Музыка души

– Замечательный выбор, Петенька, – тихо сказал отец, когда молодые супруги собрались уходить. – Она будет тебе хорошей женой. Я так рад за тебя!

Петр Ильич нервно улыбнулся – хотел бы он обладать такой уверенностью.

Несколько дней в Петербурге супруги провели в постоянных развлечениях: ездили на острова на музыкально-увеселительный вечер, в Каменностровский театр, наведались в Павловск к родным. Петр Ильич начал привыкать к новому человеку в своей жизни, в своем личном пространстве, и чувствовал себя спокойнее. Конечно, он не полюбил Антонину за столь малое время, но появилась надежда полюбить ее когда-нибудь. Отчаяние, порой вспыхивавшее в душе, отступило.

В Москве на них обрушилась новая вереница тревог и мучений. Затеянная Антониной продажа леса сорвалась, его пришлось заложить. Рассчитывавший на средства от продажи Петр Ильич не особо экономил, и они остались без денег. Не на что было нанять квартиру, не на что было жить. Пришлось снова обращаться за помощью к фон Мекк, что было унизительно и стыдно. Из-за финансовых проблем Петр Ильич больше не мог держать двух слуг и оставил себе одного Алешу, чувствуя себя виноватым в том, что отказал Михайле от места.

Неуверенность в завтрашнем дне, вынужденная ложь, необходимость хитрить и изворачиваться, стыд перед женой, которая ни словом не упрекнула и не высказала ни малейшего недовольства сложившейся ситуацией, привели к новой вспышке меланхолии. А главное – Петр Ильич чувствовал полное отсутствие энергии к работе: он не мог писать, не мог ни на чем сосредоточиться, он впервые не слышал музыки во всем, что его окружало, начало казаться, что его музыкальность погибла безвозвратно. И это ввергало в пучину глубочайшего отчаяния.

Антонина старалась смягчить переживания мужа, оставалась любящей и заботливой супругой. Склонный к резким переменам настроения, Петр Ильич, возможно, и забыл бы о своем приступе отчаяния, как только наладилось материальное положение, если бы не поездка в клинское имение тещи.

Его, выросшего в дружной любящей семье, шокировали отношения между родственниками жены. В семье Милюковых шла настоящая война: с тех пор как умер глава семейства, мать и дети сражались за раздел имущества. Ольга Никаноровна – мать Антонины – ненавидела покойного мужа и не стеснялась без конца поносить его при каждом удобном случае. Это бы еще полбеды, но чтобы мать ненавидела своих детей – вот что не укладывалось в голове. Да и сестры между собой были далеко не в теплых отношениях, а уж с единственным братом и вовсе на ножах.

Дикостью представлялось такое положение вещей Петру Ильичу, нежно любившему родителей, братьев и сестру, в семье которого всегда царила атмосфера любви и взаимного уважения. Теперь ему казалось, что все недостатки жены происходили именно из ужасной семейной обстановки. Он решил больше никогда не встречаться с ее родственниками, дабы Антонина постепенно сбросила все, что получила воспитанием. Петр Ильич старался убедить себя, что она не виновата в том, что родилась в такой семье, и все же с каждым днем неприязнь к жене увеличивалась.

Возвращение в Москву было убийственным. Будущее начало казаться беспросветным. Будто мало было переживаний, Петр Ильич получил известие о смерти Володи Адамова – старинного товарища по Училищу правоведения, с которым продолжал поддерживать дружеские отношения. Володя был абсолютно здоровым человеком, имел превосходное положение в обществе, был богат и счастлив в семейной жизни. Его внезапная смерть потрясла Петра Ильича, став последней каплей.

И вдруг, точно солнечный луч посреди тьмы, пришло письмо от Надежды Филаретовны со значительной суммой денег, которые она предлагала с удивительной тактичностью и готовностью поддержать и помочь. Благодаря ей Петр Ильич смог поехать к сестре, оставив Антонину в Москве обустраивать новую квартиру.

В Каменке всегдашняя любовь и забота родных, ощущение свободы и независимости оказали на Петра Ильича благотворное влияние: он успокоился, стал стыдиться своего малодушия и преисполнился стремления найти с Антониной общий язык. Он отдался беззаботной каменской жизни, ходил с братьями на охоту и чувствовал себя совершенно счастливым. И только одно угнетало: никак не получалось приняться за работу – она тяготила и пугала, творческие силы словно парализовало.

Анатолий, почему-то невзлюбивший невестку с первого же взгляда, не упускал случая очернить ее в глазах брата, особенно когда Модест уехал из Каменки и Толя перестал бояться его осуждения.

– Ну, что ты имеешь против нее? – в конце концов воскликнул Петр Ильич. – Она милая, заботливая, старается быть мне приятной.

– Она недостойна тебя! – упрямо ответил Анатолий. – Она мещанка, приземленная, пошлая, пустая и глупая, думает только о нарядах, званых обедах да модной мебели. Подумать только: уверяя, что давно в тебя влюблена, она до сих пор не знала ни одного твоего сочинения! Это ли не показатель?

– Мои сочинения не так уж известны… – пытался возразить Петр Ильич.

– Беги от нее, беги, пока не поздно, – продолжал подзуживать Анатолий. – Пока она не погубила твой дар.

Чем ближе был день возвращения в Москву, тем тоскливее становилось на душе. Необходимость вновь подстраиваться под другого человека, менять привычки и распорядок заставляли почти ненавидеть несчастную Антонину, даже не подозревавшую о нависшей над ней туче. В сентябре Петр Ильич вернулся, терзаемый противоречивыми желаниями: и хотелось наладить нормальную семейную жизнь, и потеря свободы пугала, заставляя с тоской думать о будущем.

Жена встретила его на вокзале – радостная, сияющая, невольно заряжая своим оптимизмом. Пока они ехали в коляске, Антонина с увлечением рассказывала о том, чем занималась одна в Москве:

– Я нашла квартиру рядом с консерваторией, чтобы тебе недалеко было ходить, и совсем недорогую. Надеюсь, тебе понравится, как я все обустроила. Представляешь, меня два раза обокрали! Ох уж эти кухарки: глаз да глаз за ними! Пришлось даже судиться. Я теперь боюсь кухарке квартиру оставлять – так и сидела дома несколько дней.

Петр Ильич кивал с сочувствием: бедняжка, сколько перипетий ей пришлось перенести! Антонина с улыбкой прижалась головой к его плечу.

– Но теперь все будет в порядке, я уверена. Я так скучала по тебе, Петичка!

«Хотел бы я сказать то же самое!» – с тоской подумал Петр Ильич.

Квартира ему понравилась: чистая, уютная, с изящной и милой обстановкой, даже не без роскоши. И при этом ни малейшей пошлой детали. А Толя уверял, что у Антонины напрочь отсутствует вкус! Она побеспокоилась и об устройстве рабочего кабинета для него, и о рояле; подобрала все с учетом вкусов и потребностей Петра Ильича – и когда только успела их изучить? Он невольно почувствовал благодарность жене за заботу и предусмотрительность.

– А у меня для тебя сюрприз, Петичка, – с загадочной улыбкой объявила Антонина, едва он закончил осмотр квартиры.

Сняв перчатки и небрежно бросив их в кресло, она села за рояль и, весело покосившись на мужа, начала играть. С удивлением он узнал одну из своих фортепианных пьес. Пианисткой она, оказывается, была весьма и весьма неплохой.

Закончив, Антонина с волнением посмотрела на Петра Ильича:

– Тебе понравилось? Я специально достала твои пьесы у Юргенсона.

Петр Ильич был тронут до глубины души:

– Спасибо, Нина, ты замечательно играешь.

Она польщено заулыбалась и покраснела.

***

Первоначальный энтузиазм угасал не то что с каждым днем, а с каждым часом. Антонина изо всех сил старалась понравиться мужу, но это только больше раздражало: она без конца о чем-то болтала, нарушала так необходимое Петру Ильичу уединение, ее было слишком много. Он совершенно не мог сосредоточиться. Придя вечером из консерватории, вместо отдыха от людей он получал необходимость развлекать жену, постоянно находиться в ее обществе. А в обществе даже самых близких людей Петр Ильич не мог полностью расслабиться. Вечером ему жизненно необходимо было остаться в одиночестве. Но не скажешь же жене: уйди, не тревожь меня. Скапливавшееся понемногу напряжение в конце сентября вылилось в нервный срыв. Прицепившись к какой-то ерунде, Петр Ильич долго кричал на ничего не понимающую Антонину, испугавшуюся его бурной реакции.