Зелимхан

— Кого?

— Писаря.

— За что?

— А кто его знает. Только помню, — продолжал

пастух, — когда по этому случаю приехало сюда

начальство, то и трупа того писаря не могли найти.

— Так и не нашли? — приподнялся гость с подушки.

— Нет, нашли, только без головы. А когда спросили:

«Где его голова?» — то ответили люди, что он и был

безголовым. «Как же это так, сейчас же найдите мне

его голову!» — потребовал тогда пристав. «Где же ее

искать, господин пристав? — ответили горцы. — Была

бы у него голова, он бы и не приехал сюда».

Юмор старого пастуха не понравился

Одноглазому. Хорошенькое это дело — оставить писаря без

головы, хоть маленький, а начальник! В его представлении

снять кому-нибудь голову было во власти именно

начальников, перед которыми он неизменно

раболепствовал до омерзения. Правда, омерзение испытывали

другие, сам же Одноглазый его никогда не чувствовал и не

знал, что это такое. Он бывал счастлив от малейшего

поручения сильных и богатых, это было для него

главной усладой. Еще издали он первым здоровался с

любым начальником и, как трусливая собачонка, виляя

задом, повторял приветствие погромче, если ему не

отвечали. Когда же начальство допускало его до

доверительного разговора, он даже наглел от радости.

Но сейчас Олноглазый всячески старался

расположить к себе хозяина, хотя тот и не был начальником, и

в его тоне зазвучали нотки задушевности.

— Вот с Зелимханом они бы не посмели так

поступить, — произнес он многозначительно. — Эгот абрек 'и

начальство в покое не оставляет, — потом помолчал с

минуту и добавил: — Но вот мы, чеченцы, плохо

поддерживаем героя.

Зока молчал. Он уже давно понял, что за человек

перед ним, но тут вдруг вспомнил, что Зелимхан

однажды упоминал о каком-то Одноглазом — известном

воришке и доносчике. Пастух видел, что сейчас от него

требуется особая осторожность.

— Да, говорят люди, есть такой абрек, — сказал он

равнодушно.

— Как! Разве вы не знаете Зелимхана? — не на

шутку удивился гость.

— Нет.

— И никогда не видели его?

— Ни разу. Слышать о нем слышал...

Было заметно, что это заявление старика серьезно

озадачило Одноглазого. «И надо же, — подумал он, —

приехать в такую даль и все впустую». А вслух сказал:

— Это тот самый харачоевский Зелимхан, который

убил двух царских полковников, взял в плен Месяцева,

обесчестил гордого старшину Говду. Его все знают.

Говорят, он теперь обитает где-то в этих местах... Он

немного м.не родственник, — бросил Одноглазый как бы

между прочим.

— О Зелимхане я, конечно, слышал, — холодно

отвечал хозяин, — но разговоры о том, что он живет в

наших местах, для меня новость. Думаю, что это просто

ошибка, этого не может быть: здесь, в горах, каждый

человек наперечет, и я все тут знаю.

Одноглазый сидел растерянный, не зная,

продолжать ли разговор. Вдруг, словно осененный новой

идеей, он спросил:

— А в этих краях есть старик по имени Зока?

— А как же, есть, конечно, — ответил пастух, —

Зока — распространенное имя в горах. — Он улыбнулся в

усы, но в глазах его не было ни искорки смеха. Заметив

это, гость насторожился, единственный глаз его

беспокойно забегал. Некоторое время гость сидел мрачный,

будто проглотил кость, хотя хозяин проявлял по

отношению к нему всю вежливость, которая требовалась

горским этикетом.

Вошел юноша в коротком стеганом бешмете. Это

был сын Зоки. Он принес гостю горячий жижиг-галныш

с чесночным настоем.

Тихий летний ветерок шелестел в густых кронах

чинар. В ярких лучах солнца порхали бабочки, воздух

был напоен запахом нагретых трав и цветов. Вокруг

стояла тишина. Зелимхан, в голове которого теснились

тяжелые думы, не замечал царившего в природе

спокойствия. Он, который был уверен, что физическим

истреблением носителей зла можно уничтожить все зло

на земле, впервые задумался над тем: так ли уж верен

этот путь?

Внутренний голос говорил ему, что он подошел

вплотную к какому-то мрачному лрозрению. Вот-вот

упадет завеса, и его глазам вновь откроется вся

громада зла, царившего в мире, и его подвиги, его дерзкая

храбрость окажутся бессильными.

Только теперь он начал понимать, какая

невероятная тяжесть ложится на плечи того, кто пытается пре-

образить эту угрюмую и беспросветную жизнь людей.

Он задумался над тем, что ведь и деды его сошли в

могилу, так и не одолев и частицы существующего зла,

вынужденные изворачиваться и даже, воровать, чтобы

не оставлять в голоде и нищете своих детей. Кто

сможет все это изменить? Он один? Но под силу ли это

одному человеку? Он вспомнил свои первые беседы с Зо-

кой и другими пастухами, которые просили, чтобы он

повел их за собой. Но куда ему вести их, если он сам не

знает другого пути, кроме убийства?..

А рядом с этими большими мыслями внимание его

занимали и сомнения мелкие, порожденные веками

сложившимися предрассудками.

...Зелимхан с женщинами в лесу! Что скажут люди,

услышав об этом? На мгновение его обожгло стыдом от

этой мысли. Капли пота выступили у него на лбу, и,

поднявшись, абрек вытер бронзовое от загара лицо

полой старой черкески. Но лицо это все еще сохраняло

суровое выражение, и в глазах горел упрямый огонь. Оя

выругал себя за то, что взялся абречить с женщинами

и детьми, но тут же задумался: «А куда же им деться

без меня? Раз уж взялся бороться до победы — надо

все выдержать!»

Зелимхан огляделся вокруг, и в этом взгляде

появилась тревога, как у раненого волка, спасающегося

от нового удара. Его взгляд ухватил все детали этого

странного обиталища абрека: дремучий лес, посередине

луг, покрытый пожелтевшим ковылем, на котором

играют его дети. Словно впервые здесь, вдали от людских

глаз, почувствовав свободу, они резвились, с криками

бегая вокруг Бици и Зезаг, которые суетились над

котлом у очага. И гнев абрека постепенно угасал, сменяясь

теплым чувством нежности.

Вот и сбылась мечта Бици — быть постоянно с

мужем. Она жила с ним в лесу, без крова и уюта, но для

нее здесь было все: и кров, и уют. От этой новой жизни

она распрямилась, помолодела, почувствовала такой

прилив сил, что могла трудиться целыми днями, не зная

усталости. Она .посвятила себя мужу и детям:

хлопотала по кочевому хозяйству абрека, приобрела для

детей корову, ходила в лес собирать ягоды и сухие

дрова, латала потрепанную одежду и находила во всем

этом радость. Жизнь мужа, полная романтики и опас-

пых приключений, опрокинула все привычные

представления о быте женщины. Бици спокойно слушала

рассказы Зелимхана об опасностях, и ее собственная жизнь

уже казалась ей чем-то иным, не тем, чем нужно

дорожить, наоборот, ее можно легко отдать, раз ее

муж без малейшего трепета каждодневно рискует

жизиью.

Сложнее было самочувствие Зезаг. Она всегда

терялась при разговоре с Зелимханом. Этот человек, о

котором шла такая грозная слава, пугал ее, и в то же

время ей было радостно, что именно он, с его беспокойной

и опасной жизнью, такой ей близкий и родной. Она

знала, что ей, красивой и молодой женщине, нет более

надежной опоры и защиты на земле. Она жила с этой

неизменной верой, считая себя обязанной почитать его

как святыню хотя бы потому, что встал он на опасный

путь абрека из-за ее любви к Солтамураду.

Прошли годы, много тяжелого увидела Зезаг за это