Реабилитация (СИ)

Понимаю, что на время его пламенной речи перестала дышать. Вознесенский должно быть уже знает, значит, знают и мои родители и еще неизвестно какое огромное количество людей. Но зачем?

- Егор, зачем?

- Я не привык врать и скрываться. Это лишь мои чувства. Я так им и сказал, что они не взаимны.

Выдыхаю.

- Не мучь себя.

- Знаешь, почему я терплю всю эту боль?

В какой момент, парень своими вопросами начал загонять меня в тупик?

- Из – за хоккея.

- Нет, из – за тебя!

Звучит нелепо, парень на коньках с малых лет, а меня знает всего четыре месяца.

- Не веришь?

Я не обязана отвечать на его вопросы, и вообще делаю для него и так слишком многое, чтобы еще, и чувствовать себя неловко в его присутствии.

- Нет, не верю.

- Почему?

- Ты встанешь на коньки, Егор. Это я тебе обещаю. Но при этом ты будешь стараться выкинуть из головы этот год. И меня!

- То есть ты хочешь сказать, что я выкину из головы единственного человека, кто провозился со мной долгие месяцы, возвращая мечту?

- Да, ты меня правильно услышал.

Глава 20.

Быть как стебель и быть как сталь

в жизни, где мы так мало можем…

- Шоколадом лечить печаль,

И смеяться в лицо прохожим!

© Марина Цветаева.

Есть такие дни, которые не стоит даже и начинать. Плохо сваренный кофе, мятый больничный халат, забытый на дне пакета. Прибавить к этому плохие сны ночью и ранний подъем, и вот стою я напротив зеркала и злюсь. На себя, за то, что столь впечатлительной стала и неуравновешенной, пожалуй, слишком, на мир, который непозволительно рано решил меня сделать взрослой. Я не подписывала соглашений, не продавала душу действительности, и меня никто не предупреждал, что рано или поздно, мне грозит отравление реальностью.

Я провожу расческой по волосам, снизу вверх, раз за разом, они у меня черные и длинные легко наматываются на короткие зубцы щетки для волос. Такие волосы были у моего отца. Да, почему были, они и есть, просто отца у меня больше нет. А вот глаза, глаза они мамины. Красивые, миндалевидной формы, с густыми ресницами, закручивающимися до самых бровей. Мама всегда говорила, что вот выросту я и научусь пользоваться этой самой красотой, а я, не оправдав ее надежд, так и не научилась.

- С добрым утром.

Издевательски прошептали мои полные губы в отражении.

Еще один день, как день сурка. Встать, умыться, почистить зубы, облачиться в белую униформу, уделить время Егору, заполнению отчетных бумаг, перекусить в перерывах и прийти под вечер без ног, упасть и заснуть бессильным сном.

- А доброе ли?

Переспрашиваю себя же.

У каждого бывает такое утро, раз, ну два в год? У кого – то каждый месяц. Плохо, если так начинается каждый ваш день.

Как у меня….

Улыбаюсь. Я так привыкла, всегда быть в приподнятом расположении духа, всегда сильной и уверенной.

Всегда первой во всем.

Меня так приучили. Грубо говоря, заставили поверить в то, что надень ты подобную маску и сама в то поверишь.

- Доброе утро, Виктория Юрьевна.

Оля лучезарно мне улыбалась из – за стойки поста. В руках девушки большой букет белых роз. Такие цветы мне всегда дарит лишь один человек, это во вкусе Александра Корсакова.

- Доброе, Оль. Какие красивые цветы.

Ложь. Я не любила срезанных цветов, а особенно то, как медленно они увядали в вазе. Я не могла простить жизни, даже такую маленькую сиюминутную смерть.

- Это от Саши.

Саши? Внутренне кривлюсь от ее слов. Алекс ненавидел это имя, и так я могла называть его лишь в пылу гнева. А эта девушка, вот так просто, обыденно. Или не просто?

- Ой, то есть от Александра.

Поняла свою оплошность, медсестричка.

Я смеюсь ей в ответ, девушка, что и не говори, мне нравится. Только вот у Алекса, это не всерьез. Много я знала таких, с которыми он поиграл и бросил. А жаль, многие из них на мой взгляд, ему подходили.

- Чуть не забыла, вас девушка дожидается с самого утра.

- Девушка?

Кто может ждать меня в восемь утра в больнице, подруг у меня нет, чтобы те приехали ко мне из дома.

- Что за девушка?

- А она не представилась. Просто спросила, где найти доктора Волкову, а я сказала, чтобы подождала вас у ординаторской.

Не придаю этому значения, хотя в душу закрадывается червь сомнения, после последней стычки с родственниками пациента, мое пребывание здесь не кажется таким уж беспечным.

И я была права, теперь стоя напротив ожидавшей меня девушки и глядя в ее голубовато – зеленые злые глаза, я вся внутренне даже подобралась.

Не гляди в глаза бешеной собаки, всегда учили меня глупую, а отец однажды сказал – смотри, только доказав ей свое превосходство сможешь победить.

- Здравствуйте.

Девушка делает шаг ко мне на встречу, и я хочу отступить, но сдерживаюсь.

- Здравствуйте.

Наши голоса так не похожи. Ее громкий и дерзкий, как металл по стеклу. Девушка не промах, пытается перехватить инициативу в свои руки с самых первых нот.

Мой же напротив, всегда был грудным и спокойным. Им, как и многим в себе, я лечила. Вводила в транс. Слова моей речи перетекали тягуче, без зияющих ран в предложениях. Голос я не повышала никогда, это было ниже моего достоинства. Крик – это бессильная ярость, вырывающаяся из твоей души, а я умела управлять гневом.

- Марина.

Девушка протягивает мне руку.

Я пожимаю ладонь, каждую секунду опасаясь того, что меня ждет подвох с ее стороны. Та самая Марина Касаткина, значит. Алекс охарактеризовал ее очень правильно – симпатичная стерва. Я хорошо знала такой тип людей, они ни перед чем не остановятся, для достижения своих целей. У меня была подруга в жизни, всего одна. Так похожая на эту Марину и она не пережила того, что доктор Корсаков обратил внимание не на нее красавицу, а на меня зубрилу. Она страшно подставила меня, написав донос о том, что я сплю с преподавателем, и мне за это завышают оценки. В те времена я ощущала себя, как грязью облитой, сгорая от унижения и стыда. А Алекс просто и без возражений добился ее перевода в другой институт и ни словом, ни делом не дал понять окружающим, что относится ко мне больше, чем как своему удачному проекту. За что я благодарна ему и по сей день.

- Волкова Виктория Юрьевна

Она прыснула в сжатый кулак. Попыталась меня принизить, а зря. Такие выпады, я уже умела блокировать очень много лет.

- Ты что - то хотела?

Я демонстративно взглянула на часы, маленькие золотые стрелочки неуклонно спешили вперед, мне действительно было пора уходить.

- Да, хотела.

И замолкает, она ждет, когда же иссякнет мое терпение, но к горю этой девушки, оно безгранично. Мы смотрим друг другу в глаза. Она ниже ростом, но по позе более раскрепощена. Красивое платье, длинные ноги. На мой взгляд, чересчур много косметики на лице. Самую малость, но все же становится неловко в своем обыденном белом костюме и резинкой в собранных волосах.

Не выделяться, одно из правил врачебной этики. Когда умираешь, не совсем хочется видеть разукрашенных девиц с алыми ногтями, касающимися ваших болезненных и таких уязвимых мест.

Но в этом и было мое главное превосходство, я всегда точно знала, что цепляю собеседника не голыми икрами и низким вырезом, а тем, что натренировано годами в моей черепной коробке.

- Вы врач Егора Щукина?

Она как боксер кружит по рингу и ищет, куда нанести удар.

- Да.

Мне вдруг становится все равно. На нее, на Егора, на их детские разборки, как в игровой песочнице. Я давно вышла из возраста этих интриг, да признаться, никогда в него и не вступала по жизни.

- Вы в курсе, что он бросил меня из – за вас?

Фу! Какой же это дурной тон, вот так приходить с разборками к якобы новой девушке своего благоверного.

Молчу. На это мне нечего сказать, сложно представить Егора и эту Марину вместе. Я была о нем лучшего мнения, или же девушка, как и я, всегда носила при нем маску. Ох, и не везет тебе хоккеист в любви!