Реабилитация (СИ)

Для меня это заявление было глупым, до дрожи. Как можно излечить с помощью того, чего и вовсе нет?!

Человек склонен ошибаться.

Может это материнский инстинкт, в конце концов? Ведь единственными долгими отношениями в моей жизни были отношения с Корсаковым, и чувства в них совсем не походили на те, что сейчас орут в моей груди.

- Вика?

Егор просыпается, подталкиваемый скорее каким – то своим внутренним чувством, ведь я сижу тихо, как мышка.

- Ты что?

Парень приподнимается на локтях и проводит рукой по моим волосам, в месте травмы. Это странно, но боли я не чувствую.

- Ты как?

Слегка отстраняюсь.

- Все в порядке.

- Я чертовски перепугался. И не мог ничего сделать! Ничего!

Я понимала его негодование, ощущать себя немощным, действительно отвратительное чувство. Тем более для мужчины.

- Так случается Егор. Порой мы действительно не в силах ничего сделать.

- Они ударили тебя!

Парень сквозь сжатые зубы процедил слова и впился в меня долгим взглядом.

- Просто ударили! Ни за что!

Странно осознавать, что есть в этом мире люди, для которых такое поведение дикость. На мой взгляд, так мир уже давно привык к насилию.

- Они потеряли мужа и сына, - в оправдание выдала я.

- И что? Ты пыталась помочь.

Вздыхаю, все же Егор действительно мал, понимать такие вещи. Некоторый опыт, возможно, получить лишь с течением времени.

- Но не помогла, Егор. Им нужно переложить на кого – то ответственность.

- Чушь!

Он злился. Нелегко впервые осознавать, что черное, это не всегда противоположность белому.

- Егор, ты давай спи.

Вырывается, пытаюсь инстинктивно встать с кровати.

- Не указывай мне!

- Егор не веди себя как ребенок.

Слова слетают с губ быстрее, чем я успеваю сообразить, к чему это может привести.

- Тогда какого черта, ты забыла в палате инвалида – подростка? А? Может, закончим играть в кошки мышки и наконец, ты объяснишь, что чувствуешь на самом деле?

Слетаю с кровати как ошпаренная. Тело жжет, мысли путаются. Мне вмиг становится нечем дышать. Не привыкла я к тому, что кто – то может противостоять мне.

- Чувствах?

По-вороньи каркаю я, ужасаясь своего голоса.

- Иди к черту!

Орет на меня парень, и я ужасно боюсь, что наша стычка перебудит весь этаж.

- Егор!

- Пошла вон отсюда!

- Не ори!

Я подлетаю и затыкаю его рот ладонью, но он отшвыривает мою руку прочь.

- Я сказал, иди к черту!

Рука чешется дать ему пощечину, но я сдерживаю себя. Это было бы уже слишком.

- Егор не будь глупцом, пожалуйста!

Сверлит меня гневным взглядом, но я вижу, как опускаются его плечи. Вспышка ярости прошла, и теперь он, как и я, мало понимает, что мы тут устроили. И это просто чудо, что в палату еще ни кто не прорвался на наши крики.

- Перебор.

Выдыхаем мы оба.

- Да, уж,- шепчу я одними губами и вновь сажусь на кровать.

- Извини.

Перевожу на него задумчивый взгляд. Не стоит, извиняться. Но все же приятно осознавать, что злился он не на меня, а на ситуацию, в целом.

- Принято.

Мы смеемся, напоминая в данный момент двух сумасшедших в стенах психиатрической лечебницы. Только так можно объяснить крики и смех. Только так можно объяснить, почему в три ночи двое не совсем взрослых людей выясняют суть не совсем взрослых отношений. Которых и быть то не должно.

- Вопрос, тем не менее, не снимается.

Выдыхаю.

- Знаю.

Глава 18.

Если ты врач, то тебе не просто завести друзей, потому что, ты всё время видишь, как тонка грань, между жизнью и смертью. Может быть потому что, мы каждый день смотрим в лицо смерти. Мы понимаем, что жизнь, каждая её минута даётся нам взаймы, а люди, которых мы позволяем себе любить рано или поздно дойдут до конца своего пути. Поэтому некоторые врачи вовсе не хотят заводить друзей. А мы, все остальные делаем свою работу, чтобы отодвинуть этот конец. Отодвинуть его, как можно дальше.

Grey’s Anatomy

Вы знаете, что такое Сизифов труд? Сизиф - в древнегреческой мифологии строитель и царь Коринфа, после смерти приговорённый богами вкатывать на гору, расположенную в Тартаре, тяжёлый камень, который, едва достигнув вершины, раз за разом скатывался вниз. Вот так и лечение Егора, медленно, но все же шло в гору, оставалось лишь тешить надежду на то, что потом мы не скатимся под гору.

Середина октября, парню уже дали разрешение вставать с опорой на костыли, и наши тренировки стали еще жестче и продолжительнее. Егору так же разрешено посещение родственниками, и я была рада видеть его мать и младшего брата. Дима показался мне очень приятным и скромным парнем. По выходным, когда у меня было свободное время, Щукина навещали и друзья по команде, но я не вмешивалась в эти его личные дела. Даже приезд Марины не выбил меня из колеи, после того скандального случая, я установила дистанцию в нашем общении и не собиралась ее нарушать.

Корсаков с головой ушел в работу, здесь для талантливого врача открывались отличные перспективы, и я жутко радовалась за него. Не было человека в мире, более достойного, чем мой сердечный друг Саша.

А я…. А что я?

Я монотонно переворачивала листы календаря и вела подробные записи дневников своих тренировок. Мне предстояло решить, что именно для меня важно, и я сошлась на мысли, что мне стоит закончить этот «проект», а уже потом, думать о своей личной жизни.

Ухаживания Соколова, сошли, на нет, здесь клин клином вышибло. Корсаков подсиживал того, на месте заведующего отделением и Игорь Дмитриевич трусливо поджал хвост. Сам Алекс, давал мне время на раздумья, столько, сколько мне его было нужно. Мне было стыдно, за свою позицию страуса, но на другую у меня сейчас попросту не было сил.

- Вика.

Бумаги веером разлетаясь, выпадают из моих рук.

- Напугал?

Александр поднимает белые листы и придирчиво оглядывает мои босые ступни.

- О чем задумалась, маленькая?

Он так и остался сидеть на корточках у моей кровати в комнате.

- Да ни о чем, и обо всем, одновременно.

Попыталась исказить его театральный тон.

- А ты все бьешься в закрытые двери?

Мужчины не должны так витиевато выражаться, даже моего пятибалльного мозга, иногда мало на то, чтобы понять его.

- О чем ты?

- Да, я вот все думаю, - театральным жестом приваливается к моим коленям, сев по-турецки, - долго ты хоронить себя будешь?

Пинаю его в спину и откатываюсь на дальний угол кровати. Каждое его слово, могло вывести меня из себя мгновенно. Ну как можно быть таким идиотом?

- Я не хороню себя! Я работаю!

- Вижу, - откладывает в сторону листы моих дневников, - я, кстати, в отличие от тебя познакомился с Мариной Касаткиной.

Едкая горечь скапливается у меня во рту, но я отлично умею себя контролировать, поэтому лишь вежливо спрашиваю, и как ему представительница прекрасного пола?

- Довольно привлекательна.

- Значит, красивая?

- Я этого не сказал, - погрозил он мне пальцем, - она стерва, это видно невооруженным глазом, а еще Егор Щукин для нее принципиальная цель, и она от своего не отступиться.

- Зачем ты мне об этом рассказываешь?

- А тебе не интересно?

- Алекс!

Вздыхает, возводя глаза к потолку.

- Я не хочу, чтобы ты страдала, маленькая. А этот парень, заставит тебя страдать, так или иначе. Останься он хромым, в чем лично я уверен, ты будешь корить себя за профессиональную несостоятельность, а встань он на лед, ты станешь частью его воспоминаний, причем не самых приятных.

Не в бровь, а в глаз.

- Алекс, вот я все диву дивлюсь, как с таким языком, ты дожил до стольких лет?

- Волкова, ты ведь дожила до двадцати шести?!

- Пяти!

Машинально поправила я.

- Вик, не решение проблемы сидеть в четырех стенах и избегать его и его родственников.

Может это и есть высший коэффициент любви, когда вот так, как Корсаков, налаживаешь жизнь женщины, в которую влюблен, пусть даже с другим парнем? Либо я слепа и он корыстен, либо мне стоит протирать иногда его нимб.