Зелимхан

револьвер и остановился, грозный, готовый встретить

пулей первого, кто к нему приблизится.

— Казаки, бунт!.. Это бунт! — кричал оказавшийся

на земле пристав. — Держите этого негодяя!

Но солдаты были заняты тем, что оттесняли толпу

разъяренных харачоевцев, изолируя ее от

арестованных. Уловив этот момент, старый Зока метнулся в

ущелье, по которому текла река, и скрылся в густых

зарослях кустарника.

Только через час, утихомирив харачоевцев,

конвоиры погнали переселенцев з Ведено.

Слух о событиях в Харачое быстро дошел до аула

Ишхой, где Зелимхан, Саламбек и только что

прибывший Солтамурад готовили отряд для набега на

усадьбу Месяцева.

Услышав о случившемся, Зелимхан в страшном

гневе собрался в Харачой.

— Раз такое дело, и я поеду с тобой, — заторопился

Саламбек.

— Нет, — ответил абрек. — Ты лучше готовь нашу

поездку на Терек. Узнай, как переправиться, какие там

окольные дороги. Я скоро вернусь.

Взяв с собой двух новых товарищей, молодых

абреков Аюба и Еси, Зелимхан отправился в путь. Он

полагал, что ему удастся перехватить арестованных на

пути из Ведено в Грозный и с помощью своих верных

людей освободить несчастных от беды. Саламбека он

не хотел брать, опасаясь, как бы тот из-за своей торо-

плиеой горячности не наделал лишнего. Но когда абрек

прибыл в Ведено, харачоевцы сидели уже в грозненской

тюрьме и готовились следовать по этапу в Иркутскую

губернию.

Огорченный этой неудачей, Зелимхан поскакал в

Харачой, но не нашел там никого из близких, кроме

старухи-матери. Бек Сараев освободил ее из-/под стражи

и оставил нарочно, чтобы сохранить гнездо, куда

может залететь этот «неуловимый Зелимхан». А еще

таилась у пристава жалкая мысль: в случае надобности

купить себе жизнь у грозного абрека, сославшись на то,

что он помиловал его старую мать.

От матери абрек узнал, что Бици с детьми

своевременно скрылась у своих родителей Дударовых, а Зезаг

увел ее отец, Хушулла. В этом заключалось

единственное спасение для молодых женщин, по всей видимости,

навсегда разлученных со своими мужьями.

Гушмазуко с Солтамурадом оба ушли в абреки.

Итак, эта трудная доля досталась не только молодым,

но и старику. Глава почтенного рода Бахоевых

вынужден был теперь заниматься непривычным для него

делом: настороженно вслушиваться, не хрустнет ли ветка

под ногой врага, шагать по заброшенным лесным

тропам, питаться случайно добытой пищей, ночевать в

горах под открытым небом, укладывая рядом с собой

острый кинжал да заряженное ружье, скакать верхом,

скрываться от погони.

Ко всему этому трудно будет привыкать старику, но

гордый Гушмазуко не мог бросить сына, которому сам

выбрал такой удел. Только жена его — старая Хур-

мат —никак не могла примириться с окончательным

распадением своей семьи.

— Послушай, сынок, — сказала она Зелимхану,

остановив его перед самым уходом, — все это я плохо

понимаю. Но ты скажи, вернется ли еще в наш дом

мирная жизнь?

— Значит, такой уж достался нам удел, мама, —

печально ответил абрек. — Сами мы себе его не

выбрали бы. Его навязали нашей семье богатые, жестокие

и бессовестные люди. Поэтому не удерживай меня,

а пожелай лучше мне успеха, — и он умолк.

Старая Хурмат стояла молча, подавленная

тяжелыми мыслями. Но 'вдруг, будто пробудившись ото сна,

она обняла сына и, слегка оттолкнув его от себя,

сказала:

— Иди, да поможет тебе сам великий аллах.

Простившись с матерью, Зелимхан отправился к Би-

ци, с которой в последнее время виделся очень редко

н то — поздно ночью или на рассвете, когда все живое

было объято крепким сном. Но все мысли Бици по-

прежнему неизменно были с мужем. Даже на

расстоянии, даже в постоянном ожидании новой беды он

самим фактом своего существования вызывал у нее

чувство безопасности. Кроме того, оказавшись в кругу

семьи, этот суровый мститель тут же превращался

в нежного отца и мужа. Он подолгу советовался с

женой о своих планах и мечтал вернуться к мирной

жизни.

Но вернуться к мирной жизни было уже

немыслимо, а потому на этот раз Зелимхан решил исподволь

поговорить с Бици о временном переселении в Турцию.

Он и сам не надеялся обрести счастливую долю в

султанской Турции. Об этой стране и ее жестоких нравах

много рассказывал ему в свое время покойный дед Ба-

хо. По рассказам старика, турецкий султан был

нисколько не лучше белого царя Севера. И все же,

увидев сегодня полусожженные дома харачоевцев,

развороченные плетни и пустые дворы, Зелимхан решил по-

кинуть Чечню. Не из-за себя, даже не для

безопасности своих близких, а просто, чтобы избавить от этого

кошмара жителей родного аула. И еще жила в нем

надежда, что он перестанет быть абреком и займется

пусть даже самым тяжелым, но мирным трудом. А там,

когда пройдет некоторое время и в Чечне о нем все

забудут, если даст аллах, можно будет вернуться и в

отчий край.

— Ты помнишь, Гуша советовал нам уехать

отсюда? — спросил Зелимхан, не глядя на жену.

— Это куда? — не поняла Бици.

— В Турцию.

— Помню, — ответила она нехотя.

— Ты не советовалась со своими родителями? Как

лни?

Бици задумчиво посмотрела на мужа:

— Разве родители согласятся отпустить своих

детей на край света?

Зелимхан не стал продолжать разговор. Он нежно

смотрел на жену, которая молча укладывала в его

переметную сумку все необходимое в дальней

дороге.

Бици мельком взглянула на мужа и после

затянувшейся паузы произнесла:

— Родителям своим я сказала: «Я мать своих детей

и обязана следовать за их отцом». Для меня главное —

быть с тобой вместе. Но я не верю, что человек должен

покидать родину. Лучше уж и я в абреки пойду, если

возьмешь меня.

«Вот это женщина! Настоящая жена для горца», —

подумал Зелимхан, а вслух произнес:

— Ладно, так и быть, — и добавил: — Вот

вернусь из этой поездки и заберу тебя с детьми в

горы.

— Вместе будет веселее, — ответила жена и вся

засветилась в улыбке.

Через некоторое время, уже прощаясь, абрек спро-

ил жену:

— Кто тебе сказал, что Гуша поехал в Ишхой?

— Точно не знаю... — ответила Бици. — Но был

у нас один старик, да тот самый, который потом

обезоружил пристава, так вот он говорил, что ты велел

им обоим прибыть в Ишхой.

— Отца, правда, я не звал туда, — ответил на это

Зелимхан, уже стоя в дверях. — Ну да теперь с Гушой

ничего не поделаешь, пусть будет так.

* * *

Когда Зелимхан вернулся в Ишхой, все уже были

в сборе. Здесь он увидел не только своего старого отца,

но, к удивлению своему, и Зоку. Абрек был крайне

озадачен этим, так как не хотел брать столь почтенных

людей в нелегкий поход.

— Ну как, Зелимхан, не помешаю я в твоем

деле? — спросил старый пастух. — По-моему, там, под

Харачоем, я доказал, что могу оказаться для врага

поопаснее, чем иной молодой.

Зелимхан, одобрительно усмехнувшись, молча

кивнул головой. И все же, обращаясь к членам своего

отряда, он нашел нужным предупредить:

— Доля абрека — нелегка. Я бы хотел, чтобы

каждый из вас хорошенько подумал, прежде чем ступить

на этот путь. Становясь абреком, человек закрывает

себе навсегда доступ к свободе, к семье, к покою. Так

что подумайте хорошенько.

— Да что тут думать, — перебил сына Гушмазу-

ко. — За нас уже подумал полковник Гулаев и всех нас