Пером и шпагой

рсаль бумаги от де Еона.

- Положите на стол и уходите, - велел ему король. Едва двери за офицером закрылись, Людовик быстро разворошил громадный фолиант с бумагами...

- Мерзавец! - сорвалось с губ короля. - Здесь только его счета: сколько он сожрал и выпил... Но где же мои бумаги?

***

Для начала де Еон анонимно опубликовал королевские письма; а в предисловии к изданию сообщил, что эти письма суть еще самого невинного свойства, - дал понять, что последуют вскоре другие, от которых Версалю не поздоровится.

Европейское общество знало, что Людовик распутен. Но мрачная тайна укрывала знаменитый "Олений парк" в Париже, и никто в Европе не догадывался, что творится за этой глухой оградой... Де Еон в печати публично сорвал завесу тайны с этого "парка".

Тайный гарем, Людовика! Девочки, почти младенцы!

А дальше, читатель, началась военная кампания по всем правилам батальной науки. Маленькая и прекрасная де Бомон официально объявила войну королю Франции - Людовику XV.

Король Франции вызов принял: армия тайных агентов высадилась в Лондоне, чтобы поймать де Еона; в гавани Гревсенда постоянно дежурил наготове французский клипер, чтобы вывезти де Еона на родину; комендант Бастилии уже получил приказ освободить одну из камер в "Башне молчания", одно название которой говорит само за себя... Франция ополчилась против одного человека!

Де Еон не был трусом: героически шатался по лондонским улицам. Из-за пояса шевалье торчали рукояти пистолей. Однажды его внимание привлекла толпа. Он тоже подошел - глянул из-за плеча зевак. На земле корчился в припадке эпилептик. Его страшно корежило и выгибало в дугу. На губах больного лопались пузыри пены. Когда припадок затих, англичане набросали возле нищего монетки и разошлись...

Эпилептик встал. Деловито собрал деньги. Но, едва успел выпрямиться, как де Еон ударом кулака выбил из его рта кусок мыла, которое так красиво пенилось на губах.

- О негодяй, - сказал шевалье. - Ты думаешь, я забыл тебя? Нет, вспомни же и ты драгунский полк маркиза д'Отишана...

Это был дезертир, скрывавшийся от галер в чужой стране. Он упал перед кавалером на колени, но де Еон велел ему подняться. С большим чувством он спросил дезертира:

- Скажи, приятель: неужели тебе не хочется после мыльной закуски прополоскать рот хорошим пивом?

Они зашли в трактир. Де Еон заказал яичницу и крепкой можжевеловой водки. С грохотом встали рядом между солдатом и офицером Франции две кварты янтарного пива.

- Ешь, - велел де Еон, развязывая кошелек. - Я давно уже догадываюсь, что таких, как ты, немало живет в ужасных доках Лондона. В одном вы, конечно, правы: лучше уж доки и кусок мыла во рту, чем каторжные галеры и клеймо бурбонской нежной лилии, что выжигает палач на плече раскаленным железом!

Дезертир одним махом осушил кварту пива; глаза просветлели.

- Сударь, - сказал он, - а ведь я вас вспомнил. Вы однажды вели нас в атаку... И вы - добрый офицер! Вспомнил, да...

- Я добрый, и подтверждаю твои слова