Нет вестей с небес (СИ)

И лежали двое — навзничь и ничком — мужчина и женщина, расстрелянные, связанные. Из-за спин торчали запястья, распухшие в веревках, а уж, казалось бы, кого обезвреживать. Мужчина и женщина. И в них Джейс узнала несчастных беглецов — массажистку из Таиланда и ее незадачливого мужа, который в свое время въехал в такси. Те двое, кто спас. Вот как оборвались их жизни. Внезапно. И страшно. Почерк убийц угадывался безошибочно.

Пираты хаотично рыскали по зарослям, точно голодные псы. И голод их утолял не грабеж, потому что с местных уже и дани никакой не удавалось взять, а только лишь убийство, опьянение жесткостью. Повод всегда найти можно, всегда легко уличить в сотрудничестве с сопротивлением, навешать обвинения. Да без суда и следствия тем проще обвинять, не надо никого слушать и нет адвокатов, чтобы оправдать.

Лицо Джейс исказилось гримасой. Изогнутые кверху мученически брови, полные ужаса глаза, сведенный набок рот — маска трагедии в театре древнегреческом, да только вот в театре жизни. И ни стона, ни плача, только глухой нераздельный «ох», гулкий, точно отраженный от стен пещеры.

Она огляделась: вокруг не оказалось врагов, джунгли молчали, и наказание не могло настигнуть палачей. Отчего же вечно они убегали? Палачи безликие безнаказанны остаются. И лучшее, чем могла она отомстить им: с такой же жестокостью расстрелять случайного врага. Вот только месть, эквивалентная по жестокости преступлению, сама становится преступлением. Малое приводит к большему — это закон жизни, который природа придумала, когда уронила в грунт первое зерно, из которого разрослось мировое древо. И зерна зла давали ядовитые всходы, чуждые для природы.

Не искала палачей, отомстить уже не мечтала. Мечта о мести — если не грех, то бессмысленная трата энергии души.

Джейс, все еще с опаской озираясь на возможное появление врагов, зашла в разграбленную хибарку убитых. Нехорошо забирать у мертвых, но только на что им уже? Оставлять пиратам не хотелось тем более. Хотя брать там, конечно, оказалось уже нечего. Вот разве только в сундуке нашлась чистая одежда и белье, хоть и все измятое — враги искали деньги и ценные вещи — но все ж показалось роскошью. Армейские зеленые штаны и сапоги не особенно порвешь, а вот рубашку или майку — запросто. Нашлось и немного еды — не мясо, по большей части травы и фрукты. Но тоже почти роскошь, ведь Джейс так и не научилась охотиться. К тому же на коротких привалах боялась разводить костры: дым здесь просматривался с возвышения на несколько километров. Вот только какой ценой досталась ей вся эта нищенская роскошь собирателя? Лучше бы идти дальше голодным оборванцем-замарашкой, чем видеть проржавленный кровью песок.

Девушка устало вышла из хибары, больше там находится она не могла, особенно зная, что недавние обитатели лежат со связанными руками на берегу, изрешеченные до неузнаваемости пулями. Так что первым делом разрезала веревки, сковавшие их руки. Хотя мертвым уже все равно, для них нет понятий свободы и рабства. Но для живых все ж важно, как сольется с миром разделенное с душою бренное тело. Человек — это и есть обряд. Без них он не больше, чем животное.

Так что Джейс собирала вдоль берега ветки и листья, не задумываясь о потраченном времени. Готовилась хоронить. Снова хоронить. И вспоминала, что в своей жизни не видела ничего, кроме похорон. Вернее, много еще что видела, но не присутствовала на антитезе похорон — на свадьбе. Еще ни разу. И надеялась тогда, когда-то давно, что Лиза и Райли наконец обрадуют ее. А теперь… Вместо свадьбы даже похорон не случилось, а след Лизы и вовсе потерялся. От того, что с бедной девушкой могли сотворить, становилось дико и пусто на душе. И не хотелось представлять даже, тем более нелегкая работа по созданию погребального ложа из ветвей выгодно отбивала фантазию, оставляя один на один с реальностью и только с реальностью, которой здесь не существовало, потому что вместо нее плыло настоящее в промежутке между прошлым и будущим. А реально или бытийно — каждый решал по вере…

Уже вечерело. Джейс-то надеялась остаться на ночь у живых, корила себя, что снова станет для них обузой, пусть и всего на одну ночь. А пришла-то к мертвым. Они обращались с ней лучше, чем ракьят, которые в испытаниях чужаков забывали, что все-таки время уже другое и за околицей деревни не мир иной. А пришелец не злой дух — человек. Но если не узрели Великана, то есть зла, в одном, то решили изгонять каждого. Ваас… Он назначил ее частью своей игры. Может, она и правда приносила одни несчастья? Может, из-за нее убили и этих мучеников?

Она слишком привыкла упрекать себя во всем. И жить чужими радостями, радоваться за других, скорбеть за них. Но осталась одна, совершенно одна. И что ей оставалось? Чьими чувствами жить, когда за себя ни страха, ни радости? Разве только обида. Если уж она ощущала унижение, стало быть, обладала и человеческой гордостью. Гордость — не гордыня. А унижение — не смирение.

Погребальный костер сложился у берега реки, поверх страшных пятен крови. Зажигалка Оливера… Снова. И вновь не для того, чтобы разжечь мирный костер для приготовления пищи и даже не для того, чтобы отравить свой разум куревом.

Сухие листья занялись быстро.

Джейс надеялась, что не устроит пожар, замечая, что до травы пролегает полоса каменистого песка, а с другой стороны протекает река. Но вообще стоило бы устроить — выжечь под чистую все джунгли прямо до причала, чтобы эти псы-вороны не смогли там скрываться, нападая из зарослей голодными тенями. И на причале взорвать топливные баки, чтобы не доставались никому.

Глаза зажигались злобой.

Но потом понимала, что одна не сумеет выбраться из пламени, одна не сумеет отбить причал. И не ее война шла, раз ее изгнали, пусть все существо просилось обратно в ряды храбрых парней. Под началом Дениса, а не Цитры… Может, жрица была в чем-то мудрее, в чем-то правильнее и глубже, но Джейс видела в ней только неминуемый след зла, какого-то древнего зла, хтонического, подобного лианам, что оплетают деревья, выпивая из них соки.

Очень скоро закончился нехитрый труд, и в вечерних сумерках поплыл дым. Оставаться и ждать, когда придут враги, она не могла. И по мосту перешла на ту сторону реки, зная, что там теперь хотя бы аванпост свой. Свой? Тоже чужой. Она все не могла свыкнуться с этой мыслью. Но все-таки не врагов, ведь жрица приказала «не чинить препятствий».

На особо радушный прием рассчитывать не приходилось.

Комментарий к 57. По краю Через пару-тройку глав снова появится Ваас. Ну, это кому интересно.

====== 58-59. На растерзанье дня ======

Когда внутри лишь сдавленный стон

И мечты остались на растерзанье дня…

© Rosa Infra «Снова Один».

Уж сумерки спускались, джунгли начинали завывать свою монотонную песню ночи, ночью к ним переходило больше власти. И с кем здесь на самом деле воевал человек? Друг с другом или с этими джунглями, с самим собой, с джунглями в себе…

«Ржавый двор» показался достаточно быстро. И над ним все еще вился синий флаг. Но толку-то. Так долго и яростно освобождала, чтобы лишиться всего. Лучше бы и впрямь сидела в деревне и не высовывалась, там, глядишь, и помощь бы пришла. Впрочем, горе-браконьеры держали в строжайшем секрете, куда направляются. Одни только родители Оливера могли требовать поисков пропавшей экспедиции. Насчет семьи Дейзи ничего не было известно, она не любила говорить об этом, а отец-алкоголик Лизы вряд ли мог иметь ценные связи. Странные у всех судьбы. Вроде такая отличница, вроде такая добрая, а тоже не счастливая. Ей встреча с Райли показалась невероятным благом земным. Оно и понятно… Но вспоминать о доме не хотелось. Воспоминания обессиливали больше, чем усталость и жажда. Память — то, что делает человека человеком, но часто в ней столь много ловушек и противоречий, что страшно поддаваться воле течения реки Мнемозины. Джейс с опаской приближалась к покрытому коростой забору.

— Стой, кто идет! — тут же вскинул автомат один из ракьят.

— Опознавательных знаков нет, оружие есть, — рассматривал другой караульный.