По воле Петра Великого: (Былые дни Сибири)

Всполошился опять, встревожился Гагарин, и сильно билось у него сердце всю дорогу до маленького дворца в Летнем саду, где находилась царская чета.

Здесь Пётр показал князю копию с указа, данного Бухгольцу, и объяснил, что посылает особого человека, для выполнения важного дела, только желая облегчить жизнь самого наместника Сибири, у которого и так дел немало... Но Бухгольцу приказано подчиняться Гагарину, ничего не делать без его советов, а князя просит царь помогать подполковнику не только по букве указа, писанного наскоро, но во всей полноте собственного разумения и доброжелательства к самому Петру и к родине, которой многие выгоды предстоят от удачного исхода этой экспедиции.

Подполковнику велено ехать немедленно, но он раньше должен явиться к Гагарину, получить подробные наставления и необходимые полномочия, чтобы в Тобольске в отсутствие Гагарина не затормозилось это важное и срочное дело.

Гагарин рассыпался в обещаниях и клятвах душу положить, только было бы всё сделано по мысли государя! А в душе твёрдо и бесповоротно решил, во что бы то ни стало помешать Бухгольцу успешно выполнить данное ему поручение.

Улыбка преданности и умиления, с которою слушал Гагарин Петра, с которою вышел от него, сразу сменилась гримасой бешеной ярости, едва князь очутился один в своей карете.

Он открыл россыпи, задумал дело, составил подробный, прекрасный план... А этот план у него украли, посылают другого человека, независимо от князя, выполнить блестящую затею. Гагарин будет лишён и славы, и выгод, какие уже улыбались ему, если бы так грубо не вырвали у него из рук дела, созданного им же!..

И Меншиков хорош! Вызнал план — и Бухгольцу в указе буквально поручено всё, что наметил сделать сам Гагарин!

От злости багровел толстяк, колотил кулаками по упругим подушкам сиденья кареты, царапал ногтями плотную, шёлковую обивку, топал ногами так, что едва не выбил дна в экипаже. Но все эти порывы дали выход ярости, наполняющей грудь князя, и домой он прибыл значительно успокоенный, был даже в состоянии обсуждать вместе с Келецким новый порядок вещей.

Умный советник постарался успокоить князя, примирить его с совершившимся событием, указав на выгодные стороны этого неожиданного вмешательства в золотые планы Гагарина.

   — Ясновельможный князь прав, вещь неслыханная! Предательство низкое! — вторил сначала ему Келецкий, а после в ином совершенно направлении повёл свою журчащую, баюкающую речь.

   — А ежели подумать, — по-французски продолжал секретарь, — из этой неприятности можно тоже извлечь немало утешения и добра! Первое: теперь и Меншиков, и сам царь должен чувствовать себя немного виноватым перед вашим сиятельством. Это далеко не бесполезно. Второе, Бухгольцу для виду, конечно, придётся помогать... но...

Эта остановка сказала Гагарину, что и секретарь отлично понимает, как легко будет помешать неприятному человеку в его работе...

   — Ну, хорошо! — почти успокоясь, заговорил князь. — Этого сплавим, а нам другого пришлют...

   — Не поспеют... Постараемся, ваше сиятельство — и дело будет сделано без чужих рук... И все выгоды будут-таки у вас, ни у кого более... А между тем под знаком этой экспедиции многое возможно осуществить в смысле вербовки полков, сбора провианта и фуража, запасов амуниции и боевых снарядов... Словом, всего, что так необходимо иметь на всякий случай. Царь не молод и здоровьем плох... Сам князь говорил, что в последнее свидание на Котлине он выглядел очень плохо... Кто знает?..

   — Ничего никто не знает! — перебил Гагарин. — Его и сам... Бог не разберёт. Сегодня бы ты его видел! Глаза сверкают, лицо загорелое... говорит, как топором рубит, по горнице шагает — пол дрожит! Он и меня, и тебя, и всех переживёт ещё!.. И ждать этого нечего нам, пожалуй...

   — А этого не дождёмся, может, что иное подойдёт! Неспокойно и здесь... А там, в вашей Сибири, князь... такое может подняться, что он и сам будет рад отказаться от диких краёв, где только мятежи и резня...

   — Не откажется. Он тоже знает, какие богатства даёт этот край...

   — Ну, так не будем и гадать... Надо делать, как для себя лучше... А там — судьба даст последний приказ!.. Пока же нет ничего тревожного на горизонте. Приняли вас хорошо, угроз никаких... Вы по-старому — хозяин у себя на губернаторстве... А этот подполковник?.. Вы, конечно, и сами знаете, как надо быть с ним...

   — Ну, ещё бы! Не учить ли меня хочешь! — с неожиданным жестом высокомерия кинул своему советнику Гагарин. — Я уж не ребёнок...

И, действительно, когда Бухгольц в тот же день явился к Гагарину просить указаний по делу и верительных грамот к тобольским властям, князь принял его очень любезно, ласково, надавал кучу советов, написал указ новому коменданту Тобольска, Трауернихту, который сменил больного Карпова, чтобы тот исполнял всё по указу, данному Бухгольцу. Дал приказ в Москву, чтобы из сибирской казны выплатили прогоны на дорогу ему и его спутникам...

Подполковник ушёл очарованный и в ту же ночь поскакал в Москву и дальше, спеша в далёкую, незнакомую ему Сибирь за новым золотым руном и славой. И не знал он, что вместе с ним, даже опередя его, понеслись частные письма и приказы Гагарина: как можно меньше спешить с делом снаряжения отряда и ждать приезда Гагарина, в то же время не открывая Бухгольцу сути дела.

Следом за подполковником выехал и сам Гагарин в Москву, где у него были ещё служебные дела и хлопоты по сбыту собственных товаров, привезённых целым обозом и назначенных для отправки в Гамбург и на другие рынки Европы.

ГЛАВА III

ПОХОД БУХГОЛЬЦА

Взяв назначенных ему от Петра восемь человек сержантов и солдат-преображенцев, в самом конце июня выехал Бухгольц в Москву, где задержался довольно долго, пока из военной канцелярии прикомандировали к нему необходимый штат офицеров: одного майора, двух капитанов, двух поручиков и двух прапорщиков. Гагарин, в Парадизе уже сделавший распоряжение о выдаче ему прогонов до Москвы на двадцать лошадей, в Москве, по своём приезде, принял Бухгольца и дал ордера на получение дальнейших подъёмных денег из доходов Сибирского приказа всего пятьсот рублей на весь путь до Тобольска и на первое время жизни в этом городе. Было ещё выдано ему с офицерами двести вёдер простого вина, которое они тут же, конечно, продали с уступкой, за двести, вместо двухсот сорока рублей, считая казённую цену в 1 рубль 20 копеек.

В августе лишь водным путём тронулся из Москвы со своим штабом Бухгольц, добрался так до Чусовой, а оттуда уже лошадьми поехал и прибыл в Тобольск только 13 ноября того же 1714 года. Здесь, в ожидании Гагарина, он и его спутники прожили до 10 января 1715 года «без команды», как потом писал он царю. Наконец, явился губернатор.

успевший в Петербурге и особенно в Москве закончить все свои служебные и личные дела. Тогда только поход за золотым песком стал как будто налаживаться понемногу.

По крайней мере, Гагарин и все окружающие его чиновники, приказные, военные власти Тобольска и других городов выражали в бумагах и лично полную готовность выполнять волю Петра и сделать всё, чего хотел Бухгольц. Но, непонятным образом, самые удачно начатые шаги, самые решительные и обдуманные меры оканчивались неудачей и развалом. Полк казачьих детей, сформированный с целью пополнять из него гарнизоны в новосооружённых крепостях, правда, был собран быстро и легко, всем назначили оклады, поверстали людей на службу царскую... Но недели не прошло, как ряды новобранцев поредели больше чем наполовину. Кто сказался больным, кто прямо пустился наутёк, едва пошли по городу неизвестно откуда возникшие слухи, что предстоит не поход, а бойня, что русских уже поджидает целое войско в тридцать тысяч человек, хорошо вооружённых наездников, калмыков и киргизов, которые на этот раз соединились со своими вечными врагами, каменными кайсаками, только бы не пустить московов к заветному золотому озеру...