Музыка души

Загремел оркестр, раздался восторженный гул толпы: императорский поезд медленно подошел к станции. Престарелый император сел в коляску и тихо направился к замку, сопровождаемый приветственными криками народа. Почти столь же громкие крики сопровождали Вагнера, вслед за императором проехавшего сквозь плотную толпу.

Полюбовавшись на это зрелище, Петр Ильич пошел бродить по Байрейту. Суетливая толпа чего-то ищущих с беспокойным выражением лица гостей города переполняла улицы. Их озабоченность объяснилась спустя полчаса: они искали пищи. Маленький городок поместил и дал приют всем приехавшим, но накормить их он был не в состоянии. Скоро Петр Ильич на собственном опыте узнал, что такое борьба за кусок хлеба. Еда добывалась с бою, ценой невероятных усилий, хитростей и железного терпения. Да и добившись места за табльдотом, нескоро можно было дождаться не вполне разоренного блюда. За столом царил хаос. Все кричали разом. Утомленные кельнеры не обращали ни малейшего внимания на требования посетителей. Получение того или иного кушанья было делом чистой случайности.

Представление «Золота Рейна» состоялось в воскресенье и продолжалось без перерыва два с половиной часа. Следующие три оперы «Валькирия», «Зигфрид» и «Гибель богов» шли с часовыми перерывами и занимали время от четырех до десяти часов.

С трех часов пестрая толпа начала двигаться по направлению к театру, находящемуся довольно далеко от города. Незащищенная от лучей палящего солнца дорога шла в гору. В ожидании представления толпа искала тени или добивалась кружки пива в одном из ресторанов.

Ровно в четыре часа раздалась громкая фанфара. Все устремились в театр и через пять минут заняли свои места. Снова послышалась фанфара, говор и шум смолкли, газовые лампы, освещавшие зал, внезапно потухли, и театр погрузился в полный мрак. Из глубины сидящего в яме оркестра раздались красивые звуки прелюдии, занавес раздвинулся и началось представление.

Опера произвела удручающее впечатление. Сидение взаперти в темном тропически жарком амфитеатре, тщетные попытки понять что-нибудь из многословного, написанного на архаическом языке либретто, мало доступного и для самих немцев – все это сводило с ума, и Петр Ильич буквально возрождался после последнего аккорда.

Второй антракт составил одну из лучших минут дня. Солнце уже спустилось к горизонту, в воздухе начала чувствоваться вечерняя свежесть, лесистые холмы вокруг и хорошенький городок вдалеке радовали взор.

Утомленный и морально, и физически Петр Ильич, вернувшись в Россию, направился прямиком в Вербовку, найдя там похудевшего и состарившегося отца: Илья Петрович был сильно обеспокоен болезнью своей жены.

Мирные прелести русской деревенской жизни, впечатления отрадной семейной обстановки Давыдовых, утешив и успокоив Петра Ильича, дали толчок к решению, которое представлялось ему единственным спасением от хандры. Он задумал жениться.

Позже в московской суете мысль подыскать спутницу жизни отошла на второй план, но не забылась. 

Глава 10. Самая большая ошибка

Осень выдалась дождливая, под стать тревожным новостям: в Сербии и Черногории началась освободительная война против Турции, вызвавшая в России широкий сочувственный отклик. Организовали помощь братским славянским народам: привлечение добровольцев и сбор пожертвований. В сентябре произвели частичную мобилизацию, ходили слухи о скором выходе манифеста об объявлении войны Турции.

Не остался равнодушен к этим событиям и Петр Ильич. Он с нетерпением, хотя и с некоторым страхом, ожидал выхода манифеста, гордый тем, что Родина поддержит свое достоинство. А когда Рубинштейн задумал устроить в Манеже концерт в пользу Славянского благотворительного комитета, снаряжавшего русских добровольцев в Сербию, охотно согласился написать на этот случай «Русско-сербский марш». Марш имел такой успех, вызвал такую бурю патриотического восторга, что его повторили дважды, несмотря на немаленький размер произведения.

Тем временем мысли о женитьбе приняли иной поворот – Петра Ильича начали посещать сомнения: так ли уж необходимо ему связывать себя брачными узами? Одинокие вечера в маленькой квартирке, тишина, возможность полностью распоряжаться своим временем дарили столь сладостный покой и счастье, что Петр Ильич почти с ненавистью думал о той, кто когда-нибудь нарушит привычный порядок. Одна лишь мысль о расставании с привычным укладом вызывала мороз по коже. Да и родные были не в восторге. Модест убеждал, что ему не стоит жениться, Саша боялась необдуманного поспешного решения с его стороны. Однако Петр Ильич не отказался от своей затеи – лишь откладывал ее в ожидании чего-то, что заставило бы действовать. Даже начал рассматривать знакомых барышень в качестве кандидаток, но ни одну не признал подходящей.

А пока все устремления сосредоточились на творчестве. О «Кузнеце Вакуле» из столицы до сих пор не было никаких вестей, и Петр Ильич уже не знал, что думать. Он занимался корректурами прежних произведений, с рвением взялся за сочинение «Франчески да Римини» на сюжет дантовской «Божественной комедии». Однажды перечитывая это великое произведение, он был глубоко впечатлен иллюстрациями Густава Доре. Они-то и навели его на мысль написать по пятой песни «Ада» симфоническую фантазию. Особенно его увлекала картина адских вихрей, которую он старался как можно ярче отразить в музыке.

Беспокоила Петра Ильича старшая племянница Таня, которой уже исполнилось пятнадцать лет. Она превратилась в очаровательную и умную девушку, но, к сожалению, сильно избалованную не чаявшими в ней души родителями. Натура сильная и деятельная, она начала тяготиться тихой деревенской жизнью, заставляя мать бояться за ее будущность. Сочувствуя прежде всего сестре, Петр Ильич и сам задумывался о судьбе племянницы.

В конце ноября «Вакулу» наконец-то начали готовить к постановке. Во время репетиций автор еще больше укрепился во мнении, что на этот раз написал стоящую оперу. Да и все присутствовавшие на репетициях восторженно отзывались о ней. А щедрость дирекции в затратах на постановку вселяла уверенность в успехе. Задолго до дня первого представления все билеты были проданы, и в настроении слушателей господствовало благоприятное расположение к новому произведению.

Зал был переполнен, публика оживлена. Пришли все знаменитости музыкального мира, среди которых особо выделялся Антон Григорьевич Рубинштейн. Специально ради этого вечера из Москвы приехал Николай Григорьевич. В атмосфере чувствовалось нечто торжественное.

К сожалению, исполнители, при всех их достоинствах, плохо вписывались в роли: изящный Комиссаржевский был слишком джентльменом для кузнеца, иностранка Рааб – слишком салонна для крестьянки, Мельников – слишком грузен и мощен для юркого беса. Но это было единственным минусом, который полностью искупался талантом певцов.

Увертюра и первая сцена вызвали бурные аплодисменты, и Петр Ильич совсем ободрился, но… Все дальнейшее действие шло без малейших выражений удовольствия – опера явно не понравилась. Публика видела в ней нечто, может быть, и хорошее, но не то, чего ждала.

Модест принес нервничающему за кулисами Петру Ильичу неутешительные новости:

– Стоит мне войти в ложу, как оживленный разговор прерывается. Стараются заговорить со мной о посторонних вещах или утешить обещанием дальнейшего успеха.

Даже полонез – по мнению некоторых музыкантов лучшее место всей оперы, на успех которого рассчитывал и Петр Ильич – не расшевелил зрителей. Автора вызывали, но скорее из уважения к композитору, чем из любви к произведению. Часть зрителей и вовсе шикали.

«Вакула» торжественно провалился. И хотя второе представление прошло лучше, можно было с уверенностью сказать: опера вряд ли выдержит больше шести представлений.

Петр Ильич был сильно потрясен и обескуражен. Почему же столь любимое им детище, в успехе которого он не сомневался, не вызвало отклика у публики? Свалить вину на постановку или исполнение он не мог – и то и другое было безупречно. Оставалось признать, что виноват он сам. От радости и надежд Петр Ильич резко перешел к разочарованию и сомнениям в своих силах. Теперь ему казалась понятной реакция друзей, когда он впервые играл «Вакулу» у Николая Григорьевича: опера слишком загружена подробностями, слишком густо инструментована, слишком бедна голосовыми эффектами. Да и стиль совсем не оперный.