Великий океан

Лютует,говорила она бурундучку, сидевшему на краю нар. Полосатый зверекспрыгивал на пол, прятался. Никак не мог привыкнуть к человечьему голосу.

Девушка снова принималась шить, неторопливо и тщательно выводя стежки. В хижинебыло тепло и сухо, от порывов ветра негромко бренчал над очагом котел. Кулик ушел вЧилькут за порохом. Там был пост Гудзонбайской компании. Он понес с полдесятка бобровыхшкур. Два рога пороху, кусок свинца обычная покупка. На этот раз охотник захватиллишние шкурки. Несколько аршин бумажной ткани подарок дочке. Когда-то он знал, чемможно порадовать женщину.

Старик ушел, чуть приметно ухмыляясь, потом вздохнул. Совсем взрослая стала. И такаяже тихая, как мать...

О новом русском селении Кулик ничего не знал. Первую крепость сожгли, и он думал,что на берегу не осталось ничего. Он ничего не знал ни о компании, ни о государственномзаселении. Он. слышал только о Баранове и считал его купцом, пробравшимся на вольнуюземлю, чтобы набить свой карман. От таких он ушел из России и совсем не винил индейцев.Правда, когда услышал, что все население крепости вырезано, угрюмо отстранился и большене пошел к Котлеану вождю Волчьего рода.

Ночью ветер вдруг переменился, порывы стихли, ровный и теплый, подул он с юга.Девушка проснулась от шума дождя. Струйки воды просочились в дымовое отверстие,дробились на нарах, несколько капель упало на изголовье. Наташа вскочила, прислушалась.Не зажигая огня, прошлепала босыми ногами к двери, распахнула ее.

Промокшая, озябшая стояла на пороге. Было темно и сыро и особенно радостно. Чудилисьзапахи прели, прошлогодних трав, шелест крупных капель дождя на жухлых гниющих листьях,на кусочках коры, на хвойных тяжелых ветках. Закрыв дверь, она долго не могла уснуть. Шлавесна, теплые, влажные дни, лесной гул и бормотание ключей, крики орлят на голыхвершинах скал.

Однако утром по-прежнему держался мороз, мокрые ветви обледенели, на подоконникенаросли сосульки. Зато было тихо, светло. Временами сквозь высокие уплывающие облакасинело чистое небо. Наташа покормила бурундучка, надела легкую парку, новые мокасины,вышла из хижины. Весна отступила, но была уже не за горами. Звенели пичуги, веселохрустел под ногами лед.

Побродив по лесу, девушка направилась к морю. Не была там с начала шторма. Океанбыл светел и пуст. Серо-зеленые волны еще бороздили равнину, но буря уже давно утихла.Тучи поднялись выше, на горизонте синела полоса открытого неба. Снова метались и кричаличайки.

Неторопливо ступая по мерзлому ломкому мху, девушка пошла к своему любимомуместу на обрывистой скале. Оттуда хорошо видны бухта, неумолчные буруны, выгнутыйпесчаный берег, далекие лесистые острова. Но поднявшись на первый уступ, она остановилась.Внизу, почти возле самого утеса, на острых береговых камнях, вдававшихся в море, лежалоразбитое судно. Раскачивались оборванные снасти, висел на них обломок реи, треснуло иплотно засело на рифах выпяченное, облепленное ракушками брюхо корабля. Рядом билсяо камни и вновь отплывал изуродованный человеческий труп.

Девушка невольно притихла. Она уже видела однажды такое судно, потерпевшее крушениев соседней бухте. Отец тогда долго хмурился и сразу увел ее с берега. Теперь отца не было...Наташа постояла, подумала, затем решительно спустилась вниз.

Суденышко лежало так близко, что она разглядела его изломанные борта, лопнувшуюпалубу и корму, клок паруса, застрявший между досок, рваную пробоину. На песке,опутанный водорослями, валялся второй утопленник. Половина одежды на нем была сорванаволнами, голые ноги подогнуты. Острым серым пучком торчала вверх смерзшаяся борода.

Наташа забыла даже перекреститься. Задумчивая, серьезная стояла на берегу. Живя уиндейцев, привыкла к убитым, но не могла привыкнуть к чуткому горю. Долго будут ждатьжены мужей, дети отцов... Так же неторопливо набрала мерзлых водорослей, листьев морскойкапусты, прикрыла мертвеца. Маленьким ножом, который всегда носила у пояса, хотелаоткопать камень, чтобы положить сверху, и вдруг остановилась, прислушалась. Из-за кустовлозняка донесся негромкий стон.

Быстро раздвинув прутья, Наташа увидела третьего человека. Он лежал на боку, медленношевелил рукой, словно хотел встать. Сквозь продранный кафтан на правом плече виднеласьтемная запекшаяся рана. Это был Павел. Волна выкинула его на землю, он пытался уползтис берега. Кровяные следы вели через заросли.

Наташа попробовала его поднять, но не смогла. Тогда она, не раздумывая, скинула ссебя парку, укрыла раненого и, вздрагивая от холодана ней остались только штаны,принялась добывать для костра огонь.

Проглянуло солнце, осветило обломки судна, утихающий океан, белую пену бурунов.Потом опять скрылось. Обычные тучи ползли над островами.

Мандарин Чинг-И, осужденный на смерть Пекинским двором, ускользнул отимператорских сбиров. Сорок тысяч разбойников, отчаявшихся поселян, рыбаков и слуг,собрались под его знамена. Вооруженные бамбуковыми палками с привязанными к нимсабельными клинками, они кидались на абордаж военных сампанов, яростные инеустрашимые, захватывали корабли, топили втрое сильнейшую команду. На жонгах Чинг-И трепетал черный флаг. Он означал, что никому нет пощады.

От Макао до Гайнанских островов, от Формозы до крепостей Тчу-Кианга, охранявшихКантон, безраздельно царствовал «Властитель морей».

Поселяне и нищие, разбойники и контрабандисты стали войском, силой, грозными«морскими шмелями», от которых бежали императорские корабли. Чинг-И возвел дисциплинув достоинство, послушаниев доблесть. Нарушителей разрубали на четыре части.

Бритоголовые, в мягких шароварах, стянутых поясом, за которым торчал кинжал, влегких кафтанах, черных шапочках с длинными хвостами, спускавшимися до колен, пиратыказались особым племенем. Крестьяне и рыбаки не сторонились их. Одним из основныхзаконов «шмелей» была щедрая расплата за услуги, за продовольствие, за лечение раненых.Сарацинское пшено, овощи, чай, вино получили небывалый сбыт. Во многих местахпобережья бедняцкие хижины наполнялись добром, тучнели поля.