Великий океан

Он обошел палисады, в последний раз обернулся к крепости.

На стенах и у ворот выстроился гарнизон, в полной тишине стояло население Ново-Архангельска. А бухту и почти все проливы между островками заполняли сотни алеутскихбайдар и индейских пирог. Воины Котлеана, даже женщины и старики пришли проводитьБаранова. Индейцы тоже сидели в своих лодках молча, безмолвие тысяч людей нарушалосьлишь всплесками волн о береговые камни.

Баранов снял картуз, осенил крестом землю, которую оставлял навсегда, людей, которыхон любил. В глазах его стояли слезы, и он их не вытирал.

Потом быстро пошел к шлюпке.

...Опустились тучи, туманная сырость скрыла берега Ситхи, потерялась и вершина горысв. Ильи, а Баранов все стоял на корме «Кутузова».

Снова был океан, вольный ветер, простор. Как в первые годы далеких странствий,Баранов часами стоял на юте, глядел на безмерную даль, думал о родине, об оставленныхземлях, о близкой встрече с Томеа-Меа, обещанной ему Гагемейстером. Он не знал еще,что капитан-лейтенант не собирался заходить на Сандвичевы острова.

Когда выдавались штормовые дни, бывший правитель Русской Америки сидел в каютес Николкой и косым алеутом Пимом, сопровождавшим его в Россию, учил, как распознаватьна море паруса шхуны и клипера, фрегата и галиота, рассказывал о Кантоне, Охотске, оСандвичевых островах, куда и сам шел впервые, о первом своем плавании на кутере «СвятаяОльга». Всегда малоразговорчивый, молчаливый, сейчас он пытался рассказами о прошломзаглушить тоску.

Гагемейстер продолжал притворяться больным и не показывался на палубе.

Так протянулись четыре недели. К концу пятой Николка узнал от лейтенанта Подушкина,что Гагемейстер захватил из Ново-Архангельска всю переписку и книги правителя и ночипроводит за ними, ища скрытые капиталы. Он до сих пор не мог поверить, что бывшийправитель не укрыл одного-двух миллионов рублей в чужеземных торговых конторах.Преданный Баранову лейтенант заодно сообщил, что «Кутузов» взял курс в сторону отГавай.

Александр Андреевич ничего не ответил негодующему, возмущенному Николке. Чтомог он сделать, старый и бесправный, почти пленник? Людская подлость еще раз оказаласьсильнее... Он молча погладил взбудораженного мальчика по стриженым черным волосам,опустился на койку. В тот же день у него началась лихорадка.

«Кутузов» вошел в полосу бурь. Приближались воды Китайского моря, можно былозайти в Кантон или Макао, переждать штормовое время, но Гагемейстер торопился и велсудно прямо к Зондскому проливу. В смелости кораблевождения капитан-лейтенанту отказатьбыло нельзя. Как только «Кутузова» подхватил тайфун, Гагемейстер оставил переписку икниги, забыл про мнимую болезнь и не покидал командирского мостика.

Тайфун трепал судно почти десять суток. Не было видно неба, Дневной свет мало чемотличался от ночной тьмы. Черные валы рушились и швыряли корабль, вскидывали его,грохот и рев стали привычнее тишины. В задраенные люки пробивалась вода, билась грязно-белой пеной в стекла иллюминаторов, бешеный, неутихающий ветер рвал паруса. Корабльсрывался вниз, скрипя рангоутом, ложился бортом на волну, медленно приподнимался,взлетал на гребень и снова падал в водяной провал.

Подушкин привязал Баранова к койке, несколько раз на день, цепляясь за стены,пробирался к нему в каюту, давал пить ром. Это было единственной пищей, а посещения единственным уходом за больным правителем. Измученный морской болезнью Николканичего не в состоянии был сделать, а Пим расшиб голову и лежал почти без сознания вматросском кубрике. Лихорадочное состояние не покидало Баранова во все время штормаи, может быть, даже помогло его перенести. Зато истощение оказалось настолькозначительным, что после бури он первые дни не мог подняться с койки.

Он лежал похудевший и маленький, и только спрашивал, много ли еще осталось доРоссии. Словно боялся, что не хватит сил выдержать путешествие до конца.

Обеспокоенный положением Баранова, Подушкин доложил Гагемейстеру, прося сделатьостановку на одном из островов.

Будем чиниться в Батавии,ответил капитан-лейтенант.По пути задерживаться немогу.

Через несколько дней вошли в Зондский пролив. «Кутузов» взял курс на Яву.

Дул легкий норд-вест, голубели небо и море, медленно приближался остров Северный,лежавший между Суматрой и Явой. Затем, после полудня, полностью открылся долгожданныйберег. А к вечеру «Кутузов» уже был на виду у Батавии.

Старая голландская колония переживала упадок. Могущество Ост-Индской компании,распространявшееся на многие Малайские острова, было подорвано англичанами, и толькостолица колоний Батавия сохраняла видимость прежнего благополучия. Плоскийнизменный берег с бесчисленными крышами домов, утонувшими в зелени пальм,европейские здания и мостовые, порт и загородные виллы, дальние горы, окаймляющиегоризонт. На рейде между небольшими островками сновало множество лодок, похожих накитайские шампунки, с высокой кормой и квадратными парусами. Стояло на якоре несколькокораблей.

«Кутузов» отдал якоря в гавани перед Вельтавредом новым городом. Сюда за последниедесять лет, спасаясь от ядовитых испарений, переселились почти все европейцы и китайцыколонии, построили новые здания, каналы и площади, заложили дворец генерал-губернатора.В старом городе остались только таможни, морские склады, деревянные амбары для ссыпкикофе да замок, сооруженный голландцами сто пятьдесят лет назад.

Сразу же по прибытии в гавань Гагемейстер нанес визит губернатору, получил разрешениепоставить судно в док. Тайфун потрепал корабль, снес бизань и реи на гроте, расшаталобшивку. Требовалось не меньше месяца на исправление повреждений. Получил разрешениеи на переговоры с голландскими фирмами о продаже котиковых шкур.

Любезный прием, великолепные здания и мостовые, сотни богато одетых людей,коляски, всадники, разноцветные зонты, витрины и вывески, шум большого, почтиевропейского города заставили забыть о тяжелом переходе, о неприятных делах и предстоящемобъяснении в Санкт-Петербурге. Гагемейстер вернулся на корабль в отличном настроении,лично навестил Баранова и распорядился перевезти правителя на берег в один из отелейБатавии.