Мальчики с бантиками

турманом. Он подтолкнул меня к командирскому трапу, который выводил офицеров на мостик:

- Старшина рулевых Курядов там...

Еще три трапа, и я наконец мог обозреть свой эсминец с высоты мостика. Вахтенный сигнальщик стоял в большом тулупе.

- Тебе сколько лет? - спросил он меня.

- Пятнадцать.

- У-у-у, - провыл сигнальщик и поднял воротник тулупа.

Продувало на мостике здорово. Старшина Курядов, мой непосредственный начальник, был одет в ватник, а на его ногах - громадные валенки в красных галошах. Был он местный - из поморов с Кольского берега, говорил мало и тихо, словно стеснялся меня. Первое, что я заметил в ходовой рубке, отсутствие даже намека на штурвал. На двух тумбах стояли манипуляторы, а перед ними - два табло тахометров (дающих число оборотов двух турбин) и датчики отклонений руля. Курядов позволил положить манипуляторы на борт, где-то в корме, повинуясь мне, завыли моторы, отклоняя руль, стрелки тик-тик-тик! - быстро побежали по градусной шкале счетчика.

- Ловко! - сказал я и посмотрел перед собой в смотровое окно по курсу. - А разве здесь "дворника" не бывает, как в машинах?

- И не нужно, - ответил старшина.

- А море-то - брызги, ветер!

- На походе окно всегда открыто, рулевой глядит по курсу не через стекло, а прямо через брызги.

- Так вымокнешь весь!

- Ну и что с того? - ответил Курядов равнодушно.

Осмотрев рубку, я щелкнул по стеклу репитера.

- Вот он, голубчик... А где же матка гирокомпаса?

Для этого мне опять пришлось спуститься вниз. Из второй палубы на днище эсминца вели два люка. Я полез в один из них, по ошибке угодив в боевой погреб. Как в булочной разложены батоны и буханки, так и здесь покоились на стеллажах пушечные снаряды с разноцветными шапочками на затылках. Только в булочных, конечно, никак не может быть такого порядка и такой идеальной чистоты. Матросы работали возле воздушного лифта. Удивились:

- Смотри, какой-то типчик... Эй, тебе чего здесь надо?

- Я так... посмотреть больше.

- В кино иди смотреть. А отсюда проваливай...

Выбрался я из одного люка, откинул крышку другого. Навстречу мне потекли тонкие шумы и легкое жужжание, будто я угодил на летнюю полянку, где стояли пчелиные ульи. Да, это был гиропост. На койке, под которой гудел генератор и подвывала помпа, лежал длинный и худущий старшина с усами в стрелку, в чистой робе. Он читал. При виде меня растерялся:

- Ты кто такой? Кто тебе дал право сюда...

Я рассказал, что, как и он, принадлежу к БЧ-1, прислан на эсминец рулевым, а гирокомпасы обожаю с детства. Не гоните, мол, меня, а дайте посмотреть.

Передо мной был старшина Лебедев, опытный аншютист флота, которому суждено было сыграть в моей судьбе немалую роль. Мичман Сайгин на Соловках дал мне начала теории, но только сейчас я увидел гирокомпас в работе.

Пальцем, кажется, некуда ткнуть - все переборки сплошь залиты эмалью приборов, и приборы эти поют, подмигивают, журчат и стрекочут.

- Красотища, - сказал я. - Можно, буду