Слушается дело о человеке

Очутившись так рано дома, Брунер попытался прикинуться веселым.

— Знаешь, я решил побыть дома. Просто неожиданное счастье. Наконец-то мы будем вместе!

Так началась новая жизнь. Будильник уже не подымал его по утрам. Ребятишки тормошили его и просили поиграть с ними. Люциана была неотлучно рядом. Никто не врывался в дверь, никто не молил о помощи, никто не приносил никаких бумаг. Началась совсем новая жизнь. Несколько раз в неделю Брунер навещал господ советников магистрата и подробно разъяснял каждому суть своего дела. Но господа советники и без того готовы был встать на его защиту.

Так прошел месяц, и Люциана, как обычно, отправилась в банк за жалованьем мужа.

— Перечисления нет, — сказал чиновник, покачивая головой.

— То есть как нет?

Человек в окошечке еще раз проверил счет и повторил:

— Нет.

— Быть не может, — еле слышно пролепетала Люциана и вышла из банка. В кармане у нее было всего несколько марок.

— Но ведь этого быть не может! — сказал Мартин. — Меня ни о чем не предупредили.

Он зашел в ближайшую телефонную будку и позвонил в бухгалтерию магистрата.

— Да, вам ничего не перевели.

Брунер позвонил юрисконсульту. Тот, казалось, онемел от удивления. Но затем коротко и ясно разъяснил, что в силу устарелого, но, к сожалению, все еще действующего постановления, выплата жалованья Брунеру задержана впредь до конца процесса. Отступить от правила нельзя.

— Подумайте, — сказал юрисконсульт, в которого разговор по телефону вселял особое мужество, — подумайте, существует еще полторы тысячи таких же постановлений. Все они давно устарели, отмерли, их необходимо отменить… Это настоящая паутина из бесконечных ссылок. Продраться сквозь нее невозможно. Каждое постановление ссылается на предыдущее, и так до бесконечности. Н-да, очень огорчительно. Но, к сожалению, в данную минуту ничего нельзя изменить.

И, пожелав Брунеру скорейшего и счастливого завершения судебного процесса, юрисконсульт повесил трубку.

Совершенно оглушенный, Брунер вышел из телефонной будки и попал прямо в объятия госпожи доктор Райн, этого высокочтимого и уважаемого члена президиума местного женского ферейна.

— Привет! Давно вас не видела. Как дела? — воскликнула госпожа доктор Райн и отшатнулась. Ей показалось, что перед ней стоит незнакомый человек.

— О господи! Да я вас просто не узнала. Что с вами? Вы больны? Ну разумеется, такая погода! Меня тоже всю разломило. Нет, вы мне решительно не нравитесь. Ступайте сейчас же к врачу, пока не поздно. Только не волнуйтесь, пожалуйста, кругом столько больных!

Госпожа Райн вздохнула, не сводя с него глаз.

— Ну, конечно, я вижу, ясно вижу! Вы больны. Ложитесь немедленно!

Но Брунер был решительно не в состоянии поддерживать беседу.

Он вежливо раскланялся и оставил ее.

В ближайшей витрине он увидел отражение чьего-то лица.

«Неужели это я?» — подумал Брунер, не веря собственным глазам. Не останавливаясь, он пошел дальше, пытаясь овладеть собой. Безуспешно! Вдруг перед ним мелькнуло лицо женщины с лебединой шеей и обнаженными плечами. Зеленый прозрачный нейлон прикрывал ее ослепительную юность. Женщина нагло улыбалась, ее порочный взгляд был устремлен на прохожих. Четвертую неделю подряд мы показываем «Тех, кто торгует любовью». Тех, кто торгует любовью — четвертую неделю. Тех, кто торгует любовью — четвертую неделю. Тех, кто торгует любовью — четвертую неделю. Четвертую неделю — четвертую неделю — торгует любовью — неделю…

Его затошнило от красивой дамы, размноженной на киноплакатах, сплошной лентой покрывавших желтый щит для реклам. Он отвернулся, но его притягивало это лицо. Дама улыбалась своей размноженной улыбкой — четвертую неделю — те, кто живет любовью — четвертую неделю живет любовью — неделю.

Наконец лента с кинорекламой кончилась, дальше шла обычная выщербленная стена дома.

Брунер вздохнул с облегчением.

— Где-то нужно добыть денег, — почти вслух сказал он.

Владелец большой рыбной лавки, только что перестроивший и расширивший свое помещение, которому Брунер недавно помог в одном спорном деле, выразил чрезвычайное сожаление по поводу того, что в данный момент он лишен, к сожалению, возможности ссудить деньгами горячо уважаемого господина Брунера. Перестройка — Брунеру и самому, конечно, это ясно — поглотила целое состояние. И, кроме того, всеми деньгами распоряжается жена. Впрочем, он всегда к услугам Брунера. Не угодно ли, только что получен свежий тунец, он уступит его по самой сходной цене. Впрочем, он надеется, что как-нибудь позднее он сможет оказать ему некоторую поддержку.

Брунер слушал, испытывая необычайное унижение. Почти без всякой надежды на успех он все же решил обратиться по другому адресу. Он пошел к владельцу кафе, своему старому фронтовому товарищу. Они воевали в одном подразделении.

Брунер вошел в зал, и его сразу охватила приятная и уютная атмосфера. Звучала музыка. Хозяин порхающей походкой выбежал ему навстречу.

— О, мой дорогой, наконец-то и вы! Какая честь для нас!

Гость молчал.

— Да, да, у каждого свои заботы, — рассмеялся боевой товарищ. — А помните — тогда, в грязи?..

Брунер кивнул.

— Мне и теперь ничуть не лучше, — сказал он.

— О, очень вам сочувствую, — воскликнул хозяин и оглянулся с озабоченным видом, давая понять, что он сейчас занят.

Собравшись с духом, Брунер рассказал наконец, зачем он пришел.

Владелец кафе поскреб у себя в голове и состроил такую гримасу, будто проглотил уксус.

— Да, — протянул боевой товарищ. — Вот незадача! Прямо как нарочно! Понимаете ли, именно сейчас я сам в очень стесненном положении.

Брунер машинально кивал головой. Впрочем, он видел, что его собеседник не испытывает решительно никакого стеснения. Наоборот, он чувствовал себя очень свободно, в своем свободном и модном костюме. Голова, руки, ноги — все, решительно все было на месте и в полном порядке.

— В очень стесненном, — повторил добрый знакомый, и лицо его приняло еще более сладкое выражение. — Мне грозит полное банкротство. Налоги — вы знаете, — налоги пожирают буквально все. Нет, поверьте, так жить больше невозможно!

Он безнадежно махнул рукой, надул щеки и испустил такой вздох, что стройные бокалы, стоявшие на стойке, закачались и чуть не упали.

— О, разумеется, я с удовольствием бы вам помог, поверьте мне, с большим удовольствием. Ведь каждый из нас может оказаться в таком положении. Но надо же, чтобы именно сейчас…

И приятель снисходительно похлопал Брунера по плечу…

Подойдя к третьей двери Брунер успел только дотронуться пальцами до звонка и сразу же бросился бежать на цыпочках, словно боясь разбудить окружающих… Скрипнула ступенька, казалось, что пищат мыши. Сбежав на нижний этаж, Брунер невольно засмеялся. В эту минуту наверху раскрылась дверь и кто-то крикнул: «Вы ко мне?»

Брунер стал спускаться еще быстрее, оступился и подвернул ногу.

— Не обращай внимания, мама, он, видно, спятил, — заорал какой-то карапуз и вихрем промчался по лестнице. Малыш спешил в школу…

Тем временем Люциана сидела дома и ломала себе голову, придумывая, на чем сэкономить или что бы такое продать. Что у них лишнего? Удивительно, как хорошо она помнила все имущество семьи. Только вот лишнего никак не могла найти. Даже слово это казалось ей каким-то незнакомым. Вдруг она вспомнила про картину — картину, написанную маслом, которую им подарил друг. Пожалуй, она и вправду лишняя, и за нее дадут несколько марок. А кроме того, ну, разумеется, рояль. Уж он-то наверняка лишний. Подумаешь, тоже невидаль какая, просто разбитый ящик! Что рояль! Сущая ерунда по сравнению с голодом. Прекрасно! Рояль она и продаст.

Люциана медленно встала и подошла к инструменту. Он засмеялся, сверкая белыми зубами. Она осторожно погладила клавиши.

Нет, нет! Может быть, для кого-нибудь рояль и вправду ненужный предмет обстановки. Только не для нее! Она стиснула зубы. Нет, ни за что на свете! Она не отдаст рояль. Уж лучше пойдет побираться!