Великий океан

Чинг-И дважды разбил императорский флот, думал о свержении старой династии.Накурившись опиума, целые дни лежал он на плетенке я игрушечном домике возле Макаои в пьяном чаду направлял свои жонги на новые подвиги. Он был настоящим властелиномимперии.

Несмотря на это, торговля с Кантоном росла. У третьего бара, там, где Тчу-Кианграспадается на два притока, флаги всех наций пестрели на рейде. Дальше, за Вампоа, входевропейским кораблям воспрещался. Сотни жонг, сампанов, рыбачьих лодок покрываливоду, шуршали тяжелые, тростниковые паруса. Чай, хлопок, рис, шелк, дерево, пряностиюжных морей, драгоценные камни, меха, жемчуг, золотой песок, опиум... Кантон продавалвсе, что продавалось. Кантон покупал все, что даже не продавалось.

За громадными верфями в самом предместье, за плавучим городком, составленным излодок, небольших жонг,больших жонг, крытых холстиной и камышом, толпившихся уобоих берегов Тчу-Кианга, за свайными постройками начинался город. Дома и лавки стеррасами и галереями, перекинутыми через улицы, великолепные здания иноземных контор.Шум от гонгов, которыми зазывают купцы покупателей, говор на всех языках мира, пестрыеткани, груды товаров, людской непрерывный поток, синее небо, благовонные плюмерии,розы, жасмин, гардении многочисленных садов.

Океанские пути сходились у Кантона, за ними лежали неведомые земли, скрытые всплетениях гор, в пустынях, неразгаданная манящая Азия.

Европейцы залили кровью Америку, африканские берега, цепкие, ненасытные,расползались по двум полушариям, и только огромный Восток, насторожившийся инепроницаемый, не пустил их дальше своей передней.

Голландцы, французы, венецианцы, португальцы и англичане снаряжали посольства квысокой особе императора. Посольства месяцами проживали в Пекине, добиваясь аудиенции,изучая «кэтоу» правила обожания.

Чужестранцы прикидывались смиренными. Преклоняли колени и били лбом девять разперед кушаньем, перед каждой кистью винограда, присылаемой с императорского стола.На заре дрожали от холода в длинной придворной свите, направляющейся в храм. Аудиенциислучались редко и стали бессмысленными. Посольства стоили дорого, страна оставаласьзакрытой. Все же место для торговли на набережной европейцы купили упорством ипробудившейся жадностью двора. Торговля несказанно выросла. И хотя чужеземцамзапрещалось привозить женщин, проникать в глубь страны, приобретать землю и дома,учиться китайскому языку,достигнутое являлось началом победы.

Кусков был в Кантоне уже второй раз. Несколько лет назад он приходил сюда изОхотска на компанейском судне, привозил черно-бурых лисиц и песцов. Шел слух, что вКантоне дадут за них хорошую цену. Китайцы не только дали высокую цену, но поставилив сухой док потрепанное бурей суденышко, заново проконопатили его, сменили почти весьтакелаж. Две недели прожил Иван Александрович у почтенного господина Тай-Фу, бывавшегодаже в Санкт-Петербурге.

В садике за невысоким двухэтажным домом, среди тщательно возделанных цветочныхклумб, Тай-Фу угощал русского терпким душистым жуланомчаем, не поступавшим впродажу: на особых блюдечках слуги приносили сушеных земляных червей, соленую рыбу,сою, неясное мясо из плавников акулы. Чай подавался в тонких прозрачных чашечках скрышками, чтобы не уходил аромат. После странных, непонятных яств Кусков с облегчениемпил крепкий напиток. В огрубелых руках промышленного чашка казалась скорлупой.

Хозяин сам подавал ему чай. Строгий и важный, в черной кофте с металлическимипуговицами поверх длинной туники, в темной шелковой шапочке, из-под которой виселатонкая коса, в тяжелых тибетских очках, Тай-Фу был похож на ученого. Он сидел подвысокой плюмерией, розовые цветы нежно просвечивали на солнце, рябая тень от узкихглянцевых листьев падала на желтоватые страницы книги.

Жадный до всего нового, не пропускавший ни одной книги, Кусков с интересомсмотрел на жирные иероглифы и жалел, что не знает эти письмена. К китайцу он почувствовалеще большее уважение. Спокойный и сдержанный, Тай-Фу не был похож на крикливыхкупцов предместья, на хитрых и чванливых российских негоциантов. Через переводчикахозяин подробно расспрашивал о России, о делах компании, о Баранове, про которогобыло много разговоров в Кантоне, интересовался торговлей мехами.

Русскиенаши соседи по земле,сказал он однажды, когда в саду зажгли большиебумажные фонари.Божественный император распростирает свою милость на ваших людей...Когда Тсянг-Жиин люди Запада просили позволенья поселиться на китайской земле.Сын Неба открыл им уголок Кантона. В руки двенадцати отдал он торговлю с иноземцами.Мне, ничтожному червю, досталась величайшая радость быть с русскими...

Он послал подарок Баранову древний воинский шлем с золотыми насечками, Кусковуподарил меч. На быстроходной девяти весельной жонге проводил корабль до выхода в море.

На этот раз Кусков уверенно заявил начальнику таможен, прибывшему вымерять судаи определять якорную пошлину, что у него поручитель Тай-Фу. По новым законам капитаневропейского судна должен был выбрать себе поручителя, отвечающего за корабль,совершающего все торговые сделки.

«Ермак» и «Нутка» подошли к Вампоа на исходе дня. Рейд был забит кораблями илодками, за береговыми холмами садилось потухавшее огромное солнце. Белые домики,паруса, узкие просветы открытой воды казались пурпурными, золотились испарения полей.Резче, отчетливей обозначились островерхие крыши пагод, темнели сады. Гомон и крики,плеск весел, стук выгружаемых товаров, звон колоколов, отбивающих склянки, висели надрейдом, будоражили тишину наступающего вечера.

Когда отдали якоря и маленькая «Нутка», похожая без парусов на простую байдару,качнулась рядом с «Ермаком», Кусков снял шапку, торжественно перекрестился. Глубокие,спокойные глаза его потеплели... На двух жалких суднишках пересек он океан, выдержалдвенадцатидневную бурю. Лохмотья остались от парусов, и странно, волнующе выделялисьнад тряпками сбереженные полосатые флаги...

Отпустить! сказал даже страшный Пау, помощник Чинг-И, когда пираты окружилисудно у первого бара.