Слушается дело о человеке

Должно быть, я потерял сознание. Может быть, я умер. Умер, конечно! Но скоро я почувствовал, что смерть моя совсем особая, неописуемая. Я жил тысячекратно легко… Я хотел бы остаться в этом состоянии навсегда.

И тут ко мне воззвал ОН.

— Мартин Брунер! Твой час еще не пробил. Ступай и выполняй свой долг на земле!

Пылающий свет потух, и я снова остался один. Я услышал грохот. Один из танков покатился прочь. Казалось, он собирается протаранить горизонт. Он превратился в темную точку. Над землей все еще несся грохот орудий и стоны раненых. А я был жив…

Через четыре часа меня разыскали. Врач сказал, что в течение нескольких лет он, пожалуй, починит меня. Увидим!»

Мартин опустил свой дневник.

— Так что же, что мы увидели? Что произошло с тех пор, как я вышвырнул костыли и стал ходить на собственных ногах? Я не сделал ничего значительного, ничего особенного, ничего, чего бы не мог сделать любой человек. И все же у меня часто бывало чувство, точно земля ускользает из-под ног, точно я совсем не имею веса. Тогда я швырнул на чашу все огорчения, брань и злобу, мечту о возмездии и жажду мщения, бессилие и оцепенение, все мелкие уколы и удары дубиной. Но эта чаша не перетянула той, на которую я положил новые дерзновения и новые надежды. Это не легко, но я убедился на собственном опыте: человек может сохранить свое человеческое достоинство.

Люциана кивнула.

И Мартин увидел, что он не одинок.

Он поднялся и только теперь заметил письмо.

— Его принесли вечером!

Почерк был ему не знаком. Он вскрыл письмо с некоторой тревогой.

«Дорогой друг,

мы все живы и здоровы; оказывается, умереть не так просто. Сегодня у меня наконец передышка, и я решил вкратце изложить тебе веселую историю моей жизни. Первая ее часть тебе уже известна, поэтому я начну сразу же со второй, с того дня, когда мы расстались с тобой и я уехал с твоей справкой в кармане».

— От кого письмо?

— От нашего машиниста.

Люциана подошла к мужу и, глядя через его плечо, стала читать с ним вместе:

«…ты сам знаешь, что стоит человеку обрушиться на закостенелый порядок вещей, как его предают анафеме. Зато если человек обрушивается на человека…»

Раздался звонок. Они вздрогнули. Курьер из суда? Посыльный из магистрата? Агент, торгующий предметами гигиены?

Это был Герман с женой. Бледные, усталые стояли они у дверей.

— Мы обошли уже все инстанции, и никак не найдем концов. Не поможете ли вы нам?

Мартин Брунер провел посетителей к себе в комнату и поднял глаза на обои. В их серый, монотонный рисунок были вкраплены редкие золотисто-красные точки.

Внимание!

Текст предназначен только для предварительного ознакомительного чтения.

После ознакомления с содержанием данной книги Вам следует незамедлительно ее удалить. Сохраняя данный текст Вы несете ответственность в соответствии с законодательством. Любое коммерческое и иное использование кроме предварительного ознакомления запрещено. Публикация данных материалов не преследует за собой никакой коммерческой выгоды. Эта книга способствует профессиональному росту читателей и является рекламой бумажных изданий.

Все права на исходные материалы принадлежат соответствующим организациям и частным лицам.

notes

Примечания

1

Черным Жоржем в романе называют Георга Шварца. Schwarz (нем.) — черный. — Здесь и далее примечания переводчика.

2

Терпеньем всего добьешься (франц.).

3

Как я счастлив, что встретил вас, дорогой друг! (франц.).

4

Взаимно, мой дорогой! (франц.).

5

Вы красивый мальчик, нам необходимо встретиться! (франц.).

6

О, разумеется, охотно, мой дорогой. Вы дадите знать (франц.).

7

Не пообедаете ли вы у меня. В четверг? Я совершенно один. Жена уехала на несколько дней за город. У меня есть бутылка бордо. Вы согласны? (франц.).

8

Мерси. Рассчитывайте на меня (франц.).

9

Строка из баллады Шиллера «Ивиковы журавли», ставшая поговоркой.

10

Белым Жоржем в романе называют Георга Вайса. Weiss (нем.) — белый.

11

Специальный суд, созданный в Западной Германии для рассмотрения дел о служебных проступках чиновников и судей.