Зелимхан

чтобы прислала еще пять тысяч.

— Хорошо, — отвечает Аюб, поднимаясь, чтобы

уйти.

— Подожди немного, — Зелимхан кладет руку на

плечо юноше, — Саламбеку передай, что я велел вам

сменить место. Переезжайте лучше всего к его

приятелям в Бамутские хутора. В случае чего я буду в

стойбище пастухов. Саламбек знает где. Там лежит

раненый Зока...

Аюб исчезает во мраке. Через минуту до слуха

Зелимхана доносится удаляющийся топот его коня. Костер

горит, бросая вокруг фантастические пляшущие

отсветы, а абрек думает свою думу:

«Говорят, Бек Сараев распорядился раскопать

могилы захороненных, чтобы проверить: есть ли среди

мертвых Зелимхан. Что же делать? Каким путем

запретить им издеваться над покойниками? Угрозой?., Вряд

ли поможет... Надо дать им знать о себе!..»

Так случилось, что эту ночь Зелимхан провел один

в глухом, безлюдном лесу. Он спал крепким

богатырским оном, не ощущая ни сырости леса, ни отсутствия

удобной постели.

Этот сон в лесу после всех потрясений минувшей

недели вернул ему бодрость и силы.

Утром, проснувшись, абрек отправился в горы,

прокладывая себе путь среди густого леса. Шел он легко,

ступая мягко и неслышно, словно подкрадываясь

к врагу. Молодые деревья покорно уступали ему

дорогу — так ловко орудовал он кинжалом, прорубаясь

сквозь чащу. То тут, то там, шумно хлопая крыльями,

взлетала испуганная его появлением птица; еле

слышный шорох выдавал порой присутствие зверя.

Лес окружал его со всех сторон. Совсем молодые

деревья растут обычно очень часто, постарше —

несколько реже, а старые — и вовсе редко. Здесь

проявляется древний закон: и деревья вынуждены вступать

в жестокую борьбу друг с другом за место под

солнцем — главным источником жизни. Вырастают только

сильнейшие.

В большом лесу очень трудно утвердиться

молодому дереву, так же как юноше — среди взрослых

опытных людей — соперников на земле; место ему уступают

только отжившие свой век или сваленные бурей

великаны. Вот тонкий стройный вяз стоит, будто уже одолев

в борьбе всех своих соседей. На его высоком гладком

стволе — ни единой веточки или листика, одна

макушка зеленая. Все пошло в рост — любой ценой надо

было пробиться к солнцу. И молодой вяз почти достиг

этого. Однако старшие деревья, чьи кроны образуют

свод, не очень-то гостеприимны, они никого не

допускают выше себя. И этот стройный вяз, наверное, тоже

ждет удел сверстников: вряд ли удастся ему пробиться

сквозь могучую кровлю чинар, закрывшую небо.

Но вот лес кончился. Было еще рано, роса не сошла

даже с деревьев, и на мягкой высокой траве оставались

ярко-зеленые полосы от шагов Зелимхана, ведущие к

маленькой речке. Абрек ловко перескочил через нее

и, тревожно оглядевшись по сторонам, убедился, что

вокруг нет ни души. Перед ним вилась одинокая тропа,

ведущая в горы — к приюту пастухов. Зелимхан

почувствовал себя легко и спокойно, словно он попал домой.

По этой тропе абрек стал взбираться на высокую

лысую гору — Чермой-Лам. Слева от вершины под

ногами у горца лежал плотный, точно снежная лавина,

туман, выбиваясь со дна глубокой впадины отдельными

извилистыми струйками. Солнце прижимало туман к

земле, а боковые отроги отрезали путь к отступлению.

Кое-где из пелены тумана торчали поросшие лесом

горные вершины да макушки одиноких гигантских чинар.

А вдали зеленела чеченская . равнина и сумрачный,

дымный город Грозный, где вынашивались злые

умыслы против Зелимхана.

Здесь, на недоступной вершине, природа представала

в самом бедном своем обличий. Даже щедрое лето не

смогло одеть в приличный наряд этот бесплодный

клочок земли — каменную гору. Только кое-где в

трещинах, где снега и ливни оставили тем>ные полосы,

радовали глаз бледные маки да фиалки и карабкались

карликовые дубки. Никакие ветры не могут вырвать корни

этих растений из тесных щелей, и стужа бессильна

умертвить их. Холодные камни и высота поднебесная

стали их родиной. Земля оберегает и обиженных своих

детей. Только нет здесь роскоши, все рождается тут

в муках — уродливым, живет в голоде; крошечные

цветы без запаха, чахлые; даже высокое небо здесь

бесцветно. Но все же в этом убогом уголке природы

есть то, что приводит человека в восторг —

удивительно само упрямство, с которым отвоевывают себе право

на жизнь и дубки, и крошечные маки, и ромашки.

Здесь нет следов человека. Только изредка

попадаются отпечатки копыт диких туров, возможно,

единственных обитателей этих мест.

К востоку за Чермой-Ламом, словно ограда из

кинжалов, выстроились острые вершины Макажоевских

гор, такие же бесплодные и нагие.

Спускаясь вниз по тропинке, Зелимхан снова

вступил в серый непроницаемый сумрак, в сырую тишину

леса, пде трава заглушала его шаги. Путь вниз ему

преградила беснующаяся река Бас. Вырвавшись на

простор из тесных ущелий, она все еще не может

успокоиться от возбуждения борьбы с порогами и скалами,

вставшими на ее пути. И она ревет, бросается из

стороны в сторону, скачет через валуны, живая, трепещущая,

ненасытная. Попробуй войти в ее гневные воды, и она

тотчас захлестнет тебя холодной упругой волной.

На берегу реки Бас Зелимхан совершил омовение,

исполнил обеденную молитву и присел, чтобы

прочитать стихи из Корана. Вдруг на противоположном

берегу сквозь редколесье он увидел, как по откосу

мчалась во всю прыть темно-рыжая молодая косуля; ка-

залось, она спасается от страшного невидимого зверя.

Не различая пути, она гигантским, полным изящества

прыжком бросилась в реку и вздыбила гору пенистых

золн.

Выбравшись на берег, косуля повернула свою

красивую голову в сторону Зелимхана и мгновенно исчезла

в гуще леса. «Кто мог так напугать ее? — подумал

Зелимхан. — Волк или человек?» Он ждал минуту,

другую, десять минут. Но никто так и не появился.

* * *

У низкой двери хижины, искусно сложенной из

глины и дробленого щебня, харачоевца неожиданно

встретил Аюб новоатагинский.

— Как получилось, что ты уже здесь? — удивился

абрек. — Что-нибудь случилось?

— Нет, — лукаво улыбаясь, ответил Аюб, —

просто, когда я передал Саламбеку твое поручение, он

приказал мне немедленно следовать за тобой и помочь

тебе, если где-нибудь на пути тебя подстерегает враг...

Я даже обогнал тебя и шел впереди.

— И что же ты не подошел ко мне?

— Я не хотел тревожить твой покой, — скромно

ответил юноша, — мне казалось, что тебе приятно быть

одному.

Растроганный тактом и почтением молодого

абрека, Зелимхан обнял Аюба за плечи.

— Теперь я понимаю, кого испугалась косуля, —

улыбнулся он.

Аюб открыл дверь, сколоченную из трех досок,

аккуратно оструганных топором, и предложил Зелимхану

войти.

В углу комнаты, под низким маленьким окном, на

толстом войлоке сидел Зока и, шумно отдуваясь, пил

горячий бараний бульон.

— Зелимхан! Да будет твой приход с миром! Рад

видеть тебя, — старик поднялся, раскрывая объятия.

— Сиди, ради аллаха сиди, Зока, — бросился к

нему харачоевец.

— Да ты не волнуйся, я вполне здоров. Садись вот

здесь, — пастух указал гостю место рядом с собой.

— Вот уж сразу видно, что ты не скуп, коль к еде

пришел. Возьми, — он пододвинул к нему большое

глиняное блюдо с дымящимся мясом и чеченскими

галушками.

— Баркалла, Зока, — сказал Зелимхан, взяв с