Нет вестей с небес (СИ)

Вот и все.

© Би-2 «Все, как он сказал»

Джейс не могла даже брыкаться, только все больше сжималась в ничтожный комочек бессилия и отчаяния. А воины посмеивались, торопились начать свое мерзкую «затею», за которую, как они догадались, не случилось бы никакого порицания со стороны племени и жрицы. Ведь чудовища и предатели заслуживают только смерти. Вот только кто определял критерии предательства в такой ситуации? За что навесили ярлык чудовища? Или не нашлось более подходящей кандидатуры?

Умереть… Быстро. Джейс просила смерти. Слишком часто просила смерти, каждый раз забывая, ради чего бороться за жизнь. Ныне тем более забывая.

Умереть. Ведь если попросить чего-то настолько сильно, что мироздание сдвинется, то должно же сбыться. А она простого просила. Вера в людей испарялась стремительно и безвозвратно, все вокруг казались лживыми тварями.

Холод хуже цепей сковал ее паникой, особенно когда в ее тело вцепились грязные мозолистые руки, одна пара тянула за плечи, другая стремилась перекатить то ли на спину, то ли на живот. Даже крик застрял в горле. Она просто надеялась, что мозг не выдержит, что сознание ее покинет, а потом, когда все закончится и она придет в себя, можно просто тихо покончить с собой. Она из последних сил звала и звала смерть…

Внезапно из зарослей грянул гулкий выстрел какого-то мощного крупнокалиберного оружия, а за ним последовали несколько коротких автоматных очередей, пропахавших землю возле воинов, которые не успели ответить огнем.

— Руки прочь, ***ые псы Цитры! — послышался небрежный голос.

Ракьят повалились на землю, сбитые с ног выстрелами из револьвера. Судя по их охам и вскрикам, их не убили. Пока что. Джейс, еще больше холодея, приоткрыла глаза.

Этот голос… Только не этот голос! Снова предчувствия не обманули.

Кто бы мог подумать, кто вышел из зарослей? Воля джунглей, сам хаос… Ваас…

Ваас!

Главарь пиратов. Если и существует радость при появлении врага или что-то среднее между радостью и ужасом, то именно такое ощущение испытала девушка.

Джейс надеялась, что вместе с ним придет и ее смерть, потому что больше издевательств она бы просто не вытерпела, рискуя попрощаться с последним рассудком.

Но он неторопливо с видом хозяина подошел, глядел на нее сверху-вниз, пока она свернувшимся клубком боли держалась за ребра, стремясь восстановить дыхание. Казалось, что воздух проходил в легкие через узкую коктейльную трубочку. Ваас опустился рядом с ней на корточки, помахивая револьвером, насмехаясь, изучающе с интересом рассматривая побитое создание:

— Ну, что, парень? Тебя снова предали? Кто предал, Цитра предала? А татау тоже она сделала? А?

Затем он поднял ее за шиворот, грубо схватив за шею и волосы, ставя, шатающуюся и беззвучно скулящую, прямо перед собой. Она поперхнулась кровью, которая стекала теперь еще и из носа.

Если бы он не держал ее за запястья — одной рукой сжимая крепко оба — видимо, она бы так и упала обратно. Сопротивление снова оказывалось бесполезным. Медвежья сила его рук не позволяла двигаться.

— Не предали, я сам ушел, — отводя взгляд, прохрипела она, давясь. Дышать вскоре стало немного легче.

— Брось, парень, довы***ся еще. Я тебя насквозь вижу, Хромоножка, — смеялся он угрожающе, мерцая темными шальными глазами с ореховыми крапинками.

— Польщен, — опустив голову, говорила она глухо. После избиения ногами и угроз «быть разделенной» появление пиратов мало утешало. Из огня да в полымя. Чего ожидать от ненормального, никогда не знаешь, тем они и опасны. А от Вааса не приходилось ожидать ничего хорошего.

— Ха… Ха-ха! Какие мы вежливые и тихие. А знаешь, мне нравится такой тон! — одобрительно придвинулся он своим лбом к ее ледяному лбу, точно намереваясь забодать, разве только рогов не хватало, но резко отстранился. — Теперь… Убей предателей, убей. Чего тебе стоит теперь повторить? Уже знакомо, а? Главное — начать, все верно? Верно, я спрашиваю?! — снова взвился грохотом голос, но потом на выдохе плавно продолжились рассуждения. — Да, парень, ты скоро поймешь, сейчас поймешь… Это все безумие. А что такое безумие… Безумие — это… — он требовательно мотнул головой. — Давай, ты уже в курсе. Ты, ***, в курсе, что такое безумие! Потому что оно вокруг тебя, каждый ***ый раз. И вот ты снова перед выбором… Кого ты выберешь… Кого выберешь… ***! Не о том, — прошипел он недовольно, точно останавливая себя, нависая над пленницей. — Так вот, безумие…

— Бессмысленное повторение одних и тех же действий в надежде на изменение… Это безумие… Ты прав, — проговорила она, и ей было все равно, какую истину признавать.

Она запуталась, окончательно запуталась. И почти сломалась. Но никого это не интересовало. Все жгло в груди от боли изгнания. Как-никак, она считала ракьят союзниками. Мир до недавнего времени делился на добро и зло. Но вот оказалось, что нет добра и зла, а есть только большое и малое зло. И малое зло часто называется добром, когда нет последнего. Но от такого «добра» не легче, нет правды, нет вестей с небес от такого добра, ведь в нем ложь, в нем обман. И какое же это добро, если обделенные милостью жрицы могут подвергаться избиениям и уничтожению?

А она всего лишь желала отстоять честь несчастной девушки, оградить ее от дальнейшей боли. Они не понимали, они считали, что от изгнанника теперь только зло может исходить. Тем более, чудовища. Не знали они, что чудовище в каждом… Или не хотели знать. Они разделили мир на черное и белое, даже если белым являлась черная Цитра. И с каких небес она слышала вести? Вести подземных глубин ей шептали истины и заповеди. А Ваас ничего не слышал, потому что хаос не нуждается в словах, хаос замкнут на себе, и в этом его ужас. Хаос все смеялся, даже довольно кивая:

— ***! Мне определенно это нравится! Я, было, подумал, что ты безнадежен!

Он порывисто развернул ее к себе спиной, отдал ей револьвер и не позволял стрелять куда бы то ни было. Схватил за руки, вплотную прижавшись к ее лопаткам своей твердой мускулистой грудью. Казалось, что заковал в кандалы, а всего-то сдавил предплечьями ее плечи, вдобавок не позволяя упасть и, естественно, не давая ни единого шанса использовать оружие против себя.

Только слышался смех над ухом, короткий лающий хохот ненормального. Длинные цепкие пальцы держали ее запястья так, что не вырваться. Но ей было все равно, ей было слишком больно, но не физически. С физической болью можно как-то мириться, можно искать пути ее преодоления. А от боли предательства некуда бежать и, главное, ей нет объяснения. Что сделала не так? Один ответ — появилась на свет. В этом состояла ее ошибка.

Но она же появилась! И была человеком! А ее объявили чудовищем. И вот ракьят повели себя не лучше, чем пираты, может, показали свое истинное лицо, оказавшееся оскалом.

Главарь навел вместо нее пистолет на двоих воинов, которые хватались за раны на перебитых ногах, не шевелясь под прицелами других пиратов. Куда-то делся их боевой пыл. Оружие у них забрали, они не пытались драться голыми руками. Еще говорили, что ракьят не сдаются. Нет, такие же люди, ничем не лучше и не хуже. Слишком похожие на обитателей большой земли, точно не царство теней обреталось на острове, а лишь часть огромного и никому не нужного мира. Мира, что отвергает истины светлые, потому что темным проще следовать. Проще до тех пор, пока не приходит осознание своей замкнутости в повторении бессмысленных действий.

Ваас ухмылялся, довлея над пленницей, слишком много его оказывалось вокруг, точно весь остальной мир он сгреб и погрузил в тьму первозданной ночи.

Джейс окутывал неприятно слишком знакомый запах табака, пороха и пота, к которому теперь примешивался еще какой-то едкий одеколон. Не иначе черную бородку-эспаньолку поутру подправлял…

Снова кружилась голова, девушку начинало подташнивать, в особенности от этого мерзкого одеколона. Хотя, скорее всего, от побоев и неизбежности того, что предстояло совершить. И еще от того, что эта неизбежность ничуть не пугала в противовес случаю с Оливером. При одном воспоминании о Райли и Оливере хотелось любой ценой вырваться из таких «объятий» и всадить пулю между глаз главарю, как он когда-то вышиб мозги человеку, который говорил ему о безумии. Правду говорил.