совсем не­мой и тянулся другой рукой за паспортом.

Жандарм тоже заулыбался.

— И впрямь немой,— сказал один и протянул ему всю стопку.

— Раз такое дело, найдите сами ваш паспорт.

Квачи торопливо принялся перебирать.

"Наконец-то!" — он протянул жандармам один из паспортов.

— Князь Ираклий Георгиевич Багратион-Мухранский!— громко прочитал жандарм, расплылся в улыбке и залебезил: — Ваше сиятель­ство... извините за недомыслие...

В это самое время в купе заглянули Седрак и Бесо.

"Выдадут черти, наверняка проболтаются!" — перепугался Квачи и ринулся к ним, тыча в нос свой паспорт, гневно топая ногами, жести­кулируя, как глухонемой, и мыча.

У тех глаза полезли на лоб и отвисли челюсти:

— Ваа, онемел?! —поразился Седрак.

Обрадованный его догадливостью, Квачи так отчаянно закивал го­ловой, что чуть не свернул себе шею: дескать, да, да!..