Красная - красная нить (СИ)

Мы снова неуклюже улыбнулись друг другу половинами лиц, и через полчаса уже были у меня в ванной, пытаясь вымыть то, что можно вымыть, не раздеваясь, и обработать то, что творилось с нашими лицами, перекисью.

– Вот это охрене-е-еть, – восторженно протянул я, чуть отпихнув Джерарда от зеркала и, наконец, заглянув в него. Весь правый глаз хоть и не слишком, но всё же затянула гематома на полщеки, около губы корочкой запеклась ссадина, и вообще, правая половина лица представляла собой крайне неприятное зрелище. Но довольно эпичное и мужественное, никогда ещё не видел себя таким разукрашенным.

– Отойди, – меня оттеснял Джи, который никак не мог успокоиться со своими скулой и губой. Его левая щека опухла и цвела ссадинами, а губа была неплохо разбита, но всё-таки он выглядел намного лучше, чем я.

– Всё с тобой в порядке, принцесса, – я усмехнулся, наблюдая, с какой тревогой он рассматривает своё отражение, и немного пихнул его локтем под рёбра, как вдруг он взвыл:

– Ах ты ж мать твою! Что ты делаешь? – он схватился за то место, и я отчётливо вспомнил, куда его пинали. Мне стало не по себе.

– Больно? Прости, Джи, я просто забыл. Что у тебя с рёбрами? Раздевайся, – и прежде, чем он попытался задрать свою футболку, я почувствовал, как на меня выливается таз с ледяной водой. – Так, стоп, – остановил я его руки. – Иди в душ, всё равно весь грязный, как чёрт. А я потом. Сейчас принесу тебе одежду.

Я быстро вышел из довольно тесной ванной, чтобы оставить там недоумевающего друга, закрыть за ним дверь и прислониться спиной к обратной стороне.

Я ещё ни разу не видел его таким. Без всего. Без футболки. Или эмоционально оную стягивающего. Мне было не по себе видеть его за подобным занятием – это было достаточно интимно. Или казалось таковым моему воспалённому мозгу, который в воображении не переставал рисовать картины того, как он сейчас раздевается за этой дверью, как включает душ, встаёт под горячие струи и моется моим любимым мылом… Но я слышал, как щёлкнул замок – и, чёрт, это меня очень радовало, потому что не оставляло вариантов. Щелчок замка. Так просто. И это меня успокаивало, однозначно.

Так, Фрэнки, выдохни, больная ты голова. Полотенце, одежда… Отлепи уже свою задницу от двери. Надо найти то, что не будет ему слишком коротким.

Я перебрал половину шкафа, прежде чем был удовлетворён выбором. Свободные мягкие штаны и кремовая футболка, полотенце – всё это я повесил на ручку двери, надеясь, что Джи догадается об этом. А сам поковылял на кухню ставить чайник и поздороваться с холодильником в надежде, что у него есть что поесть для нас. Кажется, я надолго задумался, рассматривая его тускло светящиеся внутренности, потому что не услышал, как Джерард зашёл на кухню, уже одетый в мои вещи и немного неловко переминающийся в арке входа.

– Хм, – я улыбнулся так широко, как только мог мне позволить разбитый рот. – Ты похож на хоббита.

– Чего?! – возмутился друг, переступая с ноги на ногу и опуская глаза вниз, оглядывая себя.

– Ну, они тоже ходили в коротких штанишках и босиком, а их волосатые ноги…

– Волосатые? – охнул Джерард, для достоверности сгибая одну ногу в колене и рассматривая её поближе. – У меня нормальные ноги! И не такие уж они и волосатые…

– При чём тут ты? Я же про хоббитов, – невинно закончил я, всё же доставая из холодильника кастрюлю с рагу, кусок сыра и бутылку грейпфрутового сока.

– Я не виноват, что кое-кто тут сам размером смахивает на хоббита, и от этого на нормальных людях его штаны кажутся очень длинными шортами, – Джерард бубнил, а я улыбался до тех пор, пока не заметил его достоинство, свободно болтающееся под тканью.

Я резко отвёл глаза и поставил кастрюлю на плиту, включая её на самую малую мощность, пытаясь усилием воли прогнать из-под век намертво въевшуюся туда картинку.

«Джи без белья… Джи без белья… В моих штанах… После душа… Спокойно, Фрэнки…» – в голове стучало, не переставая, а я проделывал какие-то механические действия и вообще не мог сконцентрироваться на том, что бухтит Джерард.

– Тебе помочь? – раздалось у самого уха, и я дёрнулся, выпадая из сладкого транса. Будучи в задумчивости, я подпустил Уэя слишком, непозволительно близко к себе.

В ответ я только отгородился от него ножом для сыра и самим сыром, вытянув всё это в руках.

– Э… Порежь, пожалуйста, и завари чай. И помешай, чтобы не пригорело, – я кивнул на кастрюлю. – Я тоже быстро в душ. До сих пор земля на зубах скрипит, – и я бочком проскользнул мимо него и ушёл в комнату, где слегка перевёл дыхание и взял чистые вещи.

На запотевшем зеркале в ванной проступал затёртый рисунок, сделанный его пальцем – моя «F», взятая в полукольцо его «G». Моё сердце пропустило удар, а я, задумавшись, полез в душ. Что это значит, чёрт?

– Почему мы у меня? – спросил я, когда мы всё съели, иногда охая и стеная от того, что неловко открывали рот, или что-то попадало на раны у губ. Сейчас передо мной дымилась чашка ароматного чая с мятой, и перед Джерардом стояла такая же в ожидании – мы были не в состоянии пить горячее. Друг гипнотизировал коричневую прозрачную гладь, и ответил не сразу.

– Вчера ночью вернулись родители. Я не хочу там быть сегодня. Если я появлюсь таким – то не смогу заснуть после несколькочасовых нотаций матери. А мне завтра в ночную смену после школы, Фрэнки. Я был убедителен? – он поднял на меня глаза, и мои кишки перевернулись, окатив жаром пах, – будто он выдумывал причины ночевать у меня и был крайне рад, насколько красиво они звучали. Это было нечестно. Мне всё нравилось, было бы глупо спорить… Но то, как он убивал и воскрешал меня одним только взглядом, было нечестно.

– Оставил Майки разгребать родительскую любовь в одиночестве? – поинтересовался я, грея пальцы на кружке.

– Он слишком радостно напрашивался сегодня к Рэю. И я очень удивлюсь, если он будет после этого ночевать дома. Майки не дурак, он тоже не любит мамины нотации.

– Мне жаль, – я посерьёзнел и сказал это грустно. Потому что мне и правда было довольно грустно осознавать, что не у всех с родителями сложилось так, как у меня. Мне не на что было жаловаться.

– Фигня, – сказал Джи и попытался отпить чай. Он всё ещё был горячим, отчего друг скривился.

– Мама вернётся через час. Я не думаю, что версия «Джерард не хочет выслушивать долгие монологи своей мамы, и поэтому переночует у меня», устроит её.

– Хм, – друг вальяжно развалился на стуле, откидываясь на спинку, и вдруг снова выстрелил в меня, подняв свои странно-серьезные глаза: – Ну, ты можешь придумать что-нибудь получше.

Я заткнулся и поспешил спрятаться от него за кружкой. Потому что версии, со скоростью света проносившиеся в моей голове после его фразы, все были с каким-то налётом лёгкого порно, и ни одна из них не устроила бы мою маму. Нет… С этим надо что-то делать.

Меня спас звонок телефона. Я сбежал в прихожую, чтобы усмирить дребезжащую трубку, с такой непередаваемой радостью, как будто это моя любимая бабуля звонила с того света, чтобы спросить, как у меня дела.

– Мелкий? – раздалось в трубке, и я невольно улыбнулся. Папа нечасто радовал меня звонками, а за последний месяц это произошло уже дважды.

– Привет, пап. Всё в порядке? – его голос был уставшим, и мне хотелось послушать его чуть подольше.

– Да, более или менее, – сказал он, откашливаясь. – А ты как? Всё хорошо? Мама дома?

– Мамы нет пока, но у меня всё хорошо. Сегодня вот подрался со старшеклассниками. Мне нехило начистили физиономию, – сказал я в трубку, и на том конце сипловато рассмеялись.

– Молодец, мелкий. Так держать. Но не увлекайся, а то переломаешь себе пальцы и не сможешь играть.

– Учту, – улыбнулся я, и замолчал. Отец вряд ли звонил просто так, и я должен был выслушать то, что он хочет мне сказать. Внутри что-то неприятно зашевелилось от ожидания.

– Мелкий? – спросил он, помолчав, будто боялся, что я оставлю трубку и пойду по своим делам.

– Да, пап. Говори. Ты же не просто так звонишь?