По воле Петра Великого: (Былые дни Сибири)

«С ума сошла от страху!» — мелькнуло у него в уме.

Но Агаша, весело смеясь, вдруг притянула его к себе, крепко обняла, жарко зашептала:

   — Глупый... милый!.. Столько не видались... а он пугает раней всего... О кладах выпытывает... Да... ты обойми лучше... Приласкай... Ждала ведь как... истомилась вся!.. Ночей не спала... Вот и в сей час... Тебя во сне видела... а ты и разбудил... Брось... целуй! Обнимай! Тебе ли не скажу?.. Всё укажу, нынче же... Особливо для дела для такого. А ты меня не покинешь после?..

   — Кралюшка! — искренно обрадованный, полный страсти и восторга, зашептал Задор, сжимая крепко до боли в объятиях девушку. — Тебя ли кину! Сказывал и опять говорю: первою жёнок» будешь... Царицей сделаю... Кралюшка...

Стиснув чубы, крепкими поцелуями отвечает девушка на бешеные ласки друга...

Со свечами в руках стоят Задор и Агаша в недрах могильного холма, в первом подземелье.

Озирается Задор: пусто кругом.

   — А где же клады?..

   — Здесь, здеся, миленькой... Вот, я свечу подержу, а ты маленьким ломом нажми, посунь кверху энту, середнюю доску в той двери тяжёлой... Потом я подержу ломик, а ты и потяни посильнее за кольцо... Дверь раскроется... А та мо...

Не слушает Задор. Охваченный лихорадкой ожидания, чуя, что ещё миг — и огромные богатства станут его добычей, вонзил он острый конец лома в указанное место, при поднял бревно — запор. Всею силой помогать стала ему теперь Агаша, придерживает на весу тяжёлое бревно, ушедшее немного кверху...

Потянул, раскрыл дверь Задор. Пахнуло тлением из второго подземелья. Но он ничего не слышит, выхватил одну свечу из рук Агаши, зажёг ещё пару, чтобы осветить всю пещеру, заставленную сундуками с золотом и серебром... И вдруг блеск золота из двух каменных гробов ударил ему в глаза.

Кинулся туда хищник и даже замер от восторга. Ему хорошо известна цена этих редкостных вещей, огромных самоцветов... Схватил он в охапку всё, что лежало в первом гробу, и кинул за дверь... к ногам девушки, которая следила за каждым его движением... То же самое он повторил и с сокровищами, лежащими в другом гробу. Потом потянул один небольшой ящик, с огромной натугой поднял его на грудь и кинул у самой двери, только поправее, чтобы не стоял помехой, когда потащит он другие ящики и сундуки...

Но, взявшись за второй ящик, Задор понял, что не справится с этим грузом. Тогда, схватив свой ломик, он с сокрушающей силой обрушил удар на крышку тяжёлого ящика. За ним второй удар прогрохотал по сундуку... И, словно отзываясь ему, грохнула тяжёлая дверь, отпущенная Агашей, захлопнулась, заключив в древней, ограбленной, поруганной могиле оскорбителя мертвецов...

Спокойно, словно не слыша криков и стуков там, за толстой, крепкой дверью, куда безнадёжно ударял заключённый своим жалким ломиком, Агаша собрала все украшения, лежащие грудой, сложила их в мешок, потом сгребла в одну кучу к дверям толстый слой хвои, который за три года снова набрался здесь, насыпался через широкое отверстие дупла.

По верёвке с узлами, привязанной снаружи к ветвям, выбралась она из дупла на холм. Ещё сгребла несколько охапок хвои, бросила в дупло, наполнив его почти на аршин, затем свечой, которую осторожно несла перед собою, подожгла несколько сухих ветвей, бросила их в дупло, на хвою и скоро увидала, как густой, удушливый чёрный дым повалил оттуда...

Тогда только разжались побледнелые, стиснутые крепко губы девушки.

Она облегчённо и громко вздохнула, словно собралась запеть, затем проговорила вслух:

   — А теперь к Феденьке!..