По воле Петра Великого: (Былые дни Сибири)

Закончил и ждёт, что скажет на это любимец, чутью которого во многих важнейших делах доверяет Пётр.

Меншиков уже не раз слышал подобный вопрос. И никогда откровенного ответа не давал на него. Совсем безнадёжен, по его мнению, Алексей-царевич. Но умный царедворец знает своего повелителя, знает, как сильно, хотя и затаённо любит отец беспутного, неудачного сына своего, хотя и суров с ним по виду.

И живо отозвался теперь, как и всегда, осторожный фаворит:

   — Э-эх, господин, друг мой, полковник! Зачем так поспешно столь важное, неизмеримо-великое дело решать хочешь! Подумай, может, ежели бы у тебя был такой прославленный, мудрый и могучий отец, как у нашего царевича... Может, и ты бы до своего совершенного возраста одно и делал, что баклуши бил бы, ведая, что и без тебя всё ладно будет в царстве, што отец тебе изрядное наследье оставит: державу мировую и казну, и славу, и слуг надёжных, кои помогут юному государю первое время нести бремя правления... А как рос ты сиротою, сам должен был чуть не хлеб свой снискивать алибо жизнь свою боронить от злодеев, вот и вырос до сроку готовым мужем, когда иные принцы со своими фрейлинами в щупаки играют... Вина ли то царевича, что послал ему Бог отца великого, а силы малые!.. Побереги свою кровь, гей, господин полковник! Как перед Богом тебе истинным говорю, что душа мне велит... Жалей его и жди!.. Ещё и ты поживёшь, и он подрастёт, поумнеет... Времени много впереди... А оно, время, и тебя самого умнее, государь мой! Уж не взыщи за правду-матку.

Ничего не ответил отец, глубоко порадованный всем, что услышал от своего умного наперсника, встал, притянул к себе голову Меншикова, крепко поцеловал и спокойно проговорил:

   — Добро потолковали! Ступай, погляди, что у меня тут творится... А я сосну с полчасика. Работы ещё много нынче предстоит...

22 мая, чуть не на рассвете, высадился Гагарин на острове Котлине, куда царь назначил ему явиться на приём.

Пробираясь между свёртками смоляных канатов, между бочками, тюками, остатками лесу и балок, ещё не убранными с набережной куда следует после ремонта и погрузки кораблей, очутился наконец князь у цели и вошёл в горницу, где Пётр сидел за морскими картами, в сотый раз обдумывая свои предстоящие планы и пути. Он был один. Царица, и здесь неразлучная с мужем, ещё спала.

Ласково принял губернатора-наместника Пётр, по-старому, дружески, стал беседовать, внимательно выслушал доклад, задал несколько вопросов, прямо задевающих самую суть дела, быстро прочёл письменный доклад о золоте, подумал немного и тут же своим крупным, тяжёлым почерком набросал несколько строк резолюции.

Насторожившийся Гагарин из-под руки, твёрдо выводящей черту за чертой, читал слово за словом эту резолюцию, гласившую так:

«Построить город у Ямыш-озера, а буде мочно — и выше. А построй ту крепость, искать далее по той реке вверх, пока лодки пройти могут, и оттого идти далее до города Эркета и оным искать одного дела...»

По мере чтения прояснялось лицо князя, явно озабоченное до того времени.

   — Бери, подай в Сенат твой доклад, и пусть учинят посему! — подвигая Гагарину лист, проговорил Пётр, невольно улыбаясь тому, как прояснилось лицо Гагарина, который благоговейно посыпал песком желанную резолюцию, тщательно сложил бумагу и спрятал её бережно в боковой карман камзола.

И князь, видя, что вся гроза минула и дело идёт как нельзя лучше, совсем просиял лицом и душою, свободнее заговорил с государем.

Плата откупная за год вперёд, вносимая губернатором, и личный дар его, тоже довольно значительный, были приняты самым милостивым образом, даже поцеловал его Пётр и назвал добрым другом и верным слугою царя и отечества. Царица встала между тем, и Гагарин был приглашён разделить раннюю трапезу царя и царицы.

Обласканный, осчастливленный, он уехал, с облегчённым сердцем и не менее лёгким, крепким дубовым сундуком, который из Сибири ехал битком набитый золотом...

Весёлый, возбуждённый, развернув перед Келецким резолюцию, князь ему в десятый раз повторял:

   — Твоя правда была!.. Бояться ещё нечего! Меншиков хорошо помог! Вишь, резолюция какая! Всё по-моему! Мне даётся воля афицеров брать, своих и шведов, и полки сбирать... И, видишь, на три года шведов тех подряжать надо! Понимает государь, что затея эта не малая, не быстротечная! И уж коли пленным шведам термин на три года положен и упрочен, ужели я на этот же срок полагаться не могу, что не тронут меня!.. Ха-ха-ха!.. А за эти три года... мало ли что!.. И я могу помереть, и...

Остановился, не договорил Гагарин. Понимает его секретарь и без лишних слов. И, тоже довольный, потирая свои тонкие пальцы, смеётся негромко:

   — Хе-хе-хе!.. Да, вельможный пане ксенже!.. Заставил-таки мой пан эту распутницу Фортуну пану яснейшему глазками щурить да улыбнуться помилее!..

   — Заставил, да!.. — Но внезапно отуманясь, с глубоким вздохом совсем иначе проговорил скупой князь. — Но сколько это стоило! За такую уйму золота и любая честная богиня либо земная женщина и больше бы дала, чем одну улыбку. Поглядим, что ещё будет. А пока радоваться надо, твоя правда, Зигмунд!..

И ликовал Гагарин, несмотря на досадные мысли о том, какой дорогою ценою досталась новая удача.

Он не знал, что в тот же день подписал Пётр и отдал своему ординарцу, подполковнику Ивану Дмитриевичу Бухгольцу, другую бумагу, заранее приготовленную. Вот её текст:

«...Понеже доносил нам сибирский губернатор, князь Гагарин, что в Сибири, близ калмыцкого города Эркета, на реке Дарье, промышляют песочное золото.

   — Для того ехать тебе в Тобольск и взять там у помянутого господина губернатора 1500 человек воинских людей и с ними итить на Ямыш-озеро, где велено делать город. И, пришед к тому месту, помянутых людей в той новостроенной крепости и около неё, где возможно, росставить на зимовье, для того, чтоб на будущую весну паки возможно было, скорее с теми людьми собравшись, итить далее к помянутому городку Эркетю.

   — И как на будущую весну, собравшись с теми людьми, пойдёте от Ямыша к Эркетю, то накрепко смотрите того, чтоб дорогою итить такою, где б была для людей выгода. Также в некоторых удобных местах, а именно при реках и при лесах, делать редуты, для складки провианту и для коммуникаций и чтоб редут от редута расстоянием больше не был, как дней по шести или по недели времени от одного к другому было на проход, и в тех редутах оставлять по несколько людей по своему усмотрению.

   — А когда Бог поможет до Эркетя дойтить, тогда трудиться тот городок достать. И как оным, с помощию Божиею, овладеете, то оный укрепить. И проведайте подлинно, каким образом и в которых местах по Дарье-реке тамошние жители золото промышляли.

   — Потом такоже стараться проведать об устье помянутой Дарьи-реки, куды оная устьем своим вышла.

   — Сыскать несколько человек из шведов, которые искусные инженерству, артиллерии и которые в минералах разумеют, которых с воли губернаторской взять. Также и в протчем во всём делать с воли и совету губернаторского.

   — Протчее поступать, как доброму и честному человеку надлежит во исполнение сего интересу по месту и конъюнктурам.

У сего — приписано собственною царского величества рукою:

На галере святыя Наталии, в день 22 маиа, 1714. Пётр».

Дней через пять явился к Гагарину первый обер-полицеймейстер новой столицы, Девиер, сын португальского еврея, поселившегося в России, где он и его потомки нашли своё счастие.

Сверкая своими красивыми, восточными глазами, приятно улыбаясь и изгибаясь полным, но стройным станом, затянутым в военный мундир, посланник Петра поздравил Гагарина с благополучным прибытием в Парадиз и сообщил, что царь на несколько часов приехал сюда, желая проводить домой Екатерину и здесь проститься с нею перед отплытием в море. Гагарина же немедленно приглашает к себе поговорить о делах, губернатору известных.