Север помнит (СИ)

Санса опрометью бросилась прочь.

Она бежала со всех ног, путаясь в подоле. Спотыкаясь, девушка поднималась вверх по ступенькам и, оступившись, так сильно стукнулась голенью, что от боли едва не потеряла сознание. Опершись обеими руками о холодный камень, она заставила себя встать и бежать дальше, вверх, вверх и вверх, не осмеливаясь взглянуть через плечо, чтобы понять, насколько он близко. Кровь шумела в ушах, а внутренний голос кричал: «Быстрее, быстрее, еще быстрее!». Волчица в лесах, вкус сырого мяса. Она – Старк. Дочь лорда Эддарда и леди Кейтилин. Он предал их, предал их обоих. В боку закололо. Санса поняла, что не может больше бежать. Но она должна, другого выхода нет.

Она вырвалась на воздух и побежала по двору, крича: «Нет! Нет! Нет!» Волосы растрепались, белое платье было в грязи. Она петляла и уворачивалась, слыша за собой шаги, но не знала, кто именно бежит за ней. Славная говорящая пташка в клетке.

- НЕТ!

Она почти добежала, но укрытия не было. Это конец. Санса подвернула лодыжку, с плачем рухнула на камни, но все равно ползла на четвереньках, словно загнанный зверь. В ушах гремел монотонный рев, все глубже и глубже проникая в нее, наполняя ее холодным ужасом. Нет. Нет. Нет.

Над ней нависли ворота замка. Ей не скрыться. Нигде. Никак.

И вдруг ворота с треском распахнулись.

Комментарий к Санса

По-моему, автор крут :) Очень живописная глава получилась.

========== Сандор ==========

От звона долбаных колоколов голова раскалывалась на части. Впрочем, он сам в этом виноват. После того как он узнал, что ему придется стать сраным рыцарем, чтобы сразиться с этим богомерзким трижды проклятым злоебучим куском дерьма – со своим бессмертным братцем, Сандор совершил единственный здравый поступок, который только можно совершить, услышав такую новость, - упился вусмерть. Надо сказать, ужраться в зюзю в Великой Септе Бейелора – не простое дело, потому что из выпивки там в наличии только освященное вино, и даже Сандору, закоренелому безбожнику, было как-то неловко стаскивать священную чашу с алтаря и осушать ее на виду у толпы возмущенных септ, хотя он и сам не мог сказать, что его смущало – богохульство или опасность быть заклеванным насмерть этими святошами. Впрочем, воробьи натаскали полные кладовые жратвы и выпивки, поэтому Сандор, предварительно наобещав Старшему Брату, что он, дескать, сделает все возможное, чтобы помочь Вере свершить правосудие, беспрепятственно проник в подвал, нашел в кладовой бочку с темной пенистой брагой и вышиб из нее пробку.

После этого он почти ничего не помнил. Пару раз он приходил в себя и сидел в темноте, сгорая от стыда, что так быстро сорвался и так сильно напился, - во время пребывания на Тихом Острове ему далеко не сразу позволили наливать себе кружку эля за ужином. Но козье молоко – хреновая замена выпивке, так что Сандор принимался думать о том, какой славный вкус у этой браги, а еще о том, что теперь он наконец-то вольный человек, живет сам по себе, и пусть кто-нибудь попробует указывать ему, что делать.

От этих мыслей он довольно быстро вернулся к бочке, и его охватило чувство свободы, как будто он возвратился домой к своему единственному другу. Да, он подвел человека, который самоотверженно спас ему жизнь, да, он потерял пташку навсегда, и к тому же ему придется принять рыцарство, хотя всю свою жизнь он презирал эту лицемерную гнилую муть. Но если в руке кружка, все это уже не важно.

Опьяненный хмелем и жалостью к себе, Сандор наконец вырубился в углу. Через некоторое время его нашел Старший Брат; Сандор, словно в бреду, видел, как монах с гневом и скорбью смотрит на него сверху вниз. Но вместо того, чтобы прочесть нравоучение, Старший Брат положил руку Сандора себе на плечо и неловкими, нетвердыми шажками, совсем как тогда, когда Сандор заново учился ходить после ранения, повел его в келью.

Колокола все звонили и звонили – просто проклятье какое-то. Сначала Сандор предположил, что Эйегон Таргариен уже вышагивает по улице Сестер и оттого весь этот блядский шум, но потом понял, что это не так, - если ты застрял в городе, который ожидает атаки, от колоколов никуда не денешься. Пока они звонят, горожане знают, какой нынче час, а еще что Вера сильна и охраняет их покой. Правда, есть один серьезный недостаток – спать от этого звона никто не может. Не иначе так специально задумано, чтобы превратить всех в Иных, тогда этот щенок-самозванец уж точно обосрется – если, конечно, он возьмет жопу в руки и наконец решится напасть.

Неделя, прошедшая после триумфального возвращения Сандора в столицу, не изобиловала радостными событиями. Он вынужден был засесть в Великой Септе Бейелора – о том, чтобы пройтись по старым местам, не могло быть и речи, ведь он мог попасться на глаза кому не следует, - и за эти семь дней на его голову обрушилось столько напыщенной религиозной болтовни, сколько он не слышал за месяцы, проведенные на Тихом острове. Пару раз, еще до того, как узнал о воскрешении Грегора, Сандор занимал себя мыслью о том, чтобы и вправду стать бурым братом. Видно, от недостатка спиртного у него помутилось в голове, но тогда ему казалось, что Вера – это и впрямь неплохо. Но здесь, в окружении воинствующих болтунов, которые из кожи вон лезут, лишь бы доказать друг другу, как они пострадали за Веру, это побуждение увяло на корню. Сандору хотелось, чтобы Эйегон уже добрался сюда, поубивал этих святош и тем самым избавил его от мучений.

Однако этой ночью колокола стихли, впервые за неделю, если не считать неприятного эпизода, когда Честные Бедняки и Сыны Воина взялись за оружие, чтобы разогнать толпу оборванцев, убежденных (и вполне справедливо), что в мраморных залах и кельях Великой Септы есть еда, укрытие, деньги и прочие радости жизни. Говорят, что в божьем доме привечают всех, но Честным Беднякам пришлось прирезать несколько дюжин мятежников, прежде чем остальные поняли, что им здесь не рады. Несколько трупов все еще лежали на ступенях септы. Остальных утащили прочь – может, родные их похоронят, а может, они окажутся в котле какой-нибудь харчевни в Блошином Конце и помогут своим соседям продержаться еще несколько дней. Сандору не хотелось думать об этом.

Разумеется, по встревоженному, отчаявшемуся городу тут же поползли дикие слухи, что мятежники изнасиловали всех септ и послушниц, поддерживающих огонь маяка, что Его Воробейшество способен силой молитвы убить человека (ну, это не так далеко от истины, подумал Сандор), что Эйегон уже в городе и ждет удобного момента, чтобы свергнуть Ланнистеров, и хрен знает что еще. Конечно, все это вранье, хотя те, кто был в курсе дела, не могли поздравить себя с успехом. Но теперь…

Сандор с трудом поднялся. Убедившись, что это мгновение благословенной тишины не возвещает о возвращении народных мстителей, – стояла холодная, туманная ночь, и даже крысы попрятались по норам, - он снова украдкой наведался в погреб. Всего глоточек, пообещал он себе. Просто чтобы стереть позор прошлого провала, снять напряжение и успокоить нервы. Ни один разумный человек не станет заниматься такой херней на трезвую голову, а Сандор знал, что в трезвом виде он не так уж хорош. Трезвый человек слишком много думает, слишком боится смерти, и Сандор не собирался встречаться с Грегором или Эйегоном, кто там из этих ублюдков хочет огрести первым, не промочив горла.

Один глоток быстро превратился в несколько, и скоро кружка опустела. Вот почему Сандор не сразу заметил, что колокола снова зазвонили; погреб находился глубоко под землей, и сюда доносилось лишь отдаленное эхо, блуждающее по коридорам. Зато он услышал шаги и крики, и ему стало ясно, что если что-то происходит, будет крайне глупо упиться и все просрать. Сандор задумчиво посмотрел на кружку и внезапно с яростью ее отшвырнул. По полу разлетелись глиняные черепки, по тростнику растеклась лужа темного эля.

Ни на что не обращая внимания, Сандор, чуть прихрамывая, пошел вверх по ступеням. По крайней мере, выпивка хорошо подействовала на его ногу, - боли почти не чувствовалось. Он зашел в свою келью, чтобы забрать меч, - после долгих пререканий ему удалось выцарапать его у Сынов Воина, которые считали, что только они здесь могут носить оружие. Однако Сандор не собирался ввязываться в их долбаную войну с деревянным мечом, и плевать, сколько елея вылили на него сраные септоны.