Великий океан

Покорила она и Яновского молодого, способного моряка. Взбешенный приказомГагемейстера, оторвавшим его надолго от Петербурга, от друзей, близких к бывшим лицеистам Александру Пушкину, Кюхельбекеру, молодым литераторам Грибоедову, Катенину, отфилософских споров, негодуя на капитан-лейтенанта за его методы действия, он готов былтеперь остаться здесь хоть на всю жизнь. Сердечно и с искренней почтительностью он попросилу Баранова руки Ирины. В разрешении своего начальства лейтенант не сомневался. Для плановГагемейстера это могло быть только выгодой.

Я люблю вашу дочь, Александр Андреевич! прямо и горячо заявил он Баранову. Смею надеяться, что и она отвечает мне тем же... Малое время нашего знакомства малымможет показаться людям посторонним и черствым... Мое счастьев ваших руках!

Баранов молча наклонил голову, притянул к себе лейтенанта, поцеловал в лоб. Как могиначе он ответить человеку, которого полюбила его дочь?

Живите с богом и будьте счастливы!сказал он просто.

Свадьбу отпраздновали через три дня. На четвертый молодые уехали к матери наКадьяк. А спустя некоторое время Хлебников объявил Баранову приказ Гагемейстераготовиться к отходу «Кутузова». Корабль должен был покинуть Ситху на исходе недели.

Александр Андреевич последний раз обошел владения, посидел в литейной, в школе,заглянул в церковь, где сверкающий иконостас был его личным подарком, побывал наредуте св. Духа, простился с алеутскими старшинами. Полдня провел на могиле Павла. Отсюдабыла видна нескончаемая равнина, леса, далекие синеватоснежные хребты Кордильеров.Горный орел парил в вышине, словно сторожа безмерный покой.

Могила была окружена камнями, у подножия серого лиственничного креста лежал пукотцветающего вереска. Серафима сама перетащила сюда валуны, каждодневно приносила вмиске пшено и сухарные крошки, рассыпала на камнях корм для птиц. И сейчас, не страшасьБаранова, на кресте чирикала птичка, две другие перескакивали с валуна на валун.

Вернувшись домой, Баранов весь вечер писал письмо Кускову. С первым кораблем,отходившим в Росс, отправлялась туда Серафима, покидавшая Ситху навсегда. Теперь у нееостался один Лука.

Баранов отсылал свои книги и записи старому другу, прощался с ним, велел хранитьРосс, жить в мире с соседями. Кланялся всем, особенно Луке и Алексею, давал последниесоветы. Написал и о свадьбе дочери и об отъезде с Головниным Антипатра. Просил уважатьнового правителя, «ибо забота об общем деле поперед всего»...

Рано утром, дня за два до отъезда, пришел прощаться Котлеан. Давний враг трое сутокгнал по проливу узкую кожаную пирогу, чтобы поспеть увидеть в последний раз человека,с которым воевал почти двадцать лет.

Один, без оружия, без боевых доспехов, подошел он к стенам крепости, назвал своеимя. С уважением и любопытством караульные проводили его во дворец. Вождь шел медленнои торжественно, не оглядываясь по сторонам, и так же торжественно приветствовал своегознаменитого противника. Затем уселся на шкуру возле камина, скрестив ноги, обутые впраздничные, с оторочкой из лисьего меха, мокасины.

Некоторое время старики молчали. Котлеан курил трубку, морщинистое, цвета темноймеди лицо его было сосредоточенно. Двадцать лет они были врагами, но всегда уважали другдруга.

Время состарило нас и нашу вражду...сказал наконец Котлеан, вынимая изо ртатрубку.Мои воины ненавидели тебя и много лет замышляли месть. Но ты был справедливыйвраг, и кто знает кто же наши друзья?

Твои друзьямы, Котлеан,ответил Баранов по-тлинкитски.Я первый пришелсюда с миром, но люди, которые давали тебе ружья и порох, боялись нашей дружбы... Мыоба старики, нам не много осталось жить. Передай мои слова своим воинам, и пусть нашидети не будут знать войны.

Он отдал ему тканный из птичьих перьев золотистоогненный плащ подарок короляТомеа-Меа, подзорную трубу и отличный, уральской работы, нож. Сам проводил за воротакрепости.

Вечером Александр Андреевич попросил Серафиму в последний раз созвать стариков,сварить пунш.

Вокруг огромного камина, в котором горели сухие кедровые плахи, как в прежниевремена, собрались охотники и зверобои. Отсвет огня падал на их иссушенные непогодой ивременем лица, на тисненные золотом корешки книг в двух шкафах, на богатые рамыкартин. Промышленные сидели тихо, понурясь, негромко звякал ковш, которым хозяинналивал в кружки горячий напиток. Долгие годы прошли старики вместе, не многим из нихпридется свидеться вновь...

В углу, за столом, сидел Николка. Правитель позвал его и, как видно, о нем забыл.Мальчик с любопытством глядел на знаменитую гвардию Баранова и от сочувствия и уважениястарался даже не шевельнуться.

Потом Александр Андреевич вышел на середину круга. Невысокий, сутулый, в новомчерном сюртуке, еще больше оттенявшем его крупную лысую голову с остатками совсембелых волос. Заложив руки за спину, он негромко затянул свою любимую песню, сложеннуюим в далекие годы на новой земле: Ум российский промыслы затеял, Людей вольных поморям рассеял... Стройтесь, зданья, в частях Нова Света, Росс стремится воля его мета.Дикие народы, варварской природы, Отделались многие друзья нам теперь... В Свете Новом,в странах полунощных Мы стоим в ряду к славе люден мощных! Народы мирятся, отвагибоятся. Бодрствуйте, други,русаки бо есть! Нам не важны чины, ни богатства, Тольконужно согласное братство, То, что сработали, как ни xорошо. Ум патриотов унажич потом...

Песню сперва подхватил крайний, с сизым шрамом на подбородке, охотник, за нимвысоким, крикливым голосом вступил Афонин. Потом запели все. Не пели лишь Николка иСерафима, вышедшая из своей горенки и, скрестив под шалью на груди руки, безмолвностоявшая в дверях.

Утром Баранов попрощался с Кириллом Хлебниковым. Уже был отслужен молебен,подана шлюпка, перевезены на корабль два небольших сундука с личным имуществомправителя. Николка стоял в полном дорожном облачении он сопровождал АлександраАндреевича в Россию.

Поручаю тебе и твоим особым заботам людей,сказал Баранов Хлебникову, и голосего дрогнул,кои научились меня любить и будут любить и уважать всякого, ежели с нимсправедливо обращаться... Прощай, Кирилл!