Солнце над Бабатагом

Мощный конский топот подкатывался все ближе.

— Что ж они, черти? Вот недогадливые, — сказал Алеша. Он оглянулся и увидел, что Мухтар, весь подавшись вперед, держал в каждой руке по гранате.

Выхватил гранату и Лихарев. В это мгновение лежавший на кургане пулеметчик Воинов, маленький шустрый паренек, вскочил, подхватил ручной пулемет, отбежал в сторону и почти в упор хватил по басмачам длинной очередью.

Белый жеребец взвился на дыбы, и всадник в красной феске, взмахнув руками, грохнулся наземь.

Дикий крик пронесся над полем.

— Убит! Убит!!! — взревели тысячные толпы басмачей.

Все смешалось. Несколько лошадей с маху рухнули и покатились по земле, давя своих седоков.

— Пулеметы, огонь! Полк, по коням! Садись! — скомандовал Лихарев.

Сев на лошадь и обнажая шашку, он увидел, как Даньяр-бек на скаку прыгнул из седла, выхватил у трупа Энвер-паши из-за пояса маузер, отделанный золотом, но тут же зашатался и упал, скошенный пулеметным огнем.

Басмачи повернули и, втаптывая в землю убитых и раненых, шарахнулись в горы. Все вокруг потонуло, в темном облаке пыли…

В большой сводчатой комнате штаба Туркфронта, обставленной тяжелой кожаной мебелью, стоял полумрак. Тихо тикали стенные часы. Электрическая лампа под зеленым абажуром отбрасывала мягкий свет на заваленный бумагами письменный стол. За столом сидели Ипполитов и начальник штаба фронта, полный человек лет пятидесяти, с вечно озабоченным выражением на бритом лице.

— Так вот, — говорил Ипполитов, — согласно донесению командира первой туркестанской кавбригады, Энвер-паша, преследуемый бригадой, бросился к Вахшу и попал под пулеметы подошедшей к этому времени третьей стрелковой дивизии. Получился полный разгром. Захвачен в плен какой-то иностранец. Он отказался дать о себе сведения. В общем, товарищ начальник, авантюру Энвер-паши можно считать законченной.

Начальник штаба вынул платок и провел им по большому с залысинами лбу.

— Да. Все это хорошо, а как там Ибрагим? — спросил он озабоченно.

— О нем пока нет точных данных. Командир бригады доносит, что по сведениям, полученным от местных жителей, Ибрагим-бек находится в Локае.

— Так, так, — начальник штаба взял лупу и нагнулся над развернутой картой. — Ну хорошо, что же у нас еще осталось? — спросил он в раздумье, устало взглянув на Ипполитова.

— В Западной Бухаре остались Абдул-Кахар, сидящий в горах под Самаркандом матчинский бек Халбута и Казахбай.

— Надо взять Матчу, Дмитрий Романович, — сказал начштаба. — Матчинское бекство — рассадник басмачества.

— До вашего приезда сюда, товарищ начальник, была попытка штурмовать матчинское бекство, — пояснил Ипполитов.

— Ну и что же?

— Окончилась неудачей. Банда Халбуты впустила в ущелье вторую бригаду одиннадцатой дивизии и обрушила на нее камни. Бригада понесла большие потери:

— Когда это было?

— В июне.

— В июне? Так. А сейчас у нас август. Можно полагать, что вторая бригада научилась за это время драться в горах. — Начальник штаба нагнулся над картой, посмотрел в нее и сказал: — А что если попробовать обойти Матчу через перевал Обурдон?

— Это сопряжено с невероятными трудностями, товарищ начальник.

— Но не невозможно?

— Нет, не невозможно. Товарищ Ленин говорит, что для большевиков нет ничего невозможного;

— То-то же! — Озабоченное лицо начальника штаба расплылось в улыбке. — Нет ничего невозможного, — повторил он. — А ежели так, то и составьте проект приказа командиру дивизии. Пусть опять посылает вторую бригаду, а мы для усиления придадим ей пехоту.

— У меня есть другое предложение, — сказал Ипполитов.

— Именно?

— Лучше послать бригаду Мелькумова. У Туркестанцев больше практики в горной войне.

— Ну что ж, я не возражаю. Посылайте Мелькумова.

В начале сентября комбриг Мелькумов с третьим Бальджуанским полком двинулся штурмовать матчинское бекство, которое штурмовали уже, но неудачно, части Туркфронта. Полк поднялся выше облаков и преодолел почти неприступный перевал Анзоб.

Оставив лошадей, туркестанцы карабкались по вековечным льдам над пропастями среди туманов, срывая ногти, раня в кровь пальцы.

Перейдя ледники, бойцы увидели в глубине раскинувшуюся в голубой дымке долину. Это и было матчинское бекство, разбойничье гнездо феодалов, на протяжении многих лет безнаказанно грабивших окрестное население.

Там уже заметили полк. По дорогам в густых тучах пыли скакали всадники. Это были отряды матчинского бека. В нескольких местах над долиной появились отвесные столбы белого дыма.

Полк, не задерживаясь, обрушился на басмачей. Матчинский бек решил, что сам аллах помог большевикам сделать невозможное, и сдался без боя.

Грозная Матча, рассадник басмачества, пала. Среди шаек начался распад. Был убит курбаши Халбута. Остатки разбитых шаек бросились в горы, где и погибли под снежным обвалом. Но на территории Средней Бухары оставалась еще крупная банда Казахбая, действовавшая в Шахрисабзском районе и не дававшая дехканам обрабатывать поля.

Для ликвидации Казахбая в конце октября была предпринята широкая операция частями Бухарской Группы. Предстоял тяжелый горный поход. В полках перековывали лошадей, ремонтировали седла, оружие.

Иван Ильич Ладыгин, с вечера получивший приказ, почти всю ночь просидел над картой, вместе с Ильвачевым изучая маршрут, и теперь обстоятельно объяснял ввой план действий собравшимся к нему командирам.

Командиры — здесь были Вихров, Кастрыко и Кондратенко — молча слушали Ладыгина. Ильвачев сидел рядом с ним и смотрел в карту.

— Так вот, — говорил Иван Ильич, — нам придется пройти более шестидесяти верст горами и запереть дорогу Казахбаю. В общем, не дать ему уйти в Восточную Бухару. Найдите на карте кишлак Гилян… Нашли? Кишлак Гилян — конечный пункт нашего маршрута. Встанем в Гиляне — и ни шагу назад, а бригада погонит Казахбая на нас… Имейте в виду, товарищи командиры, что поход в горы — не шутка. Осмотрите лошадей, особенно ковку… Вихров, я все же думаю, тебе лучше остаться. А? Как твое мнение?

— Почему остаться, товарищ командир? Я уже поправился.

— А вдруг опять затрясет малярия?

— Да ведь я уже совсем здоров.

— Ну, добре. Смотри, чтоб хуже не вышло… А, сестричка паша идет, — заметил Ладыгин, улыбаясь.

— Разрешите, товарищ комэск? — спросила Маринка, подходя и прикладывая руку к фуражке.

— Пожалуйста, — сказал Иван Ильич с какой-то особенной мягкостью в голосе.

— Прибыла в ваше распоряжение, — бойко отрапортовала она.

— Как? Совсем? — обрадовался Ладыгин!

— Нет. На время похода.

— И то добре. Идите к лекпому, он скажет, что делать.

Маринка вышла во двор.

— Так, — сказал Ладыгин. — У кого есть вопросы?

— Я хочу кое-что сказать, — заговорил Ильвачев. — Товарищи, мы идем в горный район, где почти не ступала еще нога бойца Красной Армии. Поэтому обязываю вас, и особенно Кастрыко, проявлять самое внимательное отношение к местным жителям. Ничего без спросу не брать. Чуткое, вежливое отношение к населению, к быту, порядкам, обычаям поможет нам выполнить наши задачи и освободить дехкан от влияния баев.

— Почему вы, товарищ военком, именно меня обязываете проявлять внимание? — спросил Кастрыко.

— Как почему? В вашем взводе боец снял чадру с женщины.

— Так, товарищ военком, он снял чадру во время боя. Он думал — это переодетый басмач, — сказал Кастрыко убедительным тоном.

— Ну, знаете, это плохой аргумент, — возразил Ильвачев. — Такими действиями мы можем только озлобить население. И я категорически запрещаю делать это.

— Этак вы со всех женщин начнете чадру снимать, — сказал Кондратенко.

— Вот именно, — подхватил Вихров.

— Все ясно, товарищи командиры, — заключил Ладыгин. — Строжайше запрещаю подобные выходки и в последний раз предупреждаю, что при первом же замечании виновный будет предан суду по всей строгости закона военного времени. А сейчас идите и проведите беседы во взводах. Вихров, передай Грише, пусть подыщет надежного проводника. Выступаем с рассветом.