...И никто по мне не заплачет

Обшарив все карманы — а вдруг где-нибудь завалилась монетка,— он взял свою толстую книгу и придвинул табуретку к балконной двери. На улице медленно темнело,

но бабушка зажгла лампу, только когда уже совсем ничего не было видно. Ей приходилось экономить.

Безнадежное настроение вместе с серыми сумерками пришло в неуютную кухню. Хоть в петлю лезь, подумал Лео. Самое подходящее настроение, чтоб повеситься. Слава богу, что в нем жило щекочущее счастливое чувство, вызванное новым знакомством.

Бабушка принялась барабанить пальцами по пустому столу, за которым теперь сидела молча, неподвижно. Печальную мелодию забвения.

Лео как-то слышал, что есть скрипичная пьеса, вернее песня, сочиненная неким цыганом, по имени, кажется, Буланже или вроде того, под названием «Печальное воскресенье». Под звуки этой песни в Будапеште будто бы наложили на себя руки шесть женщин. Лео вдруг вспомнил об этом. Как бы ему хотелось послушать эту песню. Он спросит маленького трубача в «Маскотте», может быть, он ее знает. Маленький трубач, наверно, знает и что такое «фабрикант ангелов». Лео завязал узелок на платке, чтобы не забыть завтра спросить его. Затем стал читать и читал, покуда не заболели глаза.

Это была странная книга.

Кругу друзей юности из дома № 46 опять суждено было уменьшиться. Рупп меньшой, ученик-телеграфист, на третий год своей службы был откомандирован в Бремен. Все произошло быстро. Ему предстояло пройти курс радиотелеграфии продолжительностью 18 месяцев. В ту субботу, когда Лео должен был встретиться со своей знакомой велосипедисткой, Рупп меньшой уезжал.

Старый Рупп, присяжный циник, по этому случаю пригласил к себе на небольшой прощальный ужин Лео, Биви и Наци. «От-та-та»,— сказал он, когда фрау Рупп принесла торт и кофе в крохотных китайских чашечках с тонюсенькими ручками. Лео, увидев эти чашки, сразу понял, что разобьет одну из них. Такая уж у него судьба.

Когда старые Руппы вышли на минуту, Биви сказал:

Значит, первое, что ты нам передашь по радиотелеграфу,— это как обстоят дела в Бремене.

Итак, чокнемся,— сказал Наци Кестл, они сблизили тонкие чашки, и та, которую держал Лео, тотчас же разбилась. Это уже был рок. У Лео мороз пробежал по коже.

Но Рупп меньшой мгновенно схватил разбитую чашку, £Унул ее в карман брюк и юркнул в соседнюю комнату. 1 ам он взял из дубового буфета новую чашку — сервиз был на двадцать четыре персоны.

Когда чета Рупп вошла в комнату, все громко смеялись.

Это была последняя дружеская услуга, которую Рупп меньшой мог оказать Лео. Когда они прощались у дверей квартиры, Лео сказал другу своей юности странным голосом:

Желаю тебе всего, всего хорошего в жизни.

Дурень ты, да я же скоро вернусь,— ответил тот и ласково хлопнул его по животу.

— Да, да, конечно,— пробормотал Лео,— ты вернешься.

И он быстро пошел вниз по лестнице. Там, где на стене был намалеван портрет апача Ванагу, он на секунду задержался, обернулся и тихо произнес:

Прощай, прощай, старый друг!

Дверь за ним захлопнулась.

В праздничных жилетах и победоносных галстуках стояли Биви и Лео вечером у ворот выставки. На Лео был его полосатый костюм, и Биви успел еще на скорую руку его побрить. От Лео так и разило сиренью.

Кто только не проходил мимо них. Молодые люди с начерненными крохотными усиками и длинными волосами. Девушки на высоких каблуках, парами или в одиночку, прищурив глаза, потому что их уже ждали. Постоянный посетитель «Маскотты» приехал на своем ржавом велосипеде, слез с него, привязал свой обтрепанный экипаж гигантской цепью к забору и скатал носки, которые были надеты у него поверх брюк, в маленькие ролики. Затем он вынул из кармана два блестящих автомобильных ключа и стал небрежно крутить их на пальце. С Лео и Биви он поздоровался.

Этому странному кавалеру случалось подвозить на раме своего двухколесного лимузина натанцевавшуюся до изнеможения красотку из предместья. Автомобильные ключи он крутил только для девушек, которые его не знали. Остальным все было понятно.

Как только часы пробили восемь, на мостовой показалась новая знакомая Лео. На ней была громадная желтая шляпа, широкое желтое пальто, а также желтые перчатки и желтый шарф. Лео сразу же узнал ее, хотя за минуту до того представления не имел, как она выглядит.

Она уже издали смеялась, добродушно и мило, как луна. А когда, подходя к друзьям, споткнулась о булыжник, то со смехом отошла назад три шага и снова переступила через злополучный камень.

Она сейчас же продемонстрировала Лео, лукаво и мило, свои мелкие мышиные зубки и, прежде чем протянуть ему руку, сняла перчатку.

— Добрый вечер,— проговорила малютка, и Лео, ДР°" жа и торжествуя, ответил:

— Вы, однако, очень аккуратны, фрейлейн.

А Биви бросил критический взгляд на свои ручные часы, чего Лео не мог сделать, потому что никогда еще часов не имел.

Затем Лео представил своего друга и при этом узнал имя новой знакомой.

Аннелиза Динглер,— произнесла она громко и отчетливо.

— А вас, собственно, как зовут?—обратилась она к Лео, и тот покраснел до ушей.

— Леонард Кни,— отвечал он несколько хрипло.— Вы забыли мое имя?

Это был лживый вопрос, потому что он не успел назвать себя. Но ведь рядом стоял Биви.

— Я ни разу не слыхала вашего имени,— сказала желтая девица и бросила быстрый взгляд на Лео.

Затем все трое пошли по усыпанной гравием дорожке к павильону для танцев. Девушка на секунду задержалась и ступила с другой ноги, чтобы идти с ними в ногу.

Аннелизе очень понравилась «Маскотта». В особенности, когда там становилось темно и лучи прожектора бегали над головами танцующих. Лео спросил фрейлейн Динглер, сидевшую между ним и Биви, о ее любимой мелодии. В перерыве между танцами он хотел упросить маленького трубача сыграть ее. Трубач любил Лео и, когда тот вошел вместе с желтой девицей, подмигнул ему одним глазом и опустил углы рта. Это должно было означать: «Недурна!»

Аннелиза подумала и радостно объявила:

Вальс «Утренняя листва» Иоганна Штрауса.

Лео огорчился. С «Утренней листвой» вряд ли что-нибудь получится у маленького трубача. Да и с любым вальсом. Вальсы здесь играли не более двух раз в вечер, Для лысого короля вальсов — швейцара, который за это ставил музыкантам по кружке пива.

У нас его играет пианола,— пояснила Аннелиза, заметив смущение Лео.

Он немедленно и излишне громко ответил: О, это великолепный вальс!

Девушка опять бросила на него быстрый взгляд. Затем они пошли танцевать.

Лео тут же вспомнил о своей системе. Какого она хочет иметь? Здесь нельзя ударить не по тому клавишу. Он спросил ее во время фокстрота, который Аннелиза танцевала очень неплохо, хотя и без особенных выкрутасов:

Где вы живете, фрейлейн Аннелиза?

Я? В южной части города, если уж вы так любопытны.

Вы живете со своими?

Что вы имеете в виду?

Нет, ничего. Я просто так спрашиваю.

Лео попытался совсем неприметно поближе притянуть к себе новую подругу. Она немедленно покорилась.

Но когда он дотронулся до ее колен и она заметила, что он делает это нарочно, она выпрямилась и перестала ему подчиняться. Надо действовать осторожнее, подумал Лео, ей это, видно, не по вкусу; и он тут же, сделав вид. что притянул ее к себе только для того, чтобы пропустить соседнюю пару, сказал:

-— Прошу прощения.

Но она не поняла, за что собственно. Тогда Лео высказал предположение:

Мне кажется, вы по профессии продавщица.

Разве я так выгляжу?—сказала девушка.

Или секретарша.

Вот уж нет,— отвечала желтая девица.— Но чтобы удовлетворить ваше любопытство, скажу: я работаю в деле моих родителей. У нас магазин хозяйственных товаров.

Ах, вот как!—воскликнул Лео и глупейшим образом добавил:—Поздравляю.

Тут настал черед Аннелизы:

А кем вы работаете?

Я электротехник,— сказал Лео,— работаю в фирме Бертеле.

Бертеле,— повторила девушка, и какая-то складочка появилась на ее гладком лице, словно она старалась запомнить это имя.