Север помнит (СИ)

- Идем, друг мой, - тихо сказал он. – Обопрись об меня.

Сандор хотел было сказать, что ему не нужна никакая помощь, но это была бы наглая ложь. Поэтому снова, нетвердым шагом, как в тот раз, когда монах нашел его в погребе, они пошли по коридору.

- Тебя не посвятят в рыцари немедленно, - напомнил ему Старший Брат. – Кандидат в рыцари должен провести всенощное бдение в септе.

- Который сейчас час?

- Только что наступила полночь.

Сандор резко остановился, удивив Старшего Брата, и принялся раздеваться. Он снял панцирь, кольчугу, куртку, рубаху, сапоги и плотные штаны, и наконец остался лишь в нижней рубахе и бриджах. Каменный пол холодил босые ноги, темные немытые волосы свисали неопрятными прядями на впалые, небритые щеки – точнее, щеку, потому что ему не приходилось утруждать себя бритьем обгорелой половины лица. Сандор с вызовом посмотрел на Старшего Брата и издевательским жестом пригласил его идти дальше.

Наконец монах сдался. В пустых коридорах было тихо, как в могиле; после грохота битвы тишина казалась оглушительной. Старший Брат привел Сандора в маленькую часовню, в которой едва помещался алтарь и семь статуй богов.

- Да пребудут они с тобой, друг мой, - сказал он, отпуская руку Сандора. – Больше я ничего не могу для тебя сделать. Боюсь, что в этой жизни мы больше не встретимся. Прощай.

Сандор хотел было произнести в ответ какую-нибудь грубость, но не смог. Старший Брат ушел, занавесь тихо упала, и Сандор остался наедине с богами. Избитый, замерзший, голодный, измученный, сбитый с толку, глубоко несчастный. Вряд ли за ночь что-нибудь изменится.

Отец. Сандор возненавидел отца с тех самых пор, как сир Теодор стал лгать о том, что случилось с его лицом. Матерь. Он не помнил свою мать. Старица. Какую мудрость она может даровать ему? Кузнец. Бесполезный, как и все остальные. Разве изломанную душу Сандора можно починить? Лишь к двум богам он питал хоть какое-то уважение. Воин и…

Неведомый. Его старый друг. Его конь. Его вечный спутник.

И Дева.

У нее были глаза, как у Алиенор. А лицо – как у Сансы.

Сандор понял, что дрожит, и вовсе не от холода. Ногу жгло, в голове звенело; он медленно, неловко преклонил колени на холодном каменном полу. Зажег свечу, поставил ее в алькове Девы, защищая маленький огонек от наползающей тьмы. Склонил голову, чувствуя, как с тихим треском разбивается его сердце, и заплакал.

========== Зеленый принц ==========

Из низко нависшего черного неба сыпался снег; ветви чардрев, стеная, гнулись под шквальным ветром. Земля вся замерзла; изморозь проникла и под холм, так что даже глубоко под землей было холодно. Он сидел на троне из корней, по его жилам теперь тек алый сок чардрева, а крови почти не осталось. Он отчаянно пытался с помощью разума, чувств и души управлять ходом битвы. Сердце билось медленно-медленно, ведь он освободился от оков времени и своего смертного тела. И с очередным ударом, гулким, словно рокот боевого барабана, у него открылся третий глаз.

И тогда он с обреченной неизбежностью увидел Миру. Она была мертва, ее тело иссохло, словно охапка листьев. Ему захотелось плакать, кричать, подползти к ней и умолять, чтобы она проснулась, но он не мог. В последний миг, когда Красный Ворон превратился в дым, а древние заклятья разрушились и исчезли, так же как и лед Стены, она поцеловала его, так что он не сразу понял, что она погибла вместе с ними. Теперь он понял, как это произошло. Он увидел, как Дети Леса забирали бронзовым ножом ее кровь, создавая на этой крови новые заклятья, спасая его жизнь ценой ее жизни. Ему хотелось крикнуть, что они лгали, что они не сказали ему, что он не знал, но он с ужасом понял, что это неправда. Мира погибла.

Теперь он стал Трехглазой вороной. Он должен был ею стать. Против воли на него нахлынули видения. Он снова увидел Джона, вспомнил, как говорил с ним совсем недавно, перед тем как прозвучал Рог и настал конец света, как велел ему проснуться. Потом он почувствовал, как из-под земли выходят великаны, как горят Иные, а дальше – невыносимый хаос, обрушившийся на него, словно пылающие звезды, падающие с небес. Мира погибла.

Он в страхе сбежал из этого морока. А потом, словно из ниоткуда, появилась его сестра Санса, - она была далеко отсюда, под другим полым холмом, среди корней другого чардрева. Рядом с ней стояла мертвая женщина в капюшоне, а еще банда оборванных разбойников и высокий человек с обожженным лицом. Мира погибла. Он будто бы увидел своего брата Рикона, но уверенности в этом не было. Мира погибла. Его сестра Арья слишком далеко, чтобы можно было расслышать хотя бы эхо ее голоса. Мира погибла. Даже его волк Лето то появлялся, то исчезал, и разлука с ним была непривычна и тяжела, ведь он очень долго жил в душе Лета. Но Лето был волком Брана Старка. Для Трехглазой вороны он лишь одна шкура из многих.

Бран боролся с видениями, накрывающими его с головой, словно волны. Он уже не понимал, есть ли у него тело или разум, осталось ли от него хоть что-нибудь. Вскоре он почувствовал, что не может обуздать тысячи образов, лиц и голосов, и они вонзились в него, как холодные лезвия ножей. Мира погибла. Он должен был сделать что-нибудь, ведь нельзя оставлять ее здесь просто так, и тогда он призвал воронов. Он послал стаю на юг и увидел их глазами Сероводье. Увидел горящий замок и дымящиеся остовы строений среди черных болот. Услышал крик молодой женщины, приводящей в мир новую жизнь, увидел слепого ребенка без правой руки, еще одного сломанного мальчика, и в тот же миг узнал его. Робб Старк. Он теперь твой наследник, зеленый принц. Твой. Твой. Твой. Возьми его.

С тех пор как Бран пришел под холм, он и не вспоминал, что является наследником своего старшего брата, законным королем Севера. И только сейчас он понял, что это действительно так, - его право на Север гораздо более сильное, гораздо более потустороннее и вечное, чем просто корона из стали и бронзы. Он теперь Трехглазая ворона, повелитель Детей Леса и других древних существ, - и в то же время их раб. А этот мальчик по имени Робб, сын его брата и теперь его сын… может, он и слеп, но однажды он будет видеть лучше и дальше любого смертного. Все, что мне нужно сделать, - привести его сюда и лишить всего, что ему дорого. Бран уже целую вечность не видел Ходора. Лето исчез. Жойен погиб. Мира погибла.

Бран заплакал. Соленые слезы сползали по холодным щекам и исчезали в иссохшем клубке корней; при этом последнем проявлении человеческой слабости деревья еще сильнее сжали его. Он попытался сломать корни, но они обвились вокруг его запястий и завели руки ему за голову. И конечно, ноги по-прежнему сломаны; он-то думал, что наконец узнает, как починить их, но они остались такими же безжизненными и бесполезными, как и раньше. Красный Ворон сказал, что нельзя проникать в людей и заимствовать их тела, но Красный Ворон мертв, и теперь он устанавливает правила, никто не сможет помешать ему…

Брана захлестнуло горячее, сумасшедшее, приятное чувство собственной мощи, стирающее все то, что делало его самим собой. Каждая шкура, каждая тайна, каждая истина мира, заключенная в памяти безмолвных наблюдателей-чардрев, теперь принадлежит ему. Теперь он может по собственному желанию сдирать шкуры, разоблачать тайны, познавать истины, воздавать милосердие или отмщение…

Что-то сильно ударило его по лицу, и наваждение прошло. Проморгавшись, он увидел, что прямо перед ним стоит Листочек и глядит на него с выражением, которого он никогда раньше не видел. Бран взглянул в ее широко распахнутые золотистые глаза, дикие, шальные, почти что чудовищные, и все его иллюзии о том, что Дети Леса – это дружелюбные, загадочные духи, тут же испарились. Дети Леса – древний народ, как само время, они держатся за свое святилище, в то время как мир снаружи с каждым днем становится все мрачнее и холоднее. Они не потерпят здесь безумцев или дураков. Они выбрали его, привели его сюда, убили всех, кого он любил. А теперь…

Бран съежился.

- Простите меня! – прошептал он. – Простите, я больше не буду… нет, пожалуйста, не надо…