Музыка души

В июне по пути на Кавказ заехал Модест с воспитанником, своим присутствием развеяв унылое настроение.

– Ты знаешь, что Толя теперь прокурор? – первым делом сообщил Модест.

Петр Ильич покачал головой:

– Я не получал еще от него писем. Но рад за него. Надеюсь, он счастлив?

– Как сказать, – усмехнулся Модест. – У него теперь новая мечта – стать губернатором.

Петр Ильич улыбнулся в ответ – Анатолий и его амбиции… Вечно ему чего-нибудь не хватает.

– Ну, а у тебя как дела – что пишешь?

– Новую пьесу – только начал, так что читать пока нечего. И я подумал, что стоит согласиться на просьбу Юргенсона. С условием, что ты потом проверишь все специально музыкальные термины.

Некоторое время назад Юргенсон предложил Модесту перевести с французского монографию Улыбышева о Моцарте, и тот обещал подумать.

– Петр Иванович будет счастлив.

– Кстати, об Улыбышеве. Не мог бы ты попросить у Петра Ивановича двести рублей вперед?

– Модя…

Но брат не дал договорить:

– Я понимаю, что нехорошо просить деньги, когда работа даже не начата, но мне очень надо.

И Петр Ильич сдался:

– Хорошо, я поговорю с ним. Тогда и насчет гонорара все выясним. Думаю, Юргенсон тебя не обидит.

Модест благодарно улыбнулся.

После отъезда брата, то ли потому что Петр Ильич отдохнул в его обществе, то ли еще по какой причине, симфония пошла гораздо веселее, и уже к концу июня он завершил эскизы. Одновременно он занялся увертюрой к «Гамлету», которую давно обещал Люсьену Гитри. Несколько лет назад Петр Ильич видел его в «Кине», где есть сцена из «Гамлета», и был настолько впечатлен его превосходной игрой, что обещался написать музыку к этой трагедии, если Гитри будет ее играть.

И вот теперь, когда затевался грандиозный благотворительный спектакль под высоким покровительством великой княгини Марии Павловны, актер напомнил Петру Ильичу о его словах. Он взялся за увертюру к трагедии да так увлекся, что вместо вещи, доступной исполнению небольших оркестров драматических театров, написал увертюру-фантазию для симфонического оркестра, мыслимую только в концертном исполнении. Он уже начал думать, как ее переделать, но тут пришло сообщение, что спектакль не состоится. Тем лучше – не придется кромсать новорожденное сочинение.

Как только появилось свободное время, Петр Ильич почувствовал стремление к обществу и пошел пешком в Майданово, проведя там целый день. Все там показалось меланхоличным и грустным, с новой силой вспыхнула печаль об ушедшем из жизни Кондратьеве. Было болезненно жаль прошлого, жутко сознавать стремительность течения времени и невозвратность его. Три года прошло! Как незаметно они пролетели!

***

На именины Петра Ильича во Фроловское собралось множество гостей. Приехали друзья из Москвы – Ларош с женой, Юргенсон, Альбрехт и Зилоти. Из Майданова явилась Новикова с отцом Евгением, пришел фроловский священник. И неожиданно появился Юлий Иванович Цет, который еще с мая взялся быть концертным агентом Петра Ильича. Приехал он, собственно, не на праздник, а переговорить по важному делу.

– Вас приглашают в Америку – дать целую серию концертов в течение трех месяцев. Вознаграждение предлагают двадцать пять тысяч долларов. По-моему, весьма выгодное предложение. Как считаете, Петр Ильич?

– Выгодное – не то слово, – ошарашенно ответил тот. – Даже как-то не верится, что можно выручить подобные деньги. Не ошибаетесь ли вы, Юлий Иванович?

Цет снисходительно улыбнулся:

– Ни в коем случае. Так я могу сообщить, что вы принимаете приглашение?

Петр Ильич с готовностью кивнул, и Цет продолжил:

– Окончательно дело решится месяца через два. Могу обещать, что за неделю до отъезда вы получите задаток в несколько тысяч – следовательно, ничем не рискуете.

– Я хотел бы, чтобы концерты состояли не только из моих сочинений, но всех русских композиторов – чтобы я явился не просто как автор, а как представитель России. И прошу вас выяснить в каких городах и каким оркестром я буду управлять.

– Думаю, все это можно устроить – я извещу вас, как только узнаю точно. Кроме того, вам предлагают турне по Швейцарии и Норвегии, тоже на выгодных условиях – третья часть гонорара выплачивается за неделю до отъезда. Для этого турне я уже подготовил документы – вам остается только подписать.

Петр Ильич был рад, что его приглашают со всех сторон. И в то же время сердце болезненно сжималось при мысли о предстоящих страданиях. Но что ж делать: назвался груздем – полезай в кузов.

Следующий деловой разговор состоялся с Юргенсоном – по поводу Модеста и его перевода.

– Совершенная моя копия, – смущенно сообщил Петр Ильич. – Еще не закончил работу, а уж просит денег. Он скоро пришлет весь первый том, а теперь спрашивает, нельзя ли получить двести рублей вперед – они ему очень нужны. Мне немножко совестно просить тебя об этом, но сам я сейчас не могу ему помочь.

Петр Иванович пожал плечами:

– Уверен, Модест Ильич не бросит работу на середине, как любит делать Ларош, так что не вижу ничего страшного. Я пошлю ему деньги – не беспокойся.

– Спасибо, друг мой. Еще собирался тебя спросить: Ипполитов-Иванов хотел бы напечатать свою «Руфь». Со своей стороны могу поручиться, что опера стоящая. Именно как опера она, правда, недостаточно сценична, но по музыке прелестна. Некоторые номера ее могут пойти и теперь, а уж когда Михаил Иванович станет твердой ногой на русской сцене, то, может быть, и в театре «Руфь» будет иметь большой успех. И хочет он за свой счет, то есть без продажи права собственности.

Юргенсон покачал головой:

– Ты знаешь, как я ценю твое мнение, но не люблю печатать чужую собственность, и если делаю это – не иначе как ради выгоды. Предлагаю отдать мне «Руфь» с правом собственности. Хотя гонорар пока заплатить не смогу. Если он согласен, пусть вышлет рукопись – я рад буду напечатать.

Петр Ильич пообещал передать условия Ипполитову-Иванову, на чем деловые вопросы завершились, и начался праздник. Прошел он весело – кутеж был отчаянный.

Почти все лето Петр Ильич безвыездно провел во Фроловском: занимался инструментовкой Пятой симфонии и «Гамлета», с увлечением отдался выращиванию цветов, переживая за них из-за холодной погоды. И когда все цветы, которые он уже считал погибшими, оправились, а некоторые из них даже роскошно расцвели, он испытал невыразимое удовольствие, следя за их ростом.

Только один раз он покинул свое тихое пристанище, съездив в Москву на день рождения Юргенсона, а следом – в Петербург. По поводу приезда германского кайзера Вильгельма II все там дышало весельем, но особенное восхищение вызвал Петергоф.

Дирекция Императорских театров желала балет с музыкой Петра Ильича, и он приехал в столицу ради встречи со Всеволожским. Загвоздка состояла в отсутствии подходящего либретто. В конце концов, Иван Александрович решил сам стать либреттистом и написать сценарий на сюжет «Спящей красавицы» Шарля Перро.

Петр Ильич немедленно пришел в восторг от выбранной темы, тем более что ставить будущий балет предстояло знаменитому Мариусу Петипа, а значит, не будет такой неразберихи как с «Лебединым озером».

– Прошу вас, Мариус Иванович, – обратился он к балетмейстеру, наученный прошлым горьким опытом, – точнейшим образом обозначить танцы, количество тактов, характер самой музыки, количество времени каждого номера.

– Конечно, Петр Ильич, – кивнул Петипа.

Договорились, что сценарий «Спящий красавицы» с пометами балетмейстера отправят во Фроловское, как только он будет готов. На том и расстались. Правда, сочинение балета пришлось отложить – до окончания симфонии и увертюры.

***

Дом во Фроловском оказался пригоден для обитания только в сухую и жаркую погоду. Чем ближе была осень, тем больше сырости появлялось в комнатах – особенно по ночам. К почти не прекращавшейся все лето простуде прибавилось переутомление от спешки закончить партитуру симфонии. В результате Петр Ильич слег с жаром и даже некоторое время думал, что у него начинается тиф. К счастью, обошлось.