Нортенгерское аббатство (пер. В.Литвинец)

– Никто в этом не сомневается, милая моя Кэтрин, – поспешила с ответом Изабелла. – Ты знаешь меня достаточно хорошо, чтобы понять, что и гораздо меньший доход вполне меня удовлетворил бы. Вовсе не жажда денег слегка меня расстроила – я ненавижу деньги. Доведись нам заключить союз, имея только пятьдесят фунтов в год, и я уже была бы рада. Ах, моя Кэтрин, ты вновь меня разгадала. В сердце моем заноза: долгие, долгие, бесконечные два года должны пройти, прежде чем твой брат получит деньги.

– Да-да, милая Изабелла, – подхватила миссис Торп, – твое сердце у всех на виду. Ты ничего не скрываешь. Мне так понятна твоя нынешняя грусть. От такого честного признания мы все полюбим тебя еще крепче.

Возмущение Кэтрин начало ослабевать. Она осмелилась поверить, что лишь задержка свадьбы печалит Изабеллу, а когда после она встречала ее столь же радостной и дружелюбной, как и прежде, она и вовсе забыла о былых сомнениях. Вскоре вслед за письмом приехал сам Джеймс, которого приняли с предельным радушием и благодарностью.

Глава 17

Наступила шестая неделя пребывания Алленов в Бате – неделя, обещавшая стать последней, что, правда, некоторое время было под вопросом, не дававшим покоя бедной Кэтрин. Какой ужас, если ее знакомство с Тилни закончится так внезапно. Все ее счастье, похоже, может оказаться под угрозой, и ее роману придется остаться без продолжения, однако все складывалось не так уж плохо, когда было решено, что комнаты останутся за ними еще на пару недель. То, что принесут ей эти дополнительные две недели, кроме нечастых, но волнительных встреч с Генри Тилни, не особенно занимало мысли Кэтрин. Поскольку помолвка Джеймса показала ей, что может произойти, она все же один или два раза позволила себе задуматься над возможными последствиями, но сейчас заглянуть в будущее ей мешали ожидавшие ее встречи наедине; настоящее было теперь заключено в целых трех неделях, в течение которых она могла быть уверена в своем счастье, тогда как вся остальная ее жизнь представлялась такой далекой, что не вызывала в ней почти никакого интереса. Еще утром, когда только были улажены все вопросы, она заглянула к мисс Тилни и поведала ей о своих радостных чувствах. Тот день, пожалуй, стал самым решающим в ее жизни. Но едва она поделилась своей радостью по поводу откладывающегося отъезда мистера Аллена, как мисс Тилни сообщила ей о том, что ее отец только что решил уехать из Бата к концу следующей недели. Это был настоящий удар! По сравнению с такой новостью, неопределенность, терзавшая ее с утра, казалась теперь приятным спокойствием. От веселья Кэтрин и след простыл, и голосом, полным неподдельной тревоги, она тихо повторила последние слова мисс Тилни:

– К концу следующей недели.

– Да, моего отца нелегко убедить в том, как благотворны здешние воды. Его огорчило отсутствие кое-каких его приятелей, которых он ожидал здесь увидеть, поэтому теперь, чувствуя себя совершенно здоровым, спешит поскорее вернуться домой.

– Как жаль, – расстроившись, проговорила Кэтрин. – Если бы я только знала об этом раньше…

– Быть может, – несколько смутившись, начала мисс Тилни, – ты бы не возражала?.. Я была бы так счастлива, если б…

Вошел ее отец, чье появление не позволило мисс Тилни закончить свое любезное предложение, которое, как уже начала надеяться Кэтрин, могло касаться их переписки. Поприветствовав ее с присущей ему учтивостью, он повернулся к своей дочери и сказал:

– Могу ли я, Элеанора, поздравить тебя с удачно изложенной просьбой к твоей милой подруге?

– Я как раз начала говорить, сэр, как вошли вы.

– Ну что ж, тогда продолжай. Я-то знаю, как это тревожит твое сердце. Моя дочь, мисс Морланд, – продолжал он, не оставляя своей дочери времени, чтобы вставить слово, – вынашивает довольно смелую идею. В следующую субботу, как вы, наверное, уже знаете, мы уезжаем из Бата. В письме моего управляющего сообщается, что сейчас дома необходимо мое присутствие; кроме того, расставшись с надеждой увидеться здесь с маркизом Лонгтауном и генералом Куртни, моими очень старыми друзьями, я понял, что больше в Бате меня ничего не держит. Не знаю, поймете ли вы меня, но мы безо всякого сожаления давно бы оставили это место. Но могу ли я уговорить вас тоже сойти со сцены и составить вашей подруге Элеаноре компанию в Глостершире? Мне очень неловко просить вас об этом, хотя на любого другого в Бате такое предложение, наверняка, произвело бы впечатление. Но ваша скромность даже не позволяет мне открыто расточать похвалы. Если бы вы смогли почтить нас своим визитом, мы были бы просто счастливы. Конечно, мы не сможем предоставить вам всех развлечений, которыми изобилует это местечко; мы не можем завлечь вас ни весельем, ни роскошью, ибо наш образ жизни, как видите, прост и непритязателен; тем не менее, со своей стороны мы сделаем все возможное, чтобы Нортенгерское аббатство выглядело для вас как можно более привлекательным.

Нортенгерское аббатство! От одних этих волнующих слов Кэтрин получила невероятное наслаждение. Ее довольная душа едва могла сдержать свой восторг и сохранить внешнее спокойствие. Получить такое лестное приглашение! Позволить так горячо себя упрашивать! Сколько чести в этом предложении, заключавшем теперь все ее настоящие радости и все надежды, связанные с будущим. Она не стала медлить с согласием, которое оставалось лишь подкрепить одобрением папы и мамы.

– Cейчас же напишу домой, – проговорила она, – и, если родители не возражают, а я полагаю, они не…

Генерал Тилни был доволен ничуть не меньше. Он уже поговорил с ее друзьями с Пултни-стрит и сумел получить их поддержку.

– Если они согласятся еще ненадолго расстаться со своей дочерью, – сказал он, – то мы можем считать, что нам очень крупно повезло.

Мисс Тилни казалась совершенно искренней в своих очередных любезностях, и всего через несколько минут вопрос был окончательно решен – дело оставалось лишь за формальным письмом в Фуллертон.

Обстоятельства этого утра позволили Кэтрин испытать и неуверенность, и надежность, и разочарование; но теперь она пребывала в блаженном состоянии и в таком приподнятом настроении – с мыслями о Генри и Нортенгерском аббатстве – поспешила к себе, чтобы начать письмо. Мистер и миссис Морланд, полагавшиеся на благоразумие друзей, чьим заботам они уже вверили свою дочь, нисколько не сомневались, что под их неусыпным оком она обзаведется приличными знакомыми, и потому охотно послали обратной почтой свое согласие на ее поездку в Глостершир. Такая снисходительность, как полагала Кэтрин, лишь подтверждает то, что в друзьях и удаче, в обстоятельствах и везении она выигрывает больше, чем кто-либо другой. Казалось, все вокруг направлено только на ее благополучие. Благодаря доброте своих первых друзей Алленов она очутилась там, где на каждом шагу ей попадались всевозможные радости жизни. Ее чувства, ее предпочтения, наконец, познали вкус удовлетворения. Когда она ощущала привязанность, то отвечала взаимностью. Преданность Изабеллы заставляла ее чувствовать себя более уверенной. Даже Тилни, расположение которых ее особенно волновало, пошли на такие лестные предложения, оставлявшие далеко позади ее собственные желания. Она будет их избранным гостем, будет несколько недель жить под одной крышей с человеком, чьим обществом дорожит больше всего на свете; и, кроме того, она будет жить под крышей аббатства! Ее страсть к древним сооружениям уступала, пожалуй, лишь страсти к самому Генри Тилни; замки и аббатства придавали особое очарование тем ее мечтам, которые не были поcвящены лишь ему одному. Наслаждаться видами укреплений и башен или блуждать по монастырям – ее давнее желание, но оказаться там даже на один час представлялось ей раньше совершенно невозможным. Однако теперь все было в ее руках. Казалось бы, ее шансы невелики, ведь существуют просто дома, гостиные, парки, дворики и особняки, но ее ждало именно аббатство. Каждый день она сможет бродить по длинным сырым коридорам, заглядывать в узкие комнатки и любоваться полуразрушенной часовней, а еще она надеялась услышать какую-нибудь жуткую легенду или натолкнуться на записи, сделанные больной несчастной монахиней.