The Beginning of the End (СИ)

Роза тяжело вздохнула, но больше ничего не сказала.

Аббас и Роза поженились через несколько дней. В Египте свадьбы не афишировались так, как в Европе, и, уж конечно, женщина во время этой церемонии редко находилась в центре внимания. Так что Роза смирилась с тем, что ее нового положения жены почти никто не заметит.

Главное - что это значило для ее мужа и их хозяев…

Меила дала Розе деньги на скромный домашний праздник. За столом собрались все слуги: они надели свои лучшие наряды, было много вкусной еды, и даже пригласили певицу, которые в Египте исполняли свои песни, скрывшись от глаз зрителей.

Роза даже сшила себе у портнихи-француженки свадебное платье - и сидела рядом с мужем вся в белом, с жемчужной ниткой в завитых по такому случаю коротких волосах. Ее плечи прикрывала прозрачная газовая косынка с искрой.

Аббас, сам одетый в черный европейский костюм, шепнул ей, что она сегодня настоящая прекрасная английская невеста. Роза была счастлива это слышать, хотя уже очень давно не рассматривала модных журналов с картинками.

Меила наблюдала издалека праздничную суматоху слуг и думала с грустной усмешкой - она позволила Розе сделать то, чего не позволила самой себе. Свадьба богатых людей даже в Египте становилась событием… а новоиспеченный Сети Амир не мог допустить никакого шума вокруг своего имени.

И просто - представить себе, что можно сегодня праздновать свадьбу с древнеегипетским жрецом, Меила до сих пор не могла.

Имхотеп вошел в ее дом белым днем, через парадную дверь. Но этим торжественная часть и ограничилась. Он просто начал жить с Меилой как муж с женой. Слуги помалкивали - и следовало благодарить Аллаха уже только за это…

До того, как зарегистрировать свой брак, Имхотеп и Меила прожили вместе целых десять дней, древнеегипетскую неделю. Они узнавали друг друга всесторонне, как это могут делать только люди, находящиеся в самой интимной близости.

Они подолгу разговаривали - Имхотеп рассматривал предметы египетской старины, наполнявшие дом Мухаммеда Наиса, и отпускал интереснейшие комментарии. Такие разговоры нередко сами собою переходили в занятия любовью. Как будто для обоих это был сильнейший афродизиак.

Меила вначале побаивалась страсти Имхотепа, ей было трудно… но в его объятиях она мало-помалу вспоминала любовную науку, которую так хорошо знала Анк-су-намун.

Имхотеп был лучшим возлюбленным, какого могла пожелать женщина: казалось, ее наслаждение для него важнее, чем его собственное. Глядя, как Меила изгибается от страсти, отдает ему всю себя, - больше, чем когда-либо мог получить фараон, - Имхотеп был счастливейшим из властителей: он говорил ей, что в мгновения ее наслаждения он сразу и мужчина, и женщина. Подобен божеству. Высший жрец в Та-Кемет мог отождествиться со своим божеством….

Они никак не предохранялись от возможной беременности. Древние египтянки были об этом гораздо лучше осведомлены, чем теперешние, - и многие женщины Черной Земли, как богини своих домов, сами решали, иметь им дитя или не иметь.

Меила могла бы прибегнуть как к современному способу защиты, так и к древнему, о которых Имхотеп рассказал ей лучше, чем мог бы любой из найденных на сегодняшний день медицинских папирусов.

Сам жрец говорил, что ему было даровано уже слишком много, чтобы он требовал всех благ, которые даруются смертным. И право решать, хочет ли она родить, Имхотеп оставлял за своей женой.

Ведь это она ввела его в свой дом, а не он ее! И пусть слуги почитали в нем хозяина, Имхотеп не позволял этому сознанию затмить в нем древнеегипетское чувство справедливости. Меила, однако, доверилась судьбе.

Сказать по правде, она не очень-то хотела ребенка. Будущее таило грозные опасности, которые предчувствовал и Имхотеп. Над Европой сгущались тучи.

И сама Меила была уже далеко не юна, хотя и младше Розы Дженсон, которой сравнялось тридцать. Меиле исполнилось двадцать семь лет, а для египтянки это было много…

Спустя две недели после их женитьбы Хафез прислал ей подробное и довольно бодрое письмо, в котором рассказывал, как дела у семейства О’Коннеллов и в каких направлениях ведут исследования британские египтологи.

Меила по телефону сообщила своему руководителю, что Имхотеп теперь живет с ней. Может быть, это существенно подняло Хафезу настроение, - безусловно, как и то, что египтянин наконец вернулся в величайший английский дворец истории, в котором он был королем.

“В любом случае, наш с вами специалист будет очень полезен, - писал директор Британского музея. - Думаю, когда я вернусь, он получит докторскую степень”.

Имени Имхотепа Хафез, конечно, не назвал. По его словам, О’Коннеллы ни о чем не догадались… Меила прыснула, как девчонка, читая между этих совершенно пристойных и невинных строк настоящее содержание.

Имхотеп тоже смеялся, когда она показала ему письмо Хафеза. Тот обещал скоро вернуться.

Жрец начал вполне серьезно готовиться к работе - сидя над книгами профессиональных египтологов, подводя под свой древний практический опыт теоретическую базу. Имхотеп заметно изменился после того, как смог показать свое лицо новым людям, назвать себя гражданином нового Египта и мужем Меилы Наис. Казалось, характер его смягчился, и слуги Меилы, прежде очень боявшиеся его, теперь привыкли и стали больше доверять.

Хотя это не значило, что Имхотеп перестал быть опасен, - Меила лучше всех знала, как обманчиво может быть поведение жрецов Черной Земли.

В последние дни у нее появилось подозрение насчет своего состояния, которым египтянка не спешила поделиться с мужем.

Как и не спешила уведомить Имхотепа о своих деньгах на швейцарском и английском счетах.

========== Глава 34 ==========

Через две недели сомнений у Меилы не осталось.

Она сообщила об этом Имхотепу вечером в спальне, когда были потушены все огни, кроме ночника. Чтобы жрец не мог разглядеть ее выражения - и чтобы самой не видеть ясно лица мужа…

Однако потрясение, радость, изумление на обычно отрешенном лице Имхотепа блеснули так ярко, что ошибиться было нельзя.

- Ты носишь ребенка? - переспросил жрец.

Меила кивнула, опустив глаза. Она не могла, размышляя об этом, восторгаться так безоглядно, как ее муж: однако улыбнулась Имхотепу в ответ и почувствовала, как внутри нее тоже зарождается радость. Как цветок, который нужно неустанно поливать, чтобы красные пески пустыни не засушили его…

Имхотеп прижал жену к себе, покрывая ее голову поцелуями.

- Я даже не надеялся на это, - сказал он дрогнувшим голосом. Меила поняла, что это правда, - несмотря на то, что они предавались любви так часто, не только ночью, но и днем, Имхотеп до сих пор не мог поверить, что он снова человек и мужчина, благословленный и обремененный тем же, что и остальные.

Муж бережно взял ее на руки и посадил на кровать. Они с ним разделяли спальню Меилы - ее девическая кровать была огромной, как у принцессы.

- Я теперь не смею прикасаться к тебе…

Меила тихо рассмеялась.

- Не довольно ли нам этого запрета? Иди сюда, - она протянула к Имхотепу руки. Несмотря на поселившуюся внутри уверенность в беременности, ее желание никуда не делось: даже возросло.

- Я знаю, ты будешь осторожен.

Имхотеп подчинился. Он любил ее очень чутко… он всегда сдерживался даже на любовном ложе, не позволяя себе грубости и неистовства, свойственных, по его словам, только солдатам или каменотесам. Однако Меиле все больше хотелось стонать под его ласками: и сегодня она даже закусывала руку, чтобы не делать этого громко.

Когда любовь кончилась, она ощущала себя сразу утомленной и переполненной.

Египтянка лежала, опустив голову на грудь Имхотепа, который обнимал ее одной рукой; глаза у нее закрывались, а с губ так и не сошла улыбка.

Она думала, что муж уже спит, - но неожиданно рука жреца прижала ее сильнее, и Имхотеп спросил: