Баязет

ал-бек присел напротив. Ощерил зубы в непонятной у смешке:

- Хороший человек ты!

- Угу, - ответил Сивицкий, увлеченный курением.

- Все тебя уважают!

- Угу, - ответил Сивицкий.

- Как одна луна на небе, так ты один на земле!

- Перехватил, братец, - ответил Сивицкий, посасывая трубку.

Вспыхивающий огонь освещал его обрюзгший засаленный подбородок и рыхлые, раздутые ноздри с торчащими из них пучками волос.

Хаджи-Джамал-бек улыбался:

- Кури, я тебе еще дам...

Он з;.лез в карман бешмета и высыпал перед врачом целую юрку золотистого медового табаку.

- Я уважаю тебя. - сказал он. - Фаик-паша тоже уважал тебя... Ты хороший кунак. Фаик-паша кунаком тебе будет. Пра~ воверныи друга не обидит... Ингилиз бежал из лазарета. Ингилиз боялся... Приходи ты. Лечить кунака будешь, денег получать будешь. Женщин много держать будешь.

- Все это весьма заманчиво, - спокойно ответил Сивицкий. - Я слышал о госпитале миссис Уоррен: он обставлен прекрасно, коек всего тридцать... К тому же и женщины, как ты говоришь.

С моем возрасте JTO все заманчиво. Но... А что? - вдруг полюбопытствовал он. - Мною вашего народу дохнет в Баязете?

- Много. А теперь ингилиз удрал. Совсем больной осман ходит... Иди лечить! Большой человек будешь. Тебе скучно не будет. Франк есть, герман есть...

- Да я не об этом беспокоюсь, - продолжал Сивицкий, - мне одному не справиться. А вот согласится ли мой ординатор со мною пойти - этого я и не знаю!

- Пойдет, - засмеялся лазутчик. - Почему не пойти?

- Спросить надо...

- Так иди - спрашивать будешь...

- Погоди немного, спешить некуда...

Сивицкий посидел еще, докурив до конца трубку, потом крикнул:

- Эй, мортусы!

Вошли два здоровенных парня-солдата, уроженцы Вологодской губернии.

- Скрутите его, - велел Сивицкий.

Лазутчика бил сначала Штоквиц, потом устал и передал его Ватнину, который добивался только одного - узнать, что с Дениской.

Хаджи-Джамал-бек даже не пикнул, продолжая уверять, что с Дениской он расстался на перевале.

Ватнин озверел и схватился за нож, но его оттащили в сторону, и Некрасов, непривычный к таким сценам, сказал:

- Послушайте, господа, может быть, все это предложение капитану Сивицкому следует рассматривать как шутку?

Пришла пора озвереть Штоквицу, и он так наорал на штабскапитана, пользуясь правами коменданта крепости, что Юрий Тимофеевич поверил, что тут не до шуток.

- Черг с вами, - сказал он, - делайте с ним что хотите, я вмешиваться не буду...

Некрасов ушел. Ватнин сказал:

- Убьем заразу!

- Иох, иох, алайсен тарих-тугул, - попросил о пощаде лазутчик.

- Балла, валла, - отказал ему в этом Ватнин.

Сивицкий, сгорбленный и постаревший, поднялся.

- Всю жизнь, - сказал он, - я лечил людей. Никогда не испытывал желания сделать человеку больно, а тем более убить его. И оружие мне всегда свербило ладони... И сейчас я не возьму оружия в руки! Пойдем, подлец, и я спущу тебя к твоим собратьям. Все вы одинаковы...