Пером и шпагой

Король, разве так уж надо, чтобы мы шагали по трупам?

Фридрих побелел. Схватил шпагу и прижал эфес к груди. Острие направил в принца:

- Убью, как собаку... Вперед!

Пруссаки снова полезли по трупам и смяли австрийцев. Казалось, исход битвы решен. Даун уже писал на спине своего адъютанта приказ о спешной ретираде. Но тут случилось непредвиденное: из армии Фридриха побежали прочь саксонцы, взятые им в плен из "Пирнского мешка". Они бежали навстречу польско-саксонскому корпусу, бившемуся на стороне Дауна. Каре прусской лейб-гвардии встретило беглецов беспощадным огнем. Пальба шла такая, что сумки с патронами скоро опустели. И вот тогда польские лихие гусары-панцирники врубились в каре гвардии Фридриха.

Рубили со смаком и при каждом ударе восклицали:

- Вот тебе за Дрезден!.. Вот тебе за Пирну!.. Будешь еще залезать к нам, прусачье рыло?

Фридрих с трудом собрал вокруг себя сорок человек:

- Ребята, вас поведу я... Мы возьмем батареи врага! Его нагнал адъютант, схватил за конец плаща:

- Остановитесь, король! Нельзя же брать батарею одному!

Фридрих оглянулся: никто уже не скакал за ним следом. Он вернулся назад и поддал ногой по барабану с бубенцами.

- Уходить, - сказал. - Обратно за Эльбу... Фортуна оказалась сегодня женщиной, а я никогда не был бабником. Бросайте все: пушки, обозы, раненых... Но спасти во что бы то ни стало двух раненых - Циттена и Манштейна!

На следующий день короля с трудом отыскали на окраине города Нимбурга; он сидел на бревнах возле крестьянской изгороди, чертил по земле загадочные фигуры, глаза его были полны слез. Бродячая собака юлила вокруг короля.

- Флакон с ядом всегда при мне, - сказал Фридрих, - а в Сан-Суси уже вырыта могила, прикрытая прекрасной Флорой. Время ли ставить точку? Я не был побежден под Коллином; меня подвели саксонцы, которых я принял под свои славные штандарты... В ответ я разорю их страну, я заставлю их голодать, и саксонский хлеб пусть сожрет моя армия... Увы, - снова поник король, - Прага не сдалась, и все полетело к черту!

СЛАВА ТРУБЯЩАЯ

Белосток встретил кавалера сумятицей и пылью. Посреди городской площади, возле трактиров для проезжающих, сверкали блестящие кареты пышного посольского поезда... Кто такие?

Это ехал в Россию маркиз Лопиталь!

- Вы почему не торопитесь? - окликнул земляков де Еон.

Молодой пройдоха Мессельер, секретарь посольства и парижский знакомец де Еона, вытащил кавалера из коляски:

- Мы были уверены, что встретим тебя по дороге.

- Откуда эта уверенность?

- Но все газеты кричат о тебе...

Чудеса! Слава дипломата пришла к де Еону совсем нежданно. Пока он сидел в Петербурге, ел, болтал и пьянствовал, имя его в Европе уже сделалось известным. Газеты писали об его отъезде из Петербурга в Париж в тех выспренних словах, в каких пишут только о знатных персонах в политическом мире...

Маркиз Лопиталь целовал де Еона в чистый лоб:

- Дитя мое, вы все хорошеете... Скажите, а негодный Вильямс все еще торчит на