Баязет

всяк по себе драку ведет...

- А вы, Карабанов, - добавил Хвощинский, - ваша сотня и без того истрепана, берите еще милицию и хоперцев... Ну, господа, целовать вас я не буду, вы должны вернуться живыми... С богом!..

Казаков - правда, не сразу - удалось стянуть, кое-как вырвать из драки, посадить на коней, отвести подальше от гущи сражения, чтобы они немного успокоились. Увидев себя снова в седлах, выравнивая лошадей и пики, люди приободрились.

Карабанов не спеша проезжал вдоль строя, вглядывался в казацкие лица и... подводил под своей жизнью последнюю красную черту. Она как смерть, которую он сейчас встретит, и пусть уж другие подсчитывают за него: заимодавцы вспомнят долги, а женщины вспомнят ласки, враги - пороки, друзья - тихие вечерние беседы.

А в итоге была просто жизнь!.,

И тут ему стало страшно. Такого страха еще никогда не испытывал. Тряслась спина, вдруг лязгнули зубы и мелко забилась каждая кость. Казалось, ребро за ребро задевает...

- Дрожишь, проклятый скелет? - сказал Карабанов выдергивая шашку из ножен. - Погоди, ты затрясешься еще не так, когда узнаешь, куда я тебя сейчас поведу!..

Одним дыханием ахнули люди. Гикнули, свистнули. Под дружным ударом копыт вздрогтла земля. Пыль присела, словно в ужасе. Вытянулись в полете диковатые казацкие кони.

И по камням - цок-цок-цок!

И по солончакам - том-топ-топ!

И по траве - шух-шух-шух!

- Руби их в песи, круши в хузары! - Это кричит Ватнин (его сотня идет справа).

А впереди, ошалело вскидываясь, жеребец поручика: глаза как два яблока, морда в бешеной розовой пене, и копыта саженями отхватывают землю: одна, две, три...

"Сколько их там еще будет?.."

Хороший жеребец и шашка острая - спасибо Дениске, хорошо наточил.

- А-а-а-а-а-а-а! - настигало поручика.

Уже не страшно. Смерть так смерть. Судьба! Как говорил Некрасов? "Наплюем судьбе в ее длинную противную бороду".

Все ближе, ближе, ближе...

- Бери на пики, ребята! - крикнул Карабанов.

Цок-цок-цок...

Топ-топ-топ...

Шух-шух-шух...

Вот сейчас сшибутся, закружат в горьких полынных запахах и топот коней сгинет в ненастье полыхающей кровью стали.

Карабанов закрыл глаза.

Открыл.

- Вон того, - решил сразу, - рыжего...

Сшиблись!

Коротко всхрапнул Лорд, скрестились два лезвия. Только - вжиг, вжиг, хрясть - и присел рыжий курд в седле, косо хлестнула кровь.

- Алла!.. Алла!..

- Бей их, станишные!..

- Суворовские, не выдавай!..

- Ля-иллаха-илля-аллаху!..

- Крести их накрест!..

- Вздымай яво!..

- Куды, стерво? Лежи...

- Замолчь, курва!..

- Дениска, вжарь эфтому!..

Дело привычное, дело лихое. Рубились отцы их, рубились деды.

Еще прадеды хвастались с печки о былых с басурманами сечах.

- Руби их! - слышался голос Ватнина, и Карабанов, уже не человек, а комок, почти сгусток силы и нервов, знал только одно:

.. .влево - вправо...

...раз - два...

.. .снизу - сверху...

...в песи - в хузары...

Лязг